Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
– Только уж вы его поберегите! Уж пожалуйста! Ведь он у нас совсем новенький - ни одного пятнышка!
Марфа Петровна, веселая, спешила домой. Ну вот, теперь и царю Петру в люди показаться не стыдно!
ХРУСТАЛЬНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
Смотреть "Арапа" собралась почти вся деревня. Даже с того берега, из-за Катуни, кое-кто прибыл. Это ничего, что день прошел на пашне, что руки еще не отдохнули от плуга, от ведер на поливке огородов, от топоров и пил на постройке колхозного двора. Школьные спектакли всегда были как праздники.
Костя целый день возил навоз. И руки у него дрожали от усталости, когда он за кулисами надевал свой роскошный, с загнутыми полами мундир.
– Что это - кур воровал, что ли?
– засмеялась Ольга Наева, помогая ему одеваться.
– Ишь как руки трясутся!
Костя улыбнулся:
– Не кур воровал, а навоз нарывал.
– Это кто тут про навоз толкует?
– раздался строгий голос Марфы Петровны.
– Про всякий навоз сейчас надо забыть. Помни только: ты царь Петр! Слышишь? И мысли у тебя должны быть царские, и слова, и походка... И никакой навоз ты сегодня не нарывал, ты сегодня указы писал, боярам бороды брил, иноземных послов принимал. А потом задумал Ибрагима женить. Понял? Ну-ка, побравее, расправь плечи!.. Хорош!.. Дай-ка я тебе еще брови получше подчерню.
Костя, стараясь ступать потверже и голову держать повыше, подошел к зеркалу... и слегка отшатнулся: незнакомый человек с черными бровями и черными усами глянул на него.
– Глядите, глядите!
– приглушая неудержимый смех, еле вымолвила Настенька.
– Кандыков сам себя испугался!
– Тише!
– сказала Марфа Петровна.
– Даю звонок! Начинаем!
Прозвенел третий звонок, прошуршал занавес. Стало тихо-тихо, и среди тишины донесся со сцены голос Манжина-Арапа, произносившего свой задумчивый монолог...
Спектакль развертывался пестро, красочно, неожиданно. По сцене ходили люди в диковинных нарядах, с серебряными пуговицами (серебро - бумажки от конфет), в коротких штанах, в завитых париках, посыпанных тальком. Звучали благородные речи "Ибрагима" и властный голос "Петра" Большая и совсем неведомая жизнь проходила перед глазами удивленных зрителей.
А когда открылась ассамблея, то в зале пронесся приглушенный возглас. Вдруг все захлопали. Что-то удивительное происходило на сцене, что-то веселое, пестрое!
Шкиперские жены в полосатых чулках, в красных юбках и белых чепцах сидели в углу и вязали чулки. Их мужья, неуклюжие голландцы, курили трубки и пили пиво.
И чудо из чудес!
– с потолка спускалась круглая люстра с белыми свечками, вся перевитая гирляндами из мелких цветов.
Одна за другой вышли в плавном танце под музыку (баян и гитара) придворные дамы и кавалеры. Прически, локоны, украшенные цветами, кринолины, сверкающие галуны (елочная золотая и серебряная канитель)...
– Это кто же?
– шептались в зале.
– Вот та, во всем голубом? Королькова? Нет!.. А невеста, невеста! В белых цветах! Неужели Майка Вилисова?.. А Чечек-то, Чечек! Посмотрите - так вся и сверкает!..
Чечек танцевала, еле касаясь пола. Розовые оборки развевались, на голове покачивались красные цветы. Но что-то неверное было в ее танце: она все сбивалась в угол, подальше от "Петра", который сидел за столиком.
– На середину!.. На середину!..
– шипела из-за кулис Марфа Петровна.
– Не жмись в угол!..
Чечек услышала этот голос. Она весело вышла на середину, но, встретив пристальный и гневный взгляд "Петра", снова сбилась и ушла в танце подальше от него - на другой конец сцены. А "Петр", позабыв, что он должен разговаривать с гостями, сдвинув брови, следил за Чечек: "Откуда у нее ожерелье? Откуда? Неужели..."
Чечек кончила танец, постояла у стены, закрывшись бумажным веером, и вдруг тихонько юркнула за кулисы. "Петр" встал и, крупно шагая через всю сцену, устремился за ней. Произошло замешательство. Все переглядывались: "Куда же он?"
Все спас "Ибрагим".
– Ваше величество!
– сказал он, взяв "Петра" под руку, и незаметно ткнул его кулаком в спину.
– Куда же вы? Мы еще не кончили наш приятный разговор!
Костя еле доиграл сцену. Он улыбался "Ибрагиму", шутил с его "невестой", пил пиво, а сам нетерпеливо поглядывал: не вернулась ли Чечек? И, как только закрылся занавес, "Петр" растолкал своих гостей и бросился за кулисы.
Чечек и здесь не было. Костя, гулко топая большими сапогами, пробежал в класс. Чечек стояла у окна, возле высокого аспарагуса, и задумчиво смотрела куда-то во тьму. Одинокая лампа освещала ее - маленькую княжну в розовом кринолине, в цветах и оборках, с бриллиантовым ожерельем на шее. Услышав Костины шаги, она испуганно обернулась.
– Это что у тебя за ожерелье? А ну-ка, покажи!
– сказал Костя, сверкая глазами из-под черных намазанных бровей.
Чечек обеими руками закрыла ожерелье:
– А тебе какое дело? Вот ишо!
– Ты где его взяла?
– А тебе что? Может, мне бабушка дала!
– Бабушка? Не выдумывай! Отними руки!
– Да, бабушка!.. А вот не отниму! Не отниму руки!..
Костя решительно схватил руки Чечек и отвел от ее шеи. Чечек рванулась - большой горшок с аспарагусом с грохотом упал на пол, и алмазы, сразу потускневшие от теплоты рук, посыпались под ноги, застревая в крахмальных оборках...
– Ой, весь горшок в куски!
– всплеснула руками Чечек.
Но Косте было не до горшка. Он поднял одну из алмазных зерен маленькую, тающую в руках градинку.
– Так и есть - мои кристаллы схватила! Эх, была бы ты парень... Костя сжал кулак.
Чечек, шурша оборками, отбежала к двери:
– О, уж кристаллы твои! Чуть-чуть поблестели и все растаяли! Смотри, смотри - ты их сам все растопочил!
Дверь тихонько приотворилась, и Чечек сразу замолкла: в класс вошел Анатолий Яковлевич.