Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы
Шрифт:
Когорта — подразделение римской армии, включавшее по меньшей мере несколько сотен солдат; не совсем легко представить себе целую когорту, набившуюся во двор и столпившуюся вокруг своей жертвы.
15:17 И накидывают на Него пурпурный плащ; и сплетя венок из терния, надевают на Него. Пурпурный военный плащ был знаком отличия римского всадника (и постольку был под рукой), но вызывал также естественную ассоциацию с императорским пурпуром. Венок из терния — не только причиняющее боль и притом некрасивое «украшение» как орудие злой насмешки, но, весьма вероятно, пародия на венец с расходящимися лучами, в эллинистической художественной традиции украшавший статуи Гелиоса и других божеств, а в эпоху римской империи присваивавшийся и статуям цезарей.
15:18 Привет Тебе, о Царь Иудейский! Глумливое разыгрывание поклонения персоне, представляющей монарха евреев — одна из возможностей для игрового проявления антисемитского аффекта в греко-римском мире. Несколькими годами позднее описываемых
15:19 Преклоняя перед ним колена — возможно, латинизм (ср. выражение genua роnеrе); см. BAGD s. . 11 ba; С. F. D. Moule, An Idiom-Book of New Testament Greek, Cambridge UP, 1963, p. 192. Сходное, но все же иное выражение, встречающееся у Еврипида (Тго. 1307) достаточно своеобразно и едва ли может характеризовать лексический узус расхожего греческого языка, тем более в фазе койнэ.
15:21 Упоминание Александра и Руфа интонационно предполагает, что это были лица, хорошо известные непосредственным адресатам Мк. Руф упоминается как член римской христианской общины Рим 16:13; впрочем, имя «Руф» (как и «Александр») было довольно распространенным.
15:22 Голгофа, а в переводе Лобное Место. Словосочетание , которым передается семитский топоним Golgotha или Gu[l]galtha, означает, собственно, «место черепа»; судя по всему, топоним этот (как и наше «Лобное Место») имел в виду первоначально не указание на совершение казней, а круглящуюся форму холма.
15:23 Смесь вина со смирной — одуряющий напиток, похожий на тот, который еврейские женщины по свидетельству Вавилонского Талмуда из милосердия предлагали казнимым: «тому, кто идет на казнь, дают долю ладана в сосуде с вином, чтобы отнять у него сознание» (ВТ Sanh. 43. а). Этот каритативный обычай основывался на {стр. 297} словах Прит 31:6–7: «Дайте сикеру погибающему, и вино огорченному душою; пусть он выпьет и забудет беду свою, и не вспомнит больше о своем страдании». Отказ пить этот напиток со стороны Христа — выражение готовности принять все мучения в совершенно трезвенном, бодрственном, сознательном состоянии ума и тела, соответствующее по смыслу велению, которое выше Христос дает ученикам в Гефсимании: «Бодрствуйте!» (14:34, 38). Выбор против этой чаши означает выбор в пользу той «чаши», о которой говорится в 14:36. — Мт 27:34 в этом же контексте упоминает смесь вина с желчью, что может восходить к сходству для уха арамейского слова [мура], означающего мирру, и еврейского слова [мерора], означающего желчь, и одновременно подразумевать отсылку к Пс. 68/69:22, где речь идет о страданиях праведника: «И дали мне в пищу желчь». В святоотеческой экзегезе встречаются также указания на вкусовое сходство горькой мирры с желчью (Cyrill. Cat. XIII, 29: ).
15:25 Час третий. В соответствии с обыкновением отсчитывать время по солнечным часам от восхода солнца имеется в виду примерно наш девятый час. Эти слова Мк находятся в противоречии с Ио 19:14, где речь идет о часе шестом, т. е. нашем двенадцатом часе. Традиционная экзегеза, начиная со святоотеческих времен, отдавала предпочтение версии Ио как более согласной с обилием событий между вторым совещанием Синедриона ранним утром (15:1) и моментом распятия. Бл. Иероним думал о возможности порчи текста в одной единственной букве, исполнявшей функцию цифры ( вместо ).
15:27 Одного по правую руку от Него, другого по левую. По-видимому, распинатели имеют в виду ироническое обыгрывание царского достоинства Христа как государя разбойников и/или мятежников (ср. выше к 14:48).
15:32 Пусть Христос, Царь Израиля, сойдет ныне с креста. В последний раз, уже в качестве насмешки, звучит все то же искушение призраком победительно-царственного мессианства.
{стр. 298}
15:33 Час шестой. См. выше к 15:25.
До часа девятого. Примерно до третьего часа пополудни.
15:34 Возопил Иисус громким голосом. В контексте молитвенных обыкновений еврейской традиции это можно понять не столько как спонтанный вскрик или громкий стон замученного, сколько как ритуальный возглас, с которого начинается молитва. Ср., например, Неем 9:4: «И стали
Элои, элои, лема сабахтани — уже св. Юстин Мученик († 165), раннехристианский автор хотя и языческого, однако палестинского происхождения, притом в диалоге, в котором его оппонентом выступает иудей и где в связи с этим много и со знанием дела обсуждается ветхозаветная топика, высказал предположение, что первые слова псалма 21/22 названы здесь как pars pro toto вместо всего псалма (dial. с. Tryph. Iud. 98–99). По-видимому, чтение Христом на кресте псалма 21/22 в полном объеме имеется в виду и в Евр 2:11–12: «…Он не стыдится называть их [учеников] братьями, говоря: "возвещу имя Твое братиям Моим, посреди церкви воспою Тебя"; здесь в уста Сына Божия вложены слова 23-го стиха именно этого псалма. Что касается специфической формы, в которой эти слова предстают у Мк в отличие от Мт, различие связано с тем, что если Мт воспроизводит Таргум Пс 22:2, в котором имя Божие остается в еврейской форме и только следующие слова переведены на арамейский, у Мк весь стих звучит по-арамейски. Расслышать по ошибке «Боже мой» как имя «Илия» (см. ниже 15:35) легче при том звучании ([эли]), которое дается у Мт (и в некоторых рукописях Мк). — Э. Штауфер обратил {стр. 299} внимание на роль, которую играет чтение именно псалма 22 в талмудическо-мидрашистской переработке легенды об Эсфири, предложив связать это с раннеиудейской полемикой против Иисуса. В самом деле, если Иисус произносит этот псалом или какую-то его часть, но остается на кресте и умирает, то в виде контраста с этим подчеркивается: «Когда Эсфирь громким голосом воззвала: "Боже мой, Боже мой, зачем Ты меня оставил?" — она сейчас же была услышана» (специально «громким голосом» звучит как прямая отсылка к тому, что рассказывается у Мк и Мт о Христе!); см. Teh. r. к Пс 22; Esther r. 4, 15/7; Joma 29. а; Meg 15 a/b. Предполагается подтекст: когда праведная израильтянка громким голосом произносит священные слова, ее победа над врагами Израиля обеспечена, и враги эти гибнут на крестах; напротив, когда Иешу га-Ноцри распят на кресте, тот же самый возглас не может принести помощи. См. Е. Stauffer, Jesus. Gestalt und Geschichte, S. 106–107.
15:35 Илию зовет. См. выше к 6:15. В контексте насмешки использован распространенный еврейский фольклорный мотив: например, в Вавилонском Талмуде рассказывается, как Элеазар бен Перата, которому угрожала казнь от руки римлян, т. е. та самая участь, которая здесь постигает Христа, был перенесен пришедшим ему на помощь пророком Илией на четыреста миль от места казни и таким образом спасен (Ned. 50. а).
15:36 Уксус. Автор Евангелия не мог не думать при этом слове об упомянутом выше описании страданий праведника в Пс 68/69:22. Первая половина стиха, говорящая о «желчи», должна вспоминаться выше, в связи с Мк 15:23 (см. примечание к этому месту); вторая же его половина — «…И в жажде моей напоили меня уксусом». В мидраше к Руфь 2:14 уксус рассматривается как символ специально страданий Мессии (Rut rabba ad loc). Но негативные коннотации уксус имеет именно на уровне библейских аллюзий и библейской символики, не на уровне быта. Римские солдаты имели с собой не слишком концентрированный, не слишком едкий уксус, попросту кислое вино, которым сами утоляли жажду.
{стр. 300}
Что же, посмотрим, придет ли Илия спасать Его! При всей грубости эти слова выражают, по-видимому, не столько насмешку, так сказать, в чистом виде, сколько суеверное, не однозначно враждебное любопытство: как знать, может быть, мы еще и увидим какое-нибудь чудо, но для этого надо немного продлить жизнь необычного умирающего.
15:38 Завеса в Храме разодралась надвое. В Иерусалимском Храме было две завесы; имеется в виду, вероятно, завеса перед самой священной и сокровенной его частью (т. н. Святая Святых). С христианской точки зрения разодравшаяся завеса имеет тройной символический смысл: во-1-х, Храм, как человек, раздирает на себе одежды, оплакивая Христа; во-2-х, он скорбит о собственной обреченности (ср. Ioann. Chrysost. In Matthaeum 88, 2, PG LVIII, 826); в-3-х, тайны, прежде скрытые завесой от духовного взора человека, отныне открыты (ср. Евр 10:19–20: «…Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище […] путем новым и живым, который Он вновь открыл нам сквозь завесу, то есть плоть Свою, […] да приступаем с искренним сердцем»). Вавилонский (Joma 39. b) и Иерусалимский (Joma 43. с) Талмуд приводит слова рабби Йоханана бен Заккаи, согласно которым двери Храма сами собой открылись за 40 лет до падения Иерусалима (70 – 40 = 30), что точно совпадает с временем распятия Христа, чаще всего относимым исторической экзегезой именно к 30 г. Тогда же, согласно этой версии, сам собой погас западный светильник Храма. «…И сказал рабби Йоханан бен Заккаи: «Храм, зачем ты ужасаешь нас?..». К этому раскрытию дверей навстречу беде тот же талмудический текст относит слова Зах 11:1: «Открой, Ливан, ворота твои, и да пожрет огонь кедры твои».