Домик на окраине. В сторонеОт огней большого города.Все, что знать занадобилось мнеОтносительно тепла и холода,Снега, ветра, и дождя, и града,Шедших, дувших, бивших в этот век.Сложено за каменной оградойК сведенью и назиданью всех.В двери коренастые вхожу.Томы голенастые гляжу.Узнаю с дурацким изумленьем:В День Победы — дождик был!Дождик был? А я его — забыл.Узнаю с дурацким изумленьем,Что шестнадцатого октября [22]Сорок первого, плохого годаБыли: солнце, ветер и заря,Утро, вечер и вообще — погода.Я-то помню — злобу и позор:Злобу, что зияет до сих пор,И позор, что этот день заполнил.Больше ничего я не запомнил.Незаметно время здесь идет.Как романы, сводки я
листаю.Достаю пятьдесят третий год [23] —Про погоду в январе читаю.Я вставал с утра пораньше — в шесть.Шел к газетной будке поскорее,Чтобы фельетоны про евреевМедленно и вдумчиво прочесть.Разве нас пургою остановишь?Что бураны и метели все,Если трижды имя РабиновичНа одной сияет полосе?Месяц март. Умер вождь.Радио глухими голосамиГолосит: теперь мы сами, сами!Вёдро было или, скажем, дождь,Как-то не запомнилось. Забылось,Что же было в этот самый день.Помню только: сердце билось, билосьИ передавали бюллетень.Как романы, сводки я листаю.Ураганы с вихрями считаю.Нет, иные вихри нас мелиИ другие ураганы мчали,А погоды мы — не замечали,До погоды — руки не дошли.
22
Шестнадцатого октября сорок первого, плохого года — день, когда Москву охватила ужасная паника перед предстоящим наступлением гитлеровских армий.
23
Достаю пятьдесят третий год — про погоду в январе читаю. — В январе 1953 г. началась антисемитская газетно-журнальная пропагандистская кампания, связанная с известным «делом врачей».
«В звуковое кино не верящие…»
В звуковое кино не верящиеМного лет. Давным-давноНе немое любим — немеющее,Вдруг смолкающее кино.Обрывается что-то, портится,Иссякает какой-то запас,И лицо на экране корчитсяИ не может крикнуть на вас.Речи темные, речи ничтожныеВысыхают, словно слеза.Остаются одни непреложныеЛица, лики, очи, глаза.Остается одно — выражениеУст разъятых и глаз в огне,Впечатляющее, как поражениеВ мировой, многолетней войне.
«Еврейским хилым детям…»
Еврейским хилым детям,Ученым и очкастым,Отличным шахматистам,Посредственным гимнастам —Советую занятьсяКоньками, греблей, боксом,На ледники подняться,По травам бегать босым.Почаще лезьте в драки,Читайте книг немного,Зимуйте, словно раки,Идите с веком в ногу,Не лезьте из шеренгиИ не сбивайте вех.Ведь он еще не кончился,Двадцатый страшный век.
«Романы из школьной программы…»
Романы из школьной программы,На ваших страницах гощу.Я все лагеря и погромыЗа эти романы прощу.Не курский, не псковский, не тульский,Не лезущий в вашу родню,Ваш пламень — неяркий и тусклый —Я всё-таки в сердце храню.Не молью побитая совесть,А Пушкина твердая повестьИ Чехова честный рассказМеня удержали не раз.А если я струсил и сдался,А если пошел на обман,Я, значит, не крепко держалсяЗа старый и добрый роман.Вы родина самым безродным,Вы самым бездомным нора,И вашим листкам благороднымКричу троекратно «ура!».С пролога и до эпилогаВы мне и нора и берлога,И кроме старинных томовИных мне не надо домов.
САМОДВИЖЕНИЕ ИСКУССТВА
Малявинские [24] бабы уплотняютБорисова-Мусатова усадьбы.Им дела нет, что их создательСбежал от уплотнений за границу.Вот в чем самодвижение искусства!
ЧЕРДАК И ПОДВАЛ
Художники от слова «худо»Сюда затешутся едва ли:Не станут жить на том верху-то,Не будут стыть — вот здесь, в подвале.Художники от слова «скверно»Живут вольготно и просторно.И пылесосами, наверно,Вытягивают пыль упорно.Но я всегда приспособляюсь,Везде устроюсь расчудесно —В подвалах лучших я валяюсь,Где сыро, холодно и тесно.Там свет небесный редко брезжит,Там с потолка нередко каплет,Но золотые руки режутМеня из пористого камня.
24
Малявин Ф. А. (1869–1940), Борисов-Мусатов В. Э. (1870–1905) — русские художники.
«Я в первый раз увидел МХАТ…»
Я в первый раз увидел МХАТНа Выборгской стороне,И он понравился мне.Какой-то клуб. Народный дом.Входной билет достал с трудом.Мне было шестнадцать лет.«Дни Турбиных» [25] шли в тот деньЗал был битком набит:Рабочие наблюдали бытИ нравы недавних господ.Сидели, дыхание затая,И с ними вместе я.Ежели белый офицерБелый гимн запевал —Зал такт ногой отбивал.Черная кость, красная кровьСочувствовали белой костиНе с тем, чтоб вечерок провестиНет, черная кость и белая костьКрасная и голубая кровьПереживали вновьОбщелюдскую суть свою.Я понял, какие клейма кластьИскусство имеет власть.
25
«Дни Турбиных» — пьеса М. А. Булгакова, по которой был поставлен знаменитый спектакль МХАТа.
«Хорошо или плохо…»
Хорошо или плохо,Если стукнуло сорок,Если старость скрипитПотихоньку в рессорах,Если чащеХватаешься за тормоза.Сорок лет — это как?Против мы или за?Будь я, скажем, орломЭтих лет или старше,Это было б началоОрлиного стажа.Если б я червякомПо земле извивался,Сорок раз бы я гибнулИ снова рождался.Я не гордый орелИ не червь придорожный,Я прописан не в небе,Не в недрах земли,Я — москвич!Да! Решительный и осторожный,Весь в дорожной пыли,Но и в звездной пыли.Так орлов не стреляли,Так червей не топталиТо холодной войной,То войною тотальной,Как стреляли,А также топтали меня.Но сквозь трубную медь,Меж воды и огня.Где прополз, где пронесся,А где грудью пробился,Где огнем пропылал,Где водой просочилсяИ живу!Не бытую, и не существую,А живу!
«От копеечной свечи Москва сгорела…»
От копеечной свечи Москва сгорела.За копеечную неуплату членских взносовВыбыть не хочу из снежной Галилеи [26] ,Из ее сугробов и заносов.В Галилее бога распинаютС каждым днем решительнее, злее,Но зато что-то такое знаютЛюди Галилеи.Не хочу — копейкою из дыркиВ прохудившемся кармашкеВыпасть из передрассветной дымки,Из просторов кашки и ромашки.Я плачу все то, что наложили,Но смотрю невинными очами,Чтобы, как лишенца, не лишилиГолоса меня в большом молчаньи.Все наложенные на меня налогиЯ плачу за два часа до срока.Не придется уносить мне ногиИз отечества — его пророку.Добровольных обществ добровольныйЧлен и займов истовый подписчик,Я — не недовольный.Я — довольный.Мне хватает воздуха и пищи.На земле, под небом мне хватаетИ земли и неба голубого.Только сердце иногда хватает.Впрочем — как у каждого, любого.
26
Галилея — область в древнем Иерусалимском государстве, родина Иисуса Христа.
«Уменья нет сослаться на болезнь…»
Уменья нет сослаться на болезнь,Таланту нет не оказаться дома.Приходится, перекрестившись, лезтьВ такую грязь, где не бывать другому.Как ни посмотришь, сказано умно —Ошибок мало, а достоинств много.А с точки зренья господа-то бога?Господь, он скажет: «Все равно говно!»Господь не любит умных и ученых,Предпочитает тихих дураков,Не уважает новообращенныхИ с любопытством чтит еретиков.
СЕГОДНЯ И ВЧЕРА **
1961
ЧЕЛОВЕК
То не станция Бологое —Полпути от Москвы к Ленинграду,—У людей положенье другое —Полпути от пустыни к саду.Полдороги от тесного мира,Что зовется атом и клетка,До бескрайнего мира, где сиро,Безвоздушно, мглисто и редко.Человек — такой перекресток,То простое и непростое,Где пароль, рожденный на звездах,Отзовется немедля в протоне.Очень слабый. Сильнее сильных.Очень малый. Очень великий.Нет, недаром в глазах его синихОтразились звездные лики.