Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»
Шрифт:
Я снова встречаюсь с г-ном Дюма, на этот раз как с автором «Иностранки». Теперь я имею дело с ним одним, и мне хорошо знакома изображенная им общественная среда. У меня, так сказать, развязаны руки.
Господин Дюма занимает в нашей драматургии особое место, но он этим обязан не только своему выдающемуся дарованию. Он имеет громкий успех, и его самым незначительным словам придают огромную важность. Если он отважится на рискованное сравнение, как, например, в «Полусвете», — уподобить гулящих женщин дешевым персикам, то этот образ получает широкое распространение, хотя он надуман и банален. Г-н Дюма, как видно, родился под счастливой звездой. Широкий резонанс его произведений отчасти объясняется их драматической формой, — ведь у нас всегда поднимают шум вокруг театра. Но этого объяснения недостаточно, ибо другие драматурги, ничуть не менее сильные, не вызывают такой бури восторгов. Итак, причину успеха следует искать в характере дарования г-на Дюма. Прежде всего он не художник, язык у него посредственный, и это по вкусу публике. Далее, его называют дерзким, потому что порой он проявляет цинизм, — ничто так не прельщает наших буржуа, как мнимые дерзания, да еще сдобренные нравоучениями. Вот в чем секрет успеха г-на Дюма: он умеет приятно пощекотать зрителя, он всегда с ним на равной ноге. Заметьте, мы, французы, имеем склонность к парадоксам. Когда он защищает какой-нибудь тезис, даже несогласные с ним зрители смакуют его защитительную речь. Не будучи философом, ограничиваясь проблемой взаимоотношений между полами,
Какое поднимается волнение, когда возвещают о новой пьесе этого божка! Любопытство возбуждено до крайности. Газеты начинают кампанию, пьеса еще не окончена, а они уже дают о ней кое-какие сведения. Например, об «Иностранке» было известно, что г-н Дюма писал ее прошлым летом в своем шале на берегу моря близ Дьеппа. Сообщалось, что он пишет акт за актом. А когда пьеса была окончена, рассказывали о том, как автор привез ее в Париж, как он отправился к г-ну Перрену, директору Французского театра, и с каким энтузиазмом все актеры ее приняли. Когда автор читал свою пьесу в литературном комитете театра, казалось, священнодействовал некий верховный жрец. Одна из газет, воспевая его триумф, сообщала, что объятые восторгом актеры и актрисы чуть ли не пали к ногам г-на Дюма. Репетиции сопровождались восхищенным и почтительным шепотом. Казалось, все ожидали, что в вечер первого представления сама матушка-Земля замрет на месте, захваченная спектаклем.
Вы, конечно, понимаете, какое действие произвела на публику столь длительная и искусно проведенная подготовка. У г-на Дюма в прессе немало преданных друзей, которые ревностно пекутся о его славе. И прежде чем распахнулись двери театра, в публике разожгли такое любопытство, вселили такую уверенность в успехе пьесы, что счастливцы, попавшие на премьеру, проглатывали акт за актом, как облатку из рук священника.
И все же я должен сказать, что об «Иностранке» ходили тревожные слухи. На ухо передавали, что восторженный отчет о читке пьесы был выдумкой журналиста, что члены литературного комитета проявили дурной вкус и холодно встретили пьесу. Из-за кулис проникали слухи о возникших там ссорах: актеры были недовольны ролями и предсказывали провал. Рано или поздно наступает час, когда кумиры начинают шататься ни пьедесталах. Идолопоклонники вдруг замечают, что у статуи глиняные ноги, и разбивают ее на куски, причем проявляют тем большую ярость, чем дольше верили, что идол целиком золотой. Можно поставить вопрос: не прочил ли и для г-на Дюма час падения, не становится ли ясно его поклонникам, что они долгое время переоценивали его дарование? С этой точки зрения весьма интересно рассмотреть «Иностранку» и установить, действительно ли ее автор начинает терять популярность. Правда, пьеса все еще имеет успех и дает огромную выручку. Но идол на мгновенье пошатнулся, и, быть может, достаточно щелчка, чтобы он опрокинулся и рассыпался в прах.
Господин Дюма шел на большой риск. Он ничего не написал со времени своего избрания в Академию, а ведь существует поверье, будто Академия приносит несчастье своим новым членам. К тому же это была первая премьера пьесы г-на Дюма на сцене Французского театра. «Полусвет», появившийся там в прошлом сезоне, первоначально был сыгран в Жимназ. Но прежде чем рассказать, каким путем автор добился успеха, я хочу тщательно разобрать пьесу и сделать кое-какие выводы.
Акт первый. Герцогиня де Сетмон дает в своем парке бал в пользу бедных. Допущенная за плату публика толпится в парке, а в гостиной герцогини собирается интимный кружок. Здесь-то и завязывается интрига. Г-н Морисо, бывший торговец модным товаром, наживший несметное состояние, беседует со своим другом, доктором Ремоненом, выдающимся ученым, членом Института, большим оригиналом. Г-н Морисо рассказывает Ремонену, которого давно не видел, о замужестве своей дочери. Катрин любила молодого инженера Жерара, сына своей гувернантки, но отец разлучил влюбленных, он мечтал о титулованном зяте и встретил подходящего человека в салоне иностранки, миссис Кларксон, эксцентричной особы, о которой ходили самые скандальные слухи. Овдовев, г-н Морисо начал вести легкомысленный образ жизни, окунулся с головой в удовольствия; этим и объясняется его странный выбор; его избранником оказался герцог де Сетмон, разорившийся аристократ, предполагаемый любовник миссис Кларксон, человек весьма сомнительной репутации. Иностранка получила полмиллиона франков за содействие этому браку. Мы видим, что перед нами насквозь прогнившее общество. Но вот герцогиня, несколько уставшая от праздника, входит в гостиную, ее сопровождают приятельницы, великосветские дамы со своими мужьями; одна из них — г-жа де Рюмьер, кузина герцога де Сетмона. Разговаривают о миссис Кларксон; эта своеобразная личность занимает весь Париж. Иностранка принимает у себя только мужчин, ей приписывают целую кучу любовников, рассказывают о ее необычайных похождениях: несколько человек будто бы застрелились из-за нее, она разорила высокопоставленных особ, дипломаты, выдавшие ей государственные тайны, навсегда покинули политическую арену. И заметьте, у этой особы, о которой говорят как о куртизанке, имеется законный супруг, и он посылает ей баснословные суммы из Америки, где у него золотые прииски. Они продолжают сплетничать, и вдруг — резкий, чисто театральный эффект: миссис Кларксон, гулявшая в саду среди публики, посылает герцогине записку и просит ее принять, обещая внести двадцать пять тысяч франков в пользу бедных, если ей предложат чашку чаю. Герцогиня читает вслух записку и говорит, что она готова принять миссис Кларксон, если кто-нибудь из мужчин согласится пойти за нею и ввести ее в гостиную. Все мужчины молчат, хотя они принадлежат к интимному кружку иностранки. Тогда герцог де Сетмон, ко всеобщему изумлению, отправляется за миссис Кларксон, заявив, что он исполняет долг гостеприимства. Миссис Кларксон входит под руку с ним, у нее надменный вид, на губах играет ироническая усмешка. Она чувствует себя как дома, пьет предложенную ей Катрин чашку чаю, платит за нее и каждому из присутствующих говорит несколько слов. Но перед уходом она просит герцогиню, чтобы та соблаговолила отдать ей визит, и добавляет шепотом, что хочет поговорить с ней о Жераре; этот молодой человек дорог ее сердцу, но он все еще любит Катрин. Иностранка уходит, а Катрин, охваченная гневом и страстью, швыряет на пол чашку, из которой та пила, и кричит лакеям: «Распахните двери! Теперь, когда она тут побывала, любой может сюда войти».
Акт второй. Доктор Ремонен и г-жа де Рюмьер встречаются в гостиной герцогини; в ожидании других гостей они ведут бесконечный разговор, и доктор, а по существу, сам г-н Дюма, развивает теорию вибриона. Вибрион — это микроскопический паразит, некоторые ученые полагают, что это не растение, а низший животный организм, он развивается на гниющих телах. Доктор прозрачно намекает, что герцог де Сетмон своего рода вибрион, зловредный паразит, от которого все хотели бы избавиться. В этом разговоре раскрывается социальная идея, вложенная в пьесу. Герцог де Сетмон — вредный общественный элемент, гниющий член, который заражает остальные, существо бесполезное и даже опасное, и его следует раздавить, безжалостно уничтожить. Но вот входит герцогиня. Друзья уговаривают ее отдать визит миссис Кларксон. Но никому не удается ее убедить — ни отцу, ни г-же де Рюмьер, ни доктору Ремонену, ни Ги де Альту, молодому человеку, страстно в нее влюбленному, к которому ее ревнует герцог. Внезапно появляется Жерар, друг ее детства, первая ее любовь; он возвратился, кажется, из Египта. И герцогиня, которая не забыла Жерара и все еще обожает его, бросается ему в объятья. После первых бессвязных излияний они заводят речь об иностранке. Жерар рассказывает, что она спасла ему в Риме жизнь, но он не любит ее; он тоже советует Катрин посетить иностранку. Катрин тотчас же соглашается; ведь она не хотела видеть иностранку лишь потому, что считала ее своей соперницей. Герцогиня и молодой инженер клянутся, что будут до гроба любить друг друга чистой, честной и возвышенной любовью. В конце акта Катрин с отцом отправляются в отель миссис Кларксон.
Акт третий. Мистер Кларксон приезжает из Америки и дает жене отчет в своих делах; можно подумать, что он только ее компаньон. В этой сцене дается характеристика нового персонажа. Мистер Кларксон — классический американец, ему ничего не стоит ухлопать врага из револьвера, он грубоват, бесцеремонен, но весьма энергичен и не глуп. При появлении де Сетмона Кларксон небрежно кланяется ему, но миссис Кларксон, видя, что герцог рассердился, насмешливо советует ему успокоиться, иначе ее муж убьет его, как «какого-нибудь кролика». Наконец является герцогиня под руку с отцом. Она остается наедине с иностранкой, которая изливает ей свою душу. До сих пор миссис Кларксон была личностью весьма загадочной. Но теперь мы узнаем, что она дочь рабыни, которую плантатор сделал своей наложницей. Позднее он продал и мать и ребенка. Тогда дочь поклялась, что всю жизнь будет ненавидеть мужчин. Отец ее умер, и она не могла отомстить ему, когда выросла и стала красавицей, но влюбила в себя обоих своих братьев; один убил другого, а сам угодил на виселицу. Затем, переселившись в Европу, она продолжала свою кровавую работу, оставляя на своем пути разорившихся и самоубийц. Но поразительнее всего, что она еще никогда не отдавалась мужчине, она девственница, несмотря на все скандальные слухи, какие ходят о ней. Это демоническая дева! Кларксон только называется ее мужем; сразу после бракосочетания она разлучилась с ним, решив сохранить свою свободу, и он всего лишь ее компаньон. Но вот эта страшная девственница почувствовала, что ее сердце дрогнуло. Она любит Жерара и требует, чтобы герцогиня отказалась от него. Но герцогиня не согласна на это и удаляется с возмущенным видом. Миссис Кларксон начинает враждебные действия; она советует герцогу вновь приблизиться к жене и даже сообщает ему, что Катрин любит Жерара.
Акт четвертый. Разумеется, все друзья герцогини, начиная с доктора Ремонена и кончая влюбленным Ги де Альтом, в заговоре против герцога де Сетмона. Проявляя довольно странное рвение, они устраивают свидание герцогини с Жераром. Молодая женщина написала инженеру очень пылкое письмо, но муж его перехватил. И в момент, когда влюбленные клянутся друг другу в верности, входит муж; он оскорбляет Жерара, а тот, ни слова не говоря, удаляется. И вот между герцогом и герцогиней разыгрывается центральная сцена драмы. Он признается, что перехватил письмо, но предлагает возвратить его, если она согласится все забыть, все простить и начать заново супружескую жизнь в надежде на счастье. Но, гордо вскинув голову, охваченная отвращением и гневом, она бросает ему в лицо оскорбительные слова, — перечисляет все его низкие поступки, упрекает его, что в брачную ночь он вошел к ней пьяный, как сапожник. Происходит окончательный разрыв. Неожиданно появляется Морисо и начинает обвинять зятя. Затем входит Жерар и требует у герцога удовлетворения; решено, что они будут биться не на жизнь, а на смерть.
Акт пятый. Действие снова происходит в гостиной герцогини. Морисо пожелал быть секундантом Жерара. Герцог берет в секунданты Кларксона, ему хочется покончить с этим делом быстро, по-американски. В первых сценах акта мы видим приготовления к дуэли. Г-жа де Рюмьер спрашивает доктора Ремонена, ждет ли он помощи свыше, надеется ли он, что вибрион будет уничтожен; доктор вопреки всему спокоен и полон надежд. А провидение, вернее, сам г-н Дюма, вмешивается в лице американца Кларксона. Герцог встречается с секундантом с глазу на глаз и, на случай своей смерти, сообщает ему последнюю волю. Он желает, чтобы после его смерти было оглашено письмо Катрин к Жерару, тогда любящие не смогут вступить в брак. Он признается, как на исповеди, что однажды взял у миссис Кларксон сто пятьдесят тысяч франков для уплаты карточного долга, а потом женился на Катрин, рассчитывая из средств жены рассчитаться с иностранкой. Он внушает отвращение Кларксону, и тот называет его негодяем. Американец не хочет смерти Жерара; молодой человек разрабатывает новые методы добычи золота, которые дадут двадцать пять процентов прибыли. Когда герцог вызывает Кларксона на дуэль, тот хочет драться немедленно. И вот Кларксон ударом шпаги спокойно уничтожает вибриона на пустыре, неподалеку от отеля. Идея проведена в жизнь. Все в восторге, кроме миссис Кларксон; она появляется на минуту, признает свое поражение и заявляет, что решила вернуться в Америку, так как в Европе ей слишком тесно. Когда является полиция, узнавшая о дуэли, комиссар просит доктора Ремонена констатировать факт смерти. «С удовольствием», — отвечает доктор. Этими словами заканчивается пьеса.
Я беспристрастно разобрал пьесу; не высказывая своего мнения, я попросту излагал факты. А теперь я первым долгом отмечу сцены, которые мне нравятся. Когда в конце первого акта иностранка появляется под руку с герцогом де Сетмоном, создается эффектная и довольно правдоподобная ситуация. То же можно сказать о сцене объяснения между герцогом и герцогиней в четвертом акте. Катрин прекрасна, когда, содрогаясь от омерзения, гневно обличает мужа, — она не верит его раскаянию. Некоторые находят, что она проявляет чрезмерную суровость, что ей следовало исполнить супружеский долг, пойти на примирение и попытаться наладить семейную жизнь. Может быть, это и так, но, вникая в человеческую природу, мы не должны забывать о страсти, а между тем мы наблюдаем у Катрин подлинный взрыв страсти, в сущности, вполне оправданный. Признаться ли? Мне нравится в «Иностранке» именно то, что осуждают критики, объявляя безнравственным и неприемлемым. Я имею в виду тот факт, что все совершенно откровенно, вызывая улыбку зрителя, желают смерти герцогу де Сетмону. Я утверждаю, что в основном это оригинально и правдиво. Посмотрите вокруг себя, поройтесь в своей памяти, и вы непременно обнаружите какое-нибудь несносное существо, вредное и тяжелое для окружающих, смерть которого была бы желательна и родным и друзьям. Но до сих пор еще никто не отважился дать на сцене такую психологически интересную ситуацию. Герцога уничтожили и похоронили с искренней радостью, с каким-то буржуазным простодушием. Вот она, жизнь человеческая! Невольно мороз пробегает по коже, как вспомнишь о черной пасти, которая рано или поздно поглотит всех нас, причем одних будут оплакивать, а других провожать в могилу раскатами смеха. Радостный смех перед лицом смерти — вот что меня пленяет в развязке «Иностранки». Меня нельзя упрекнуть в чрезмерной восторженности, хотя бы потому, что мне не по душе дарование г-на Дюма; я восхищаюсь в его пьесе ситуацией, которую он сам, вероятно, оценивает совсем по-другому! Он трактует это как осуждение герцога обществом, а для меня это прежде всего трагикомическое положение. Вдобавок я нахожу, что эта тема у него недостаточно глубоко и ясно разработана.
Но, отдав долг достоинствам «Иностранки», я все же вынужден сказать, что это плохо построенная и нелепая пьеса. Чувствуется, что она составлена из отдельных дурно слаженных кусков. Без сомнения, автор долго рылся в ящиках письменного стола, подбирая материалы. Оставляя один замысел, он хватался за другой и переделывал пьесу, но кое-что осталось от первого варианта, поэтому встречаются ненужные эпизоды, персонажи появляются и исчезают без всякой логической связи. Действие происходит неизвестно где, в каком-то условном большом свете, какого не сыскать на свете. Г-ну Дюма даже изменяет его обычная ловкость, созданные им фигуры еле стоят на ногах. Он приводит их в движение, дергая за веревочки, особенно это заметно в пятом акте. Что до языка, то он достаточно гладкий, но не отличается особыми литературными достоинствами. Наши драматурги мелких театров, которых так высмеивали, наверное, пишут не хуже его; к тому же они умеют превосходно строить сюжет. Чтобы доказать свою мысль, рассмотрю по очереди всех главных действующих лиц.