Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
В романе Достоевского «Бесы» Николай Ставрогин посылает свой дневник монарху со своей исповедью.
Ставрогин спрашивает у монарха, что случится, если его исповедь будет напечатана. И вдруг он получает неожиданное предположение, что смех на деле это еще больнее, чем сама боль. Это разъяснение, что его исповедь будет скорее осмеяна, чем понята. Люди даже не попытаются понять, почему им страшно взглянуть самим себе в глаза. Все люди наслаждаются своим уродством и не хотят, чтобы им помогли. Это подтверждается историей всего человечества.
Неспособные на исповедь всегда высмеивают тех, кто исповедуется, поскольку они видят в этой исповеди намек на их собственное существование.
В пушкинской версии, Антонио Сальери, соперник и обожатель Моцарта, верит, что гений должен оставаться загадочным и не имеет права открывать душу никому. Согласно этой версии, в течение многих лет музыканты мира не играли музыку Сальери, веря, что именно он отравил Моцарта и смог спасти его бессмертно загадочным. Но в двадцатом веке Сальери был реабилитирован, потому что единственным доказательством того, что он был виновником смерти Моцарта, явилось собственное признание Сальери, да еще высказанное во время бессонницы. Теперь все могут наслаждаться его музыкой опять.
Некоторые писатели интерпретируют предательство Иуды примерно так: может быть, ревность Иуды стала причиной такого предательства. Может быть, болезненно застенчивый Иуда счел то, что своей доступностью Иисус принижает свое учение.
Может быть, Иуда шептал сам себе, что Иисус слишком много открывает своим последователям, не имея на это права. Иисус должен умереть, и трагедия его смерти возвеличит его даже в глазах, тех, кто сейчас его высмеивает. В отличие от истории Сальери, доказательство вины Иуды налицо – 30 серебреников.
Мы обычно считаем аполитичных людей социально равнодушными или чересчур идеалистами. Иногда так оно и есть. Иногда аполитичность бывает чем-то вроде нравственной гигиены. В так называемом социализме, или в так называемом демократическом капитализме, или при откровенно наглой диктатуре это даже выручает своей незавербованностью, и даже остается единственно дозволяемой чистотой, если в конце концов не переходит в цинизм беспринципного выживания. Так называемые борцы за свободу могут легко воспламеняться только гражданским гневом по поводу несправедливостей за границей и в то же время не замечать несправедливостей у себя под носом. Некоторые политики с чувствительностью только длиннодистанционной похожи на сентиментальных enviromentalists, всегда готовых бить во все колокола, заслышав писк погибающего москита редкой породы, и не расслышать стон своего умирающего соседа.
У многих политических профи есть особая манера притворяться, что они слушают собеседника. На самом деле они смотрят сквозь него на какую-то цель – чаще всего на следующие выборы.
В 1981 году Грэм Грин сказал мне: «Не думаю, что идеологии приходит в человечество чаще, чем просто-напросто фальшивые великие люди. Как Гитлеры».
Гитлер был маленьким человеком. Но у него в руках была сконцентрирована огромная власть. Грэм Грин был прав. Очень часто мы путаем власть с властью интеллекта. Некомпетентность лидеров поражает. Президент Трумэн, ярый враг коммунистов, и ярый враг капиталистов Никита Хрущев единодушно называли всех художников-абстракционистов макаками, рисующими картины хвостами.
Президент Никсон от меня впервые услышал в 1972 году, что американские и русские солдаты впервые обнялись в мае 1945 года на немецкой реке Эльбе. Он не знал того, что мы потеряли на Второй мировой войне более двадцати миллионов солдат. Брежнев, отправив штурмовать дворец Амина в Афганистан самолет с нашими десантниками, забыл, что он сам несколько лет тому назад послал охранять его других наших десантников, которые столкнулись и убивали друг друга.
Премьер-министр Никита Хрущев однажды обвинил меня в том, что я дал интервью реакционной французской газете «Леттр Франсез», и даже не знал, что ее главным редактором был член ЦК Французской компартии Луи Арагон и издавал ее на наши деньги. Тот же Никита Сергеевич упрямо произносил «Коммунизьм» с мягким знаком. Рональд Рейган однажды назвад Боливию Бразилией, а в другой раз наоборот.
Согласно очаровательной английской книжке «Принцип Питера» карьерный успех чаще всего зиждется на некомпетентности. Интеллигенты, кому лестно выглядеть погруженными в политику, не внушают к себе доверия неутонченного большинства. Столько достойных людей во всех странах, но за редким исключением они управляются самоуверенными, а иногда и совсем безграмотными людьми. Те, как правило, знают меньше, чем многие, но успешно выглядят если не всезнающими, то хорошо информированными.
Может, политики в этом не столь виноваты сами. Возможно, виноваты в этом люди, которые ждут от них большего, чем те могут выполнить. В способностях таких политиков умение ловко обещать то, чего они никогда не смогут нам дать. Я частенько сам не могу понять, понимают ли они сами, кем оказываются на самом деле. Политики превратились в актеров. Но они вряд ли иногда осознают, чьи слова они произносят – то ли свои, то ли написанные каким-то невидимым писателем. Национальные или религиозные войны в их руках становятся идеологическими. Одно разрушительное несовершенство, которое они оставляют после себя, – это то, что они разобщают всех нас, а иногда и стравливают. Самое вредное, что они формируют из нас враждебные партии.
Мультипартийная система, конечно, лучше, чем однопартийная. Но существует ли среди них хотя бы один, кто никогда не лгал? Конечно, нет.
Адам и Ева были беспартийные.Ковчег придумал беспартийный Ной.Все партии с ухмылочкой противноючерт выдумал – у черта вкус дурнойИ, может, в сердцевине самой яблока,как червь явилась, червь и змей притом,политика – профессия от дьявола,и люди зачервивели потом.Политика придумала полицию,полиция придумала вождей,сочла живую душу единицеюи рассекла на партии людей.Где партия вдовы, калеки, странника?Где партия ребенка и семьи?Где грань меж Магаданом и Майданекоми грань меж Освецимом и Сонгми?Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудьпраправнукам сегодняшних временвсе партии припомнятся, как давнее,как несусветный дикий Вавилон.И будет мир, где нет калек на паперти,политиков и нравственных калек,и лишь одна политика и партия, —ее простое имя – человек.В романе «Сто лет одиночества» Габриель Гарсия Маркес описал политику как изнурительную войну разных групп в Латинской Америке во имя перекраски домов в другие цвета. Полковник Буэндия хочет перекрасить серые стены в голубые. В конце романа он горестно стоит после стольких войн на углу забытой Богом улицы, безнадежно стараясь продать позолоченных картонных рыбок.
Я думаю, что здесь сейчас есть большой шанс для общего спасения, а не обреченности. Вся Римская империя была обречена, как динозавр, чей мозг был слишком мал для такого огромного тела. И наш вариант социализма, и американский вариант капитализма, оба были не способны сделать подвижным что-либо громоздкое и неуклюжее. Думаю, что будущее человечества при взаимозастывшей враждебности не сможет реформировать негибкость этого противостояния, если не прибегнут к взаимоконверсии и дружескому обоюдному бизнесу. Слишком опасная роскошь для человечества – война между двумя крупнейшими ядерными державами, которая может привести к обоюдному мнению, обратившись к разуму лучших ученых мира.