Собрание сочинений. Том 5

Евтушенко Евгений Александрович

* * *

«Кому дуче, кому дуче!До чего хорош портрет!Налетайте, люди, тучей, —лучше парня в мире нет!Кисть художника — ну что ж! —не Матиссова,но ведь вам когда-то вождьнравился мольтиссимо.Налетай, блошиный рынок,и торгуйся умненько.Среди стольких птичек-рыбокэта птичка — уника!Покупателей открытыхнет сегодня на вождя,но с достатком шитых-крытых:по глазам их вижу я.Посмелей — так будет лучше,а то дуче трескается.Кому дуче, кому дуче!«Кому дуче требуется?»

* * *

«Сюда подходите, синьоры, — здесь продаются письма.Самые настоящие — видите штемпеля?Прошу не отклеивать марок, — читайте, не торопитесь…Писем на всех достаточно — целые штабеля.Пожалуйста, век восемнадцатый: «…Я буду вас ждать хоть вечность».Пожалуйста, век девятнадцатый: «…Я буду вас ждать хоть сто лет».А вот и двадцатый, синьоры: «…Чего ты все крутишь и вертишь?Уже я потратил два вечера, а результата нет».Вот первая мировая, а это уже вторая…(К несчастью, цензурные вымарки временем не сняло.)А если третья случится, — синьоры, я представляю,и вы представляете, думаю, — не будет писем с нее.Синьоры, по-моему, письма дороже всяких реликвий,но продают их дешево, а я покупаю, старик.Письма – странички разрозненные книги, быть может, великой;но нету такого клея, чтоб склеить все вместе их».«Синьор, вам не кажется странным, что вы – продавец писем?»«Странным? А что тут странного? Ага, угадал – вы поэт…А вам не кажется странным, что вы продавец песен?В мире так много странного, а, в сущности, странного нет…»

* * *

«Мама Рома, мама Рома,как тебе не совестно?Тощ супруг, как макарона,да еще без соуса.Меня совесть не грызет —кровь грызет игривая.Дай, правительство, развод,или — эмигрирую!»

* * *

«Синьор доктор, объясните мне, какое я животное?»«Не понимаю вашего вопроса, синьора».«Чего ж тут не понимать, синьор доктор!Встаю и сразу начинаю штопать, гладить, готовитьзавтрак мужу и детям – словом, верчусь, как белка в колесе.Сама поесть не успеваю – остаюсь голодная, как волк.Иду на фабрику и целый день ишачу, как осел.Возвращаюсь в автобусе и шиплю на всех от злости, как гусыня.Захожу в магазин и тащусь оттуда нагруженная, как верблюд.Прихожу домой и снова стираю, подметаю, готовлю — в общем, работаю, как лошадь.Падаю в кровать усталая, как собака.Муж приходит пьяный, плюхается рядом и говорит: «Подвинься, корова».Какое же я все-таки животное, синьор доктор, а, синьор доктор?»

* * *

«Исповедь кончается моя,падре.Нет волос, как прежде, у меня —патлы.Вы учили, падре, не грешить,думать.Я старалась, падре, так и жить —дура.Ничего не помню, как во сне.Зряшнотак жила я праведно, что мнестрашно.Согрешить бы перед смертью, нопоздно.Лишь грехи, что были так давно,помню.Мне уже не надо ничего —бабка.Далеко до школьного тогобанта.Подойдите, что-то вам скажу,внучки.Истину, как крестик, вам вложув ручки.Вы не бойтесь, внученьки, греховнужных,а вы бойтесь, внученьки, гробовнудных.Вы бегите дальше от пустойверыво грехи, как будто в лес густой,вербный.Вы услышьте, внученьки, тихи,в стонах:радость перед смертью – лишь грехивспомнить…»

* * *

«Счастливые билетики, билетики, билетики,а в них мотоциклетики, «фиатики», буфетики,Не верьте ни политике, ни дуре кибернетике,а верьте лишь в билетики, счастливые билетики…Сейчас на вас беретики, а завтра вы – скелетики.Хватайте же билетики, счастливые билетики!»

* * *

«Если вы с неудач полысели, то, синьоры, не будьтеразинями —вы купите себе полицейского: замечательного, резинового.Бейте, плюйте, пинайте, тычьте,а когда его так поучите — облегченье хотя бы частичнов этой жизни треклятой получите».«А резиновых членов правительства,вы скажите, у вас не предвидится?»«Обещать вам даже не пробую.Сожалею, синьор, — все проданы».

* * *

«Руки прочь, руки прочьот Вьетнама!Бросим стирку нашу, дочь,как-никак, я мама.Ну за что они бомбяттех детишек — вьетнамят,или все бездетны,или врут газеты?»«А я – плевал я на Вьетнам!Мне бы – тихо жить.Мне – заплатку бы к штанамновую пришить!»

* * *

«Синьор сержант, синьор сержант,у Пьяцца ди Эспаньяискала я себе серванти секретер для спальни.И вдруг – витрина, в ней кровать,а на кровати девка,в чем родила, конечно, мать,лежит и курит дерзко.А рядом с девкою лежаткальсоны чьи-то сальныеи сверх того, синьор сержант,пустые… эти самые.А над стыдобищем такимнаписано: «Скульптура».Синьор сержант, спасите Рими римскую культуру!»

* * *

«Рим спасти, синьора, сложно…Что поделать — молодежь!..А что можно, что не можно, —в наши дни не разберешь».

* * *

«Стриптиз наоборот сейчас у нас в новиночках».«Что это за штуковина?» «А делается так:выходит, значит, дамочка, лишь бляшечки на титечках,а после одевается, и в этом – самый смак».«Старо… На сцену жизни все выползают голыми,а после одеваются в слова, слова, слова,но под словами все-таки друг друга видят голыми.Стриптиз наоборот — ля вита такова».

* * *

– Синьор, я хозяин бара, и, конечно, это не моедело; но я хотел бы предупредить вас, чтоженщина, подсевшая к вашему столику, —извиняюсь, мужчина…– Что за странная шутка!– К сожалению, это не шутка, а жизненный опыт,синьор. Обратите внимание на руки и ноги – оничересчур крупные и мускулистые. Растительностьснята с лица специальной пастой. Длинныеволосы – или парик, или свои, отпущенные. Вас,может быть, ввела в заблуждение выпуклая формагруди? Это следствие парафиновых инъекций.Болезненно, но действенно. Синьор, вы еще оченьмолоды и, видимо, неопытны, поэтому я счел своимдолгом несколько неделикатно предупредить вас…– Значит, эта женщина – мужчина?– Мужчина, синьор…– Черт знает что такое! Кстати, называйте меняне синьор, а синьорина. Я уже столько днейбезрезультатно ищу себе хоть одну настоящуюженщину… Что поделаешь – не везет…