Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Но молодежь? Ты сам говорил о ней иначе, — напомнил Кобозев.
— И молодежь… Куда она от своих куреней?
— Неверно так рассуждать. В отдельных станицах расслоение в казачьей среде далеко зашло.
— Да там, где лодыри развелись… — сердито отмахнулся Александр, явно раздраженный воспоминаниями о выступлениях у станичников. — Какой от них прок? Есть, конечно, среди фронтовиков по-настоящему сочувствующие нам, но их забивают старики.
— Любишь ты поспорить!..
— Почему бы нет? Если бы мы с тобой, Петр Алексеевич,
— Зато народ разобрался, кто его друзья и кто враги. Насчет казачества надо крепко подумать, шире использовать печать и прямые обращения к фронтовикам. Теперь размежевание сил пойдет быстро. Заявления Милюкова после расстрела демонстрации, что Кронштадт — это измена войскам, — демагогия. Но, наверное, министры прибегнут к террору и арестам.
— Как бы они Ленина не захватили! — встревожился Левашов, сразу после работы вместе с другими рабочими пришедший в клуб узнать новости.
«Даже не переоделись», — отметила про себя Фрося. Но ее гораздо больше, чем их заботы о политике, волновало то, что казаки в Питере убивали рабочих и матросов. Ведь это усложняло ее отношения с Нестором. Теперь она не допускала мысли о том, что Нестор мог уехать туда.
— Я тоже беспокоюсь об Ильиче, — заявил Александр Коростелев, и в голосе его прозвучала необычная мягкость, почти нежность.
— И я думаю об этом, — сказал Кобозев. — Но Владимир Ильич опытный боец. Он не станет рисковать собой и товарищами.
— Минуточку внимания! — Слесарь Константин Котов, отличавшийся военной выправкой, заметной и в рабочей одежде, вышел на середину комнаты, держа в руках широко развернутую газету. — Вот «Воспоминания делегата Всероссийского Совета». Он тут со слезой вспоминает, как вносили на кресле в Таврический дворец освобожденную из заключения эсерку, старушку Брешко-Брешковскую. Керенский тоже кресло поддерживал. — Котов, пряча усмешку под густыми усами и нарочно хмурясь, посмотрел на сникшего Ефима Наследова. — И про торжественную встречу с Плехановым красиво расписано. А что говорится о прибытии Ленина? Слушайте: «Я не ходил его встречать. Мне его проезд через Германию показался подозрительным. Проезд ему могли исхлопотать только те германские социалисты, которые идут на поводу у Вильгельма». Здорово брешут?
Фрося засмотрелась на Константина Назаровича, с трудом вникая в смысл его слов (о ком это он так?) и не заметила, когда к ней успела подсесть коротко стриженная девушка с лихорадочным ярким румянцем на худощавом
— Откуда ты? — спросила она.
— Рассыльная из газеты «Заря». А вы кто?
— Мария Стрельникова. Я работаю на консервной фабрике, депутат Совета. Сейчас организую школу рабочей молодежи и вообще хочу заниматься вопросами культуры. В народном доме стану работать.
— Счастливая вы — ученая!
— Не очень ученая, но это еще впереди, если останусь жива.
— Почему вы так говорите: «Если останусь жива»? Так только старики загадывают.
— Потому что нам теперь придется воевать у себя дома. Раз начались такие столкновения — значит, не миновать гражданской войны.
Фрося по-детски беззастенчиво рассматривала новую знакомую.
— Вы из «Союза женщин»?
— Нет. Но бываю и у них. То, что они обучают грамоте взрослых женщин, — хорошо. Но с их политазбукой я не согласна. Мы агитируем солдат против бесполезной изнурительной войны, а они организуют в Оренбурге «Женский батальон смерти» по примеру петроградского.
— Вы сами сказали, что нам придется воевать даже здесь, дома.
— То будет другая война, за настоящую народную власть, за государство рабочих и крестьян.
— Вы большевичка?
Стрельникова молча кивнула.
«Может, мне тоже записаться в большевики?» — подумала Фрося и тихонько спросила:
— А среди казаков есть такие… которые в вашей партии? — спросила и сразу спохватилась.
«Почему я говорю: в „вашей партии“? Ведь дядя Андриан, Александр Алексеевич, мои братья, Федор Туранин — все большевики. А отец застеснялся, покраснел, когда Котов говорил про эсерку, которую в кресле несли! Знать, не зря Харитоша попрекает его за этих эсеров!»
— Многие казаки, побывавшие на фронте, поняли, где правда… — уклончиво ответила Стрельникова.
«Нестор не был на фронте», — чуть было не выпалила Фрося, но вовремя прикусила язык, а подумав, сказала:
— Ведь они тоже русские…
— Конечно. И такие же землепашцы, как крестьяне. Поэтому неправильно выделять казачество в какую-то особую категорию. Земли, отобранной у помещиков, хватит на всех.
— Вы не хуже мужчин обо всем можете рассуждать! — наивно позавидовала Фрося.
Стрельникова искоса взглянула на Александра Коростелева, который, положив в конверт исписанные им листы, о чем-то оживленно заговорил с Кобозевым. Он, «этот сухарь», никогда не восхищался ею. Румянец еще ярче заиграл на скулах Марии, и Фросе она ответила неожиданно сердито:
— Вот поваришься в нашем котле… сама поймешь, что к чему.
Только что в бело-золотом зале дворца закончилось заседание Временного правительства. Шорохи шагов глохли на мягких коврах, слабо звучали отдельные голоса под высокими потолками парадных покоев Зимнего, рассчитанных на толпы придворных. Исполинские двери открывались всюду почти без усилий, легко, бесшумно.