Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Левый берег — киргизская сторона! — Нестор, не заметив раздумья Фроси, показал сложенной нагайкой на почти голую возвышенность, отлого уходившую в выжженные солнцем степи. — Правый — наш, казачьи земли.
Свернули с тряской, наезженной по корням и кочкам дороги и остановились на широкой поляне с некошеной, высушенной заморозками высокой травой, где уже стояли немудрящие шалаши, а возле телег дымили костры и паслись выпряженные, стреноженные лошади. Работники, взяв пилы и топоры, сразу пошли на делянку, отведенную Шеломинцевым, а Нестор
День наступал ослепительно яркий, солнечный. Фрося кухарничала, и Нестор то помогал ей, то наведывался на делянку — посмотреть, как вырубают талы, чтобы не оставалось «торчин», чтобы старые, перестойные ветлы и тополя снимались до земли без пней.
— Если деляна вырублена дочиста, только корни в земле оставлены, то через три года на ней поднимается непролазная чаща из таловых прутьев, — серьезно пояснял он Фросе.
— У вас все талы: и прутья, и деревья необхватные! — посмеивалась Фрося, опьянев от счастья и доброй красоты леса. — На каком же славном месте вы устроились!
Притихшие в свете погожего дня, так и блестели под солнцем колючие заросли чилижника и терна. Ветлы перемежались бурыми островами черемухи и будто маслом смазанного гибкого краснотала. Летом все зеленело сплошь, а к зиме резко отмежевывались обнаженные лесные чащи — и голыми стволами, и словно расчесанными вершинами: там белесые тополя, за ними — кремовые осокори, голубоватые осины, соловые макушки красноветвистых ветел.
— Вот как их рубят! — Фрося прислушалась к хищно-въедливому стуку топоров, к шуму с хрустом падавших больших деревьев, обламывавших свои и чужие сучья. — У каждого дома навалены дрова и хворост, а все мало!
— Розги растим, — беспечно бросил Нестор, шуруя палкой в костре под закоптелым котлом, в котором варился неизменный кулеш.
Фрося насторожилась:
— Зачем?
— Да так… В ходу они у нас, а время такое…
— Какое?
— Пропаганда требуется.
— При чем же тут розги?
— Наши старики без них не могут. Они все умственные понятия стараются вложить человеку в голову с противоположного конца.
Фрося вспомнила рассказы деда Арефия о том, как пороли казаки забастовщиков. Насупилась.
— Ведь среди такой красоты живете!..
— За эту красоту дорого платить приходится.
Неизвестно, до чего договорились бы молодые, но тут, похожий на цыгана из табора, явился Антошка Караульников, вымазанный сажей и землей, весело возбужденный:
— Айда на озеро за карасями!
— Поедем? — Нестор заглянул в лицо Фросе. — Ну, чего ты? Мы все тут под страхом ходим. Ты думаешь, только с вашими схватывались казаки? Они и свою молодежь пороли на круге казачьем… Да еще неизвестно, что дальше будет. Вон Антошкины дружки в Краснохолмске хотят нейтралитет держать: против большевиков не выступать. А старики, думаешь, довольны этим останутся? Черта с два! Они все свои привилегии,
— А мы их наготавливаем… — недобро усмехнулась Фрося.
— Да разве мы первые? — вступился Антошка, ласково глядя на нее. — Казаки испокон веку свои леса так рубят, чтобы в них не переводились ни тополь, ни розга — таловый прут. Из прутьев и плетни заплетаются, без которых скотоводам в степи не прожить: заборов-то тесовых у нас нету.
Нестор тоже попытался развеселить жену:
— Сейчас я тебе гнезда сорочьи покажу. Тут, по старице, везде сороки гнездятся. У них настоящие избушки: свиты крепко, глиной умазаны, коровьей шерстью, будто кошмой, выстланы, а сверху навесы. И все на деревьях, впору рукой достать.
Фрося сама видела эти гнезда в пойме Сакмары, но уж если Нестор обходится с ней точно с маленькой девочкой, то и она решила сделать ему приятное и, пересилив душевное беспокойство, улыбнулась.
— Запрягать, что ли? — спросил Нестор Антошку, сразу просияв, но тот так засмотрелся на Фросю, что не ответил. — Ты оглох разве?
— Давай запрягай! — весело заторопился Антошка. — У меня уж все приготовлено, и Сивка у дороги привязан. Лесорубы в работу втянулись — без нас управятся, а одного я с собой беру. Сети вдвоем ставить сподручнее.
— Ой, какое море!
— А ты видела море? — спросил Антошка.
— Где бы это я его видела? — рассеянно ответила Фрося, не отводя взгляда от широкого водоема.
Лениво плеща, перекатывались по нему маленькие синие волны, ластились к тонким трубкам безлистного камыша, стоявшего далеко от берега в студеной воде. Беззвучно покачивались на камышинках мелкие крестики реденьких колосьев, ближе сухо шелестели, шумно шуршали высокие пожелтевшие тростинки.
— Против моря это лужа, которую кот наплакал, — поддразнил Антошка.
— Ну и пусть! — Фрося перевела на него сосредоточенно-серьезный взгляд, строго сдвинула брови в ответ на задорную улыбку. — Я еще не видела столько воды… Такой, чтобы никуда не текла. А вон кочка чернеет и плывет прямо на нас. Почему она плывет, раз вода стоит на месте?
— Почему? — Недоумение на смуглом лице Антона сменилось опять веселой улыбкой. — Так волны же… ветер. Торф отрывается от берега, а по волне гонит его.
Нестор тоже всмотрелся, щуря светлые глаза:
— Это не кочка, а, похоже, гагара убитая. Подранок, наверно. Отстал от стаи, и охотники добили его.
Поскрипывая уключинами, шурша острыми листьями тростника, украшенного пушистыми рыжими метелками, батрак Караульниковых, Максим, подогнал к берегу лодку, которая была спрятана рыбаками в топком заливчике. Антон принес сети, вынутые из мешка, брякнув грузилами, завалил их в лодку.
— Мы с Максимом будем ставить, а вы с Фросей разводите костерчик. Чайник и котелок под сеном, в передке лежат.