Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Этак Дутов скоро и до нас с Малишевским доберется и других наших орских большевиков похватает, — сказал в новом помещении комитета Михаил Краснощеков, похожий на Тараса Бульбу. — Коростелев мне партбилет и мандат вручил, когда я после фронта в Орске ехал. Он мне вроде крестный отец, хоть и моложе. Надо нам вызволять товарищей.
Цвиллинг только что вернулся из Петрограда. На Втором Всероссийском съезде Советов, где было создано рабоче-крестьянское правительство — Совет Народных Комиссаров, — он был избран кандидатом в члены ВЦИКа. А после съезда Совнарком направил его в Оренбург правительственным комиссаром губернии. Рассказав товарищам о встречах в Петрограде, о речи Ленина
— Как у вас в Орске идет организация Красной гвардии? — спросил он Краснощекова, перестав на минуту крутить ручку телефона. — Что Малишевский? Оружие достали?
Краснощеков, похожий на запорожца не только внешностью, но и характером, и выраженным украинским акцентом, с завидным самообладанием сообщил о том, что творилось у орчан.
— Орск — первейший оплот революции в Оренбуржье. Наш рабочий класс весь встает в ряды Красной гвардии. Что касается начальника уездной конторы связи Аркадия Николаевича Малишевского, то он служил в армии старшим унтер-офицером, а теперь будет бесстрашным красным командиром. Все ладно. Одна беда — стрелять в гадов не из чего!
— Так-таки совсем не из чего? — сердито спросил Цвиллинг, уловив беглые огоньки хитрой усмешки в глазах Михаила Миновича.
Краснощеков, по привычке не спеша с ответом, пожал могучими, литыми плечами, погладил длинный ус.
— Воробьев попугать хватить, бо у нас в Орске их сила! А чтобы с регулярным войском сразиться — пушки треба. Сейчас власть у прапорщика Брица. Весь местный гарнизон ему подчинен. Но мы с Малишевским возьмем тот гарнизон голыми руками, раз пушек не имеем, и будеть у нас в новом году своя, Советская власть.
— Может, через Бузулук удастся получить оружие? — прикидывал Цвиллинг. — Теперь там будет верховодить Кобозев. Ленин назначил его правительственным комиссаром по борьбе с дутовщиной. Мандат подписан Дзержинским…
— Я ж сказал: возьмем гарнизон. Аркадий Николаевич Малишевский — душа человек. Красавец писаный, и голос у него мертвого поднимет, потому что не просто гремить, а за сердце береть.
— Агитатор хороший?
— Лучше не бываеть. Совсем, як я. — И снова искорки смеха сверкнули под приспущенными бровями Краснощекова.
— Ты из хохлов, значит? — спросил его Левашов, глядя, как хлопотал у телефона Цвиллинг. — Вот Самуил — порох, а ты вроде спокойный…
— Та я ж мельник. А мельник что жернов-бегун: муку мелеть, людскую громаду кормить, день и ночь вертится на поставе, шумить на всю округу, а с места не сойдеть.
— Шутишь? Ведь я почему спрашиваю: слышал, характер у тебя…
— Кто без характера живеть? У кого за душой нема ничего. А я и на свет народився богато, як в сказке кажуть… Жил это у Херсонской губернии батрак Савелий с молодой жинкой. Послал управляющий Савелия на мельницу молоть пшеницу. А плотина-то рухнула. Утонул батрак. Вскоре родила его жинка сынишку. За кусок хлеба нанялась в карьер — копать глину. Обвалился борт — и погибла молодайка. Остався пацанчик один. Жили там же дед да баба — Мина Маркович без трех годов восьмидесяти лет, Ефросинья его по седьмому десятку, и, як в сказке, детей у них не було. Взяли они сироту, назвали Михаилом и растили до одиннадцати лет. Потом он опять осиротел и стал у помещика свинопасом.
— Надо осадить атамана! — кричал Цвиллинг в трубку, и люди, сидевшие в комнате, невольно оглядывались на дверь и окна. — Сейчас готовятся выборы в Учредительное собрание, а Дутов решил нас сразу разгромить. Завтра я буду выступать на митинге в цирке Камухина с докладом о петроградских событиях.
— Насчет объявлений у нас сейчас плохо, — ответила Мария. — Черная сотня крутые меры приняла. Хозяева типографий, чтобы наборщики не напечатали наш предвыборный список, вызывают наряды казаков.
Голос Марии после ареста Коростелева стал глуше, и, словно ножом прорезанные, пролегли тонкие морщинки по углам ее рта и меж бровями.
— Ничего не печатают, — подтвердил Заварухин. — Приходится писать лозунги и воззвания прямо на стенах домов.
— Ну и что с тобой, свинопасом, потом было? Во дворец к царю попал? — спросил Левашов, подсаживаясь поближе к Краснощекову.
— Нет, привела меня судьба опять до мельницы. Работал семь лет. Оттуда в армию призвали. Там я приглянувся гвардейской своей выправкой да смышленостью. — Краснощеков опять хитренько заулыбался, приосанясь, вспушил и разгладил усы. — Удостоили. Послали в школу ефрейторов. В девятьсот пятом году началось самое интересное. Возвращався с японской войны. Везде забастовки. До Самары доехав на паровозе. А тут казаки в одном доме собрание разгоняли, и девушка убила из пистолета пешего казака: гнався он за ней. Я ее через забор пересадил. Взяв винтовку убитого, хотел тоже бежать. Да окружили конные казаки — и в арестантский вагон. После выслали сюда, в Тургайские степи. И опять я стал мельником до самого германского фронта. — Краснощеков оглядел всех собравшихся в полуподвальной комнате и уже серьезно добавил: — Во дворец я все же попав, як в сказке полагаеться, но только не к царю, а к Владимиру Ильичу Ленину, с делегацией от двух сибирских полков. Чем Смольный хуже дворца? Вон куда взлетел Михайла Краснощеков! Самого Ленина видел!
— Так сколько же у тебя народу в отряде? — деловито осведомился Цвиллинг, не склонный сейчас выслушивать разные истории.
— В октябре было пятьдесят. Сейчас перевалило за полторы сотни. Мало. Слезы! Да и тех вооружить нечем, а могли бы хоть тысячу набрать. Но я уже тебе сказав и Коростелеву раньше обещав, что мы с Малишевским Орский гарнизон возьмем, а этого прапорщика Брица наладим ко всем чертям.
На лестнице раздались шаги, дверь в полуподвал открылась. Вошел, широко улыбаясь, молодой красногвардеец — связной, за ним еще трое…
— Вот и я! — весело объявил как с неба свалившийся Петр Алексеевич Кобозев. — Конспиративно. Это моя Алевтина Ивановна, извольте любить да жаловать. — Он слегка подтолкнул вперед миловидную молодую женщину, которую, впрочем, все знали отлично. — С нами сцепщик вагонов товарищ Петров. Он меня, как говорится, информировал насчет обстановки здесь и вызвал Алевтину Ивановну. Сообщаю, что назначен чрезвычайным комиссаром Оренбургского края по борьбе с дутовщиной. — Сияя ослепительной улыбкой, он поздоровался с каждым, Цвиллинга и Левашова крепко обнял. — Получил мандат в Петрограде на право воевать с дутовскими белогвардейцами. А? Как вы думаете, не осрамимся?
— За людей ручаемся, — сказал Левашов. — Но вот!.. — Он сделал выразительный жест, азартно прицелясь глазом. — Нету!.. Плохо. Мало.
— Возможности вооружать наши военные отряды очень ограничены. И на Самару рассчитывать трудно… Куйбышев сказал, что они сами накануне восстания; кругом кишит белогвардейщина, сил еле-еле хватит для себя. Но обещал все-таки выделить для нас тысячи две винтовок и восемь орудий. Поеду еще в Кинель, Сызрань и снова в Самару… А здесь я должен сделать доклад на совещании большевиков-активистов о революционных событиях в стране и рекомендовать вам немедленно организовать военно-революционный комитет для борьбы с Дутовым.