Собрание сочинений
Шрифт:
Все равно было еще рано будь здоров. Уж не знаю, сколько, но не очень поздно. Вот я ложиться спать, если даже еще не устал, просто ненавижу — как мало что. Поэтому я открыл чемоданы, вытащил чистую рубашку, потом сходил в ванную, помылся и переоделся. Я вот чего думал — я думал, схожу вниз и посмотрю, чего там, нахер, творится в «Лавандовой зале». У них там ночной клуб есть в гостинице, «Лавандовая зала» называется.
Но пока я менял рубашку, я, нафиг, чуть сестренке Фиби не звякнул. Очень зашибись было бы с ней поболтать. Хоть один разумный человек и всяко-разно. Но я не мог рисковать и ей звякать — она ж еще маленькая и уже спит, и явно не возле телефона. Думал, может, повесить трубку, если штрики ответят, но тоже фиг бы вышло. Они поймут, что это я. Штруня всегда понимает. Она телепат. Но вот потрындеть немножко с Фиби — это было б запросто.
Вы бы ее видели. Вам в жизни не попадалось малявки такой симпотной и такой
– писатель и всяко-разно, а братец Олли, который умер, я вам рассказывал, — он вообще был гений. Я только один по-честному тупой. Но видели б вы эту Фиби. У нее такие волосы как бы рыжие, немного на Олли смахивают, а летом — очень короткие. Летом она затыкает их за уши. И ушки у нее нормальные, симпотные. Хотя зимой волосы носит длинные будь здоров. Иногда штруня их заплетает, а иногда нет. Но ничего так себе смотрится. Ей всего десять. Вполне тощая, как я, только путёво такая тощая. Роллерски тощая. Однажды я на нее в окно смотрел, когда она в парк шла через Пятую авеню, и вот она такая — роллерски тощая. Вам бы она понравилась. В смысле, Фиби такой что-нибудь скажешь, и она точняк поймет, чего ты ей пуржишь. В смысле, ее даже можно с собой куда-нибудь брать. Возьмете ее на паршивое кино, к примеру, так она сразу поймет, что кино паршивое. Поведете в кино ничего так себе — поймет, что оно ничего кино. Мы с Д.Б. водили ее на это французское, «Жену булочника», в нем Рэмю еще играет. [13] Она чуть не сдохла. А любимое у нее — «39 ступеней» с Робертом Донатом. [14] Весь, нафиг, фильм наизусть знает, потому что я ее смотреть водил раз десять. Когда этот Донат появляется на шотландской ферме, например, когда от фараонов убегает и всяко-разно, Фиби прямо в зале выдает громко — точно когда шотландец в картине спрашивает: «А селедку едите?» Все базары там она знает наизусть. А когда этот профессор в картине, который на самом деле немецкий шпион, показывает Роберту Донату мизинец, на котором не хватает двух фаланг, Фиби такая его опережает — в темноте сует своймизинец мне прямо под нос. Путёвая она. Вам бы понравилась. Засада только в том, что иногда чересчур мамсится. Слишком возбужденная для малявки. По-честному. И еще вот чего делает — она все время книжки пишет. Только никогда не дописывает. Все про какую-то пацанку по имени Хэзел Уэзерфилд — только Фиби такая все время пишет «Хэзл». Эта Хэзл Уэзерфилд — девчонка-детектив. Вроде как сирота, но везде ее предок все время возникает. Предок ее — всегда «высокий симпатичный джентльмен лет 20-ти». Ну вообще. Во Фиби дает. Чесслово, она бы вам понравилась. Даже совсем еще кроха была — и у нее котелок варил. Когда она была совсем кроха, мы с Олли брали ее в парк, особенно по воскресеньям. У Олли такой парусник еще был, братец с ним возился по воскресеньям, и мы Фиби с собой брали. Она такая белые перчаточки надевала и шла прямо между нами, как леди и всяко — разно. А когда мы с Олли о чем-нибудь вообще разговаривали, Фиби такая нас слушала. Иногда забудешь, что она тут рядом — ну все-таки малявка еще совсем, — а она самавозьмет и напомнит. Перебивала нас все время. Пихнет Олли или меня и говорит: «Кто? Кто это сказал? Бобби или дама?» Мы ей скажем, кто сказал, а она говорит: «А-а», — и дальше давай слушать и всяко-разно. Олли тоже с нее помирал. В смысле — она ему тоже нравилась. Теперь ей десять, и уже, в общем, не совсем малявка, но с нее все по-прежнему помирают — ну, у кого котелок варит хоть немного.
13
«Жена булочника» (1938) — комедия французского режиссера Марселя Паньоля с французским актером Рэмю (Жюль-Огюст Мюрэр, 1883–1946) в главной роли.
14
«39 ступеней» (1935) — фильм англо-американского режиссера Алфреда Хичкока по одноименному приключенческому роману шотландского писателя Джона Букэна. В главной роли снялся английский актер Фридрих Роберт Донат (1905–1958).
В общем, с такими, как она, всегда в жилу по телефону потрындеть. Но я слишком боялся, что трубку снимут штрики и тогда поймут, что я в Нью-Йорке, что меня из Пеней выперли и всяко-разно. Поэтому я просто рубашку донадевал. Потом весь так собрался и спустился на лифте в вестибюль, поглядеть, чего там такое.
В вестибюле, считай, никого и не было, кроме нескольких сутенерского вида типусов да пары шлюшистого вида блондинок. Но банду из «Лавандовой залы» слышно, поэтому туда я и двинул. Толпы немного, только мне все равно паршивый столик дали — сильно сзади. Надо было зеленым перед носом метрдотеля помахать. В Нью-Йорке ух гроши дело, нафиг, двигают — я не шучу.
Банда была гнойная. Бадди Сингер. Сквозняки, но не путёвые сквозняки — фофаны. К тому же мало народу моего возраста. Вообще-то никого моего, возраста там и не было. В основном старичье, пижонистое такое, со своими девками. Кроме столика рядом. За столиком рядом сидели эти три девки, лет по тридцать где-то. И все три — уродины будь здоров, и на всех такие шляпки, что сразу просекаешь — не местные, хотя одна, блондинка, вроде ничего. Вроде миленькая такая даже, блондинка эта, и я только стал на нее косяка уже давить, как возник официант. Я заказал скотч с содовой и велел не смешивать — быстро причем сказал, как не знаю что, потому что если начнешь бекать и мекать, сразу решат что тебе еще нет двадцати одного, и никакой опьяняющей жидкости не продадут. Но с ним все равно ни шиша не вышло.
— Простите, сэр, — говорит, — но имеется ли у вас какое — нибудь подтверждение совершеннолетия? Водительские права хотя бы?
Я на него этак холодно глянул, будто он меня оскорбил, как не знаю что, и спрашиваю:
— А что, похоже, что мне еще нет двадцати одного?
— Простите, сэр, но у нас полагается…
— Ладно, ладно, — говорю. Потому что прикинул: ну и черт с ним. — Тащите колу. — Он уже пошел прочь, а я его назад позвал: — А рому туда можете плеснуть или еще чего? — спрашиваю. Очень нормально так спрашиваю и всяко-разно. — Я же не могу сидеть в таком фофанском месте и трезвыйнамертво. Набодяжьте туда чутка рому, что ли?
— Мне очень жаль, сэр… — завел он и по-быстрому драпанул. Но я не стал на него особо зуб точить. Их с работы вышибут, если прочухают, что они малолеткам продают. А я, нафиг, малолетка.
Стал я на трех кочережек за соседним столиком опять косяка давить. Ну то есть, на блондинку. Остальные две — это с большой голодухи. Но не дубово эдак давил. Просто окидывал всех троих таким очень невозмутимым взглядом и всяко-разно. А они чего, вся троица эта — они хихикать давай, как дебилы. Наверно, решили, что я молодой еще кого-нибудь клеить. Тут я разозлился, как не знаю что, — я на них что, женитьсясобираюсь или как? Надо было отлуп им дать сразу, как они так сделали, только засада в том, что мне по-честному захотелось танцевать. Мне очень танцевать в жилу, ну иногда, и вот тогда как раз в струю оказалось. Поэтому ни с того ни с сего я как бы к ним нагибаюсь и говорю:
— Девушки, а никто из вас не хотел бы потанцевать? — Ни дубово спросил, ничего. Очень, на самом деле, галантно. Только они, нахер, решили, что это тоже отпадная шуточка. И захихикали еще пуще. Без балды — три натуральные дебилки. — Давайте, — говорю, — потанцую каждую по очереди. Нормально? Что скажете? Пошли! — Мне по-честному хотелось танцевать.
Наконец блондинка встала и пошла со мной танцевать, потому что видно же, разговаривал-то я только с ней, —и мы вышли на пятак. У двух оставшихся чучел чуть родимчик не случился. Наверно, сильно приспичило, раз я вообще на них позарился.
Но оно того стоило. Блондинка танцевала будь здоров. Мне мало с кем так танцевать доводилось. Без балды: иногда очень тупые девки на пятаке просто сшибают с ног. А берешь какую — нибудь умницу, и она пытается тебяпо пятаку водить, а то и так паршиво танцует, что лучше всего окопаться за столиком и с ней просто надраться.
— Ну вы и танцуете, — говорю я блондинке. — Вам надо этим зарабатывать. Я не шучу. Я однажды танцевал с профессионалкой, так вы — в два раза лучше. Слыхали когда-нибудь про Марко и Миранду?
— Чего? — говорит. Она меня даже не слушала. Только озиралась.
— Я говорю, Марко и Миранду знаете?
— Не слыхала. Нет. Не знаю.
— Так вот, они танцуют, она танцовщица. Вообще-то она не фонтан. Делает все, что положено, но все равно не фонтан. Знаете, когда девушка по-честному неслабо танцует?
— Не-а.
— Ну… вот моя рука у вас на спине. И если я думаю, что у меня под рукой ничего нет — ни попца, ни спины, ни ног, ничего, — вот тогда девушка по-честному танцует неслабо.
Только она меня не слушала. Поэтому и я перестал на нее внимание обращать. Мы просто танцевали. Ух как эта бажбанка давала копоти. Бадди Сингер и его вонючая банда лабали «Такое просто бывает», [15] но даже они испортить ничего не могли. Роскошная песня. Я не стал никаких финтов выделывать, пока мы танцевали, — терпеть не могу, когда парень на пятаке пижонски финтит, — но телепал ее за собой прилично, и она от меня не отлипала. А самое смешное — я думал, ей тоже нравится, пока она вдруг не взяла и тупо не ляпнула:
15
«Такое просто бывает» (1935) — популярная песня американского композитора и автора песен Коула Портера (1891–1964) из мюзикла «Торжество».