Собрание сочинений

Бродский Иосиф Александрович

21

Вот шествие по улице идет.Уж вечереет, город кроет тень.Все тот же город, тот же год и день,и тот же дождь и тот же гул и мгла,и тот же тусклый свет из-за угла,и улица все та ж, и магазин,и вот толпа гогочущих разинь.А вечер зажигает фонари.Студентики, фарцмены, тихари,грузины, блядуны, инженераи потаскушки – вечная пора,вечерняя пора по городам,полупарад ежевечерних дам,воришки, алкоголики – крупа...Однообразна русская толпа.О них еще продолжим разговор,впоследствии мы назовем их – Хор.Бредет сомнамбулический отряд.Самим себе о чем-то говорят,князь Мышкин, Плач, Честняга, Крысолово чем-то говорят, не слышно слов,а только шум. Бредут, бредут хрипя,навеки погруженные в себя,и над Счастливцем зонтик распростерт,и прижимается к Торговцу Чорт,принц Гамлет руки сложит на груди,Любовники

белеют позади.Читатель мой, внимательней взгляни:завесою дождя отделеныот нас с тобою десять человек.Забудь на миг свой торопливый веки недоверчивость на время спрячь,и в улицу шагни, накинув плащ,и, втягивая голову меж плеч,ты попытайся разобрать их речь.

22. Романс князя Мышкина

В Петербурге снег и непогода,в Петербурге горестные мысли,проживая больше год от года,удивляться в Петербурге жизни.Приезжать на Родину в карете,приезжать на Родину в несчастьи,приезжать на Родину для смерти,умирать на Родине со страстью.Умираешь, ну и Бог с тобою,во гробу, как в колыбельке чистой,привыкать на родине к любови,привыкать на родине к убийству.Боже мой, любимых, пережитых,уничтожить хочешь – уничтожишь,подними мне руку для защиты,если пощадить меня не можешь.Если ты не хочешь. И не надо.И в любви, испуганно ловимой,поскользнись на родине и падай,оказавшись во крови любимой.Уезжать, бежать из Петербурга.И всю жизнь летит до поворота,до любви, до сна, до переулказимняя карета идиота.

23. Комментарий

А все октябрь за окном шумит,и переулок за ночь перемытне раз, не два холодною водой,и подворотни дышат пустотой.Теперь все позже гаснут фонари,неясный свет октябрьской зарине заполняет мерзлые предместья,и все ползет по фабрикам туман,еще не прояснившимся умаммерещатся последние известья,и тарахтя и стеклами, и жестью,трамваи проезжают по домам.(В такой-то час я продолжал рассказ.Недоуменье непротертых глази невниманье полусонных души торопливость, как холодный душ,сливались в леденящую струюи рушились в мистерию мою.)Читатель мой, мы в октябре живем,в твоем воображении живомтеперь легко представится тосканесчастного российского князька.Ведь в октябре несложней тосковать,морозный воздух молча целовать,листать мою поэму...Боже мой,что, если ты ее прочтешь зимой,иль в августе воротишься домойиз южных путешествий, загорев,и только во вступленьи надоев,довольством и вниманием убит,я буду брошен в угол и забыт,чтоб поразмыслить над своей судьбой,читатель мой...А, впрочем, чорт с тобой!Прекрасным людям счастья не дано.Счастливое рассветное вино,давно кружить в их душах перестав,мгновенно высыхает на устах,и снова погружаешься во мракпрекраснодушный идиот, дурак,и дверь любви запорами гремит,и в горле горечь тягостно шумит.Так пей вино тоски и нелюбви,и смерть к себе испуганно зови,чужие души робко теребя.Но хватит комментариев с тебя.Читатель мой, я надоел давно.Но все же посоветую одно:когда придет октябрь – уходи,по сторонам презрительно гляди,кого угодно можешь целовать,обманывать, любить и блядовать,до омерзенья, до безумья пить,но в октябре не начинай любить.(Я умудрен, как змей или отец.)Но перейдем к Честняге, наконец.

24. Романс для Честняги и хора

Хор:

Здесь дождь, и дым, и улица,туман и блеск огня.

Честняга:

Глупцы, придурки, умники,послушайте меня,как честностью прославитьсяживя в добре и зле,что сделать, чтоб понравитьсяна небе и земле.Я знал четыре способа:– Покуда не умрешьнадеяться на Господа...

Хор:

Ха-ха, приятель, врешь!

Честняга:

Я слышу смех, иль кажетсямне этот жуткий смех.Друзья, любите каждого,друзья, любите всех -и дальнего, и ближнего,детей и стариков...

Хор:

Ха-ха, он выпил лишнего,он ищет дураков!

Честняга:

Я слышу смех. Наверноея слышу шум машин;друзья, вот средство верное,вот идеал мужчин:– Берите весла длинные,топор, пилу, перо, -и за добро творимоеполучите добро,стучите в твердь лопатами,марайте белый лист.– Воздастся и заплатится...

Хор:

Ха-ха, приятель, свист!Ты нас считаешь дурнями,считаешь за детей.

Честняга:

Я слышу смех. Я думаю,что это смех людей.И я скажу, что думаю,пускай в конце концовя не достану куревау этих наглецов.О, как они куражатся,но я скажу им всемчетвертое и, кажется,ненужное совсем,четвертое (и лишнее),души (и тела) лень.– За ваши чувства высшиецепляйтесь каждый день,за ваши чувства сильные,за горький кавардакцепляйтесь крепче, милые...

Хор:

А ну, заткнись, мудак!Чего ты добиваешься,ты хлебало заткни,чего ты дорываешьсянад русскими людьми.Земля и небо – Господа,но нам дано одно.Ты знал четыре способа,но все они – говно.Но что-то проворонил ты:чтоб сытно есть и пить,ты должен постороннемуна горло наступить.Прости, мы извиняемся,но знал ли ты когда,как запросто меняютсяна перегной года,взамен обеда сытного,взамен «люблю – люблю», -труда, но непосильного,с любовью – по рублю.И нам дано от Господанемногое суметь,но ключ любого способа,но главное – посметь,посметь заехать в рожуи обмануть посметь,и жизнь на жизнь похожа!

Честняга:

Но более – на смерть.

25. Комментарий

Предоставляю каждому судить,кого здесь нужно просто посадитьна цепь и за решетку. Чудеса.Не лучше ль будет отвести глаза?И вновь увидеть золото аллей,закат, который пламени алей,и шум ветвей, и листья у виска,и чей-то слабый вздох издалека,и за Невою воздух голубой,и голубое небо над собой.И сердце бьется медленней в груди,и кажется – все беды позади,и даже голоса их не слышны.И посредине этой тишиныим не связать оборванную нить,не выйти у тебя из-за спины,чтоб сад, и жизнь, и осень заслонить.Стихи мои как бедная листва.К какой зиме торопятся слова.Но как листву – испуганно ловивокруг слова из прожитой любви,и прижимай ладони к голове,и по газонной согнутой травеспеши назад – они бегут вослед,но, кажется, что впереди их нет.Живи, живи под шум календаря,о чем-то непрерывно говоря,чтоб добежать до самого концаи, отнимая руки от лица,увидеть, что попал в знакомый сад,и оглянуться в ужасе назад:– Как велики страдания твои.Но, как всегда, не зная для кого,твори себя и жизнь свою творивсей силою несчастья твоего.

26

Средь шумных расставаний городских,гудков авто и гулов заводских,и теплых магазинных площадейопять встречать потерянных людей,в какое-то мгновенье вспоминатьи всплескивать руками, догонять,едва ли не попав под колесо,да, догонять, заглядывать в лицо,и узнавать, и тут же целовать,от радости на месте танцеватьи говорить о переменах дел,«да-да, я замечаю, похудел»,«да-да, пора заглядывать к врачу»,и дружелюбно хлопать по плечу,и, вдруг заметив время на часахи телефон с ошибкой записав,опять переминаться и спешить,приятеля в объятьях придушитьи торопиться за трамваем вслед,теряя человека на пять лет.Так обойдется время и со мной.Мы встретимся однажды на Сеннойи, пары предложений не сказав,раздвинув рты и зубы показав,расстанемся опять – не навсегда ль?
– и по Садовой зашагает вдальмой грозный век, а я, как и всегда,через канал, неведомо куда.

27

Вот шествие по улице идети нас с тобою за собой ведет,да, нас с тобой, мой невеселый стих.И все понятней мне желанье ихпо улице куда-нибудь плестись,все отставать и где-то разойтись,уже навек, чтоб затерялся след,чтоб вроде бы их не было и нет,и это не насмешка и не трюк,но это проще, чем петля и крюк,а цель одна и в тот и в этот раз,да, цель одна: пусть не тревожат нас.Пусть не тревожат нас в осенний день.Нам нелегко, ведь мы и плоть и теньодновременно, вместе тень и свет,считайте так, что нас на свете нет,что вас толкнула тень, а не плечо.А нам прожить хотя бы день еще,мы не помеха, не забьемся в щель.А может быть, у них другая цель.Перед тобою восемь человек,забудь на миг свой торопливый веки недоверчивость на время спрячь.Вон, посмотри, проходит мимо – Плач.