Собрание сочинений

Трефолев Леонид Николаевич

1893

ГУСЛЯР

Аль у сокола

крылья связаны?

Аль пути ему

Все заказаны?

Кольцов

Гой вы, ребята удалые,

Гусляры молодые,

Голоса заливные!

Лермонтов

Жил гусляр. Во дни минувшие Правду-матку проповедовал; Он будил умы уснувшие, По кривым путям не следовал. Пел гусляр: "Веди нас, боженька! Невтерпеж тропинка узкая… Гой ты, славная дороженька! Гой еси ты, песня русская! Не в тебе ли светит зорюшка Для народа исполинского? Долетай до Бела морюшка, Вплоть до морюшка Хвалынского. Не кружись вокруг да около! У тебя ли крылья связаны? Для тебя ли, ясна сокола, К небесам пути заказаны?" Околдован словно чарами, Пел гусляр… В нем сердце билося… А теперь, на грех, с гуслярами Злое горюшко случилося. Ни пути нет, ни дороженьки… Нет орлов, не видно сокола. Устают больные ноженьки, Бродят все вокруг да около. Гой ты, песенка-кручинушка,

Песня бедная, болящая, Не угасни, как лучинушка, Тускло-медленно горящая! Вместо песни, слышны жалобы На судьбу — злодейку гневную. Спеть гуслярам не мешало бы Песню чудно-задушевную, — Чтобы сердце, в ней не чахнуло, Не дрожало перед тучею, Чтобы в песне Русью пахнуло, Русью свежею, могучею!

<1893>

С. Д. ДРОЖЖИНУ [6]

Век жестокий, век проклятый Я едва ль переживу, Я чудесный век двадцатый Не увижу наяву. Вы, мой друг, меня моложе, Вы — поэт и человек, — Дай вам счастье, правый боже, Увидать свободный век!

9 января 1894

6

С. Д. Дрожжин — крестьянский поэт-демократ, друг и единомышленник Трефолева. (Ред.)

В ГЛУХОМ САДУ

Пусть в вальсе игровом кружится Гостей беззаботных толпа, — Хочу я в саду освежиться, Там есть невидимка-тропа. По ней в час последней разлуки Я тихо и робко иду… Гремят соловьиные звуки В глухом саду. Гремят соловьиные звуки… В саду мы блуждаем одни. Пожми горячее мне руки, Головку стыдливо склони! Под пологом северной ночи, Не видя грядущей беды, Пусть светят мне милые очи. Как две звезды. Пусть светят мне милые очи, Пусть громче свистит соловей! Лицо мне, под сумраком ночи, Косой шелковистой обвей! Не видят нас звезды, мигая Мильонами радужных глаз… Еще поцелуй, дорогая, В последний раз! Еще поцелуй, дорогая, Под вальс и под трель соловья! И я, от тебя убегая, Сокроюсь в чужие края. Там вспомню приют наш убогий И светлые наши мечты. Пойдем мы неровной дорогой — И я, и ты. Пойдем мы неровной дорогой На жизненном нашем пути… Ты издали с нежной тревогой Тернистый мой путь освети. Забудешь ты старое горе, Но вальс и певца-соловья Мы оба забудем ни вскоре, Ни ты, ни я. Мы оба забудем не вскоре, Как шли невидимкой-тропой, Как в темном саду на просторе Смеялись над жалкой толпой. Пора! Наступил час разлуки… Мне слышится в чудном бреду: Гремят соловьиные звуки В глухом саду.

18 февраля 1894

РУЧЕЙ

Скованный льдом, истомился ручей; Ждет он с небес благодатных лучей, Вырваться хочет, — как пленник, на волю, — Думает: скоро ли вспыхнет весна? Скоро ли он, после зимнего сна, Змейкой завьется по чистому полю? Как он — малютка — бывает хорош В летнее утро!.. Зеленая рожь Шепчет ему: Мой поилец-дружище, Ты не гордишься, как Волга, собой; С нею ты споришь волной голубой: Струйки твои Волги-матушки чище… Матушку Волгу царицей зовут. Разные чудища Волгой плывут, Со свистом и грохотом дым развевая… Волга, по слухам, для всех — благодать; Но и она заставляла… страдать, Лямкой народную грудь надрывая. Много под лямкой струилося слез! Ты не видал их. Малюткой ты рос, — Так и остался малюткою вечно… Крови и слез ты в себе не таишь, Ниву родную по-братски поишь Кротко, любовно, сердечно.

1897

БЕЗЫМЕННЫЙ ПЕВЕЦ

Жил когда-то гусляр. Не для знатных бояр — Для народа он песни слагал. Лишь ему одному В непроглядную тьму Вольной песней своей помогал. Пел он звонко: "Не трусь, Православная Русь! Перестань голубком ворковать. Будь могучим орлом И иди напролом, Не дремли, повались на кровать… Как не стыдно тебе В дымной тесной избе При лучинушке плакать вдовой? Ты по белым снежкам, По зеленым лужкам Пронесись, словно конь боевой! И от звуков певца Разгорались сердца, Молодела народная грудь, — И, надежды полна, Подымалась она И старалась поглубже вздохнуть… Где скончался певец, Много-много сердец Пробуждавший на старой Руси? Где он спит под крестом Сладко, крепко? О том У могил безыменных спроси… Современный поэт! Дай правдивый ответ: Для кого, для чего ты поешь? С неизменной тоской, — Для услады людской Что народу ты в песнях даешь? Кроткий друг и собрат! Сладкой песне я рад. Ты поешь, как лесной соловей, Одного я боюсь Что народную Русь Не разбудишь ты песней своей.

1897

НАБАТ

1 С секстиною [7] бороться мудрено: В ней каждый стих — невольник. Он закован, Как жалкий раб, но я давным-давно Упрямою секстиной очарован И петь готов то грустно, то смешно. Теперь мой стих нестроен и взволнован. 2 Вы спросите: да чем же он взволнован?.. Эх, молодость! Решить не мудрено. Ужель тебе не горько, а смешно, Что "Человек" невольником закован, Что сумраком ночным он очарован, — Что светлых дней не видит он давно? 3 Немая ночь царит везде давно, Но "Человек" в потемках не

взволнован И так своей дремотой очарован, Что разбудить его нам мудрено. Не чувствует бедняк, что он закован Тяжелым сном. Во сне ему смешно. 4 Вдруг бьют в набат. Но "Спящему" смешно, — Ведь он себя застраховал давно От братских чувств; любовью не закован И ближнего страданьем не взволнован, Он не встает, да встать и мудрено, Не хочется: он негой очарован. 5 А колокол гудит… Разочарован Встал "Человек"… и злится он смешно; Кто разбудил?.. Поведать мудрено… Не сердце ли набат свой бьет давно? Да, этот раб, — раб честный, — весь взволнован — Звучит в груди, неволей не закован. 6 О сердце-раб! Да будет не закован Твой колокол! Тобой я очарован, И умилен, и радостно взволнован… …Не правда ли, в набат я бил смешно? Плохой звонарь, я устарел давно, — Ведь разбудить всех спящих мудрено.

7

Секстина — стихотворная строфа, состоящая из шести строчек. (Ред.)

1 января 1898

КРОВАВЫЙ ПОТОК

(Сонет)

Утихнул ветерок. Молчит глухая ночь. Спит утомленная дневным трудом природа, И крепко спят в гробах борцы — вожди народа, Которые ему не могут уж помочь. И только от меня сон убегает прочь; Лишь только я один под кровом небосвода Бестрепетно молюсь: "Да здравствует свобод! Недремлющих небес божественная дочь!" Но всюду тишина. Нет на мольбу ответа. Уснул под гнетом мир — и спит он… до рассвета, И кровь струится в нем по капле, как ручей… О кровь народная! В волнении жестоком Когда ты закипишь свободно — и шатеном Нахлынешь на своих тиранов-палачей?..

22 сентября 1899

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

ПЕРВЫЙ ГРОМ

Я весеннее раннее утро люблю: Чудно всходит оно над землею родной. И о том только бога усердно молю, Чтобы гром, первый гром загремел надо мной. Оживится земля со своими детьми; Бедный пахарь на ниве вздохнет веселей… Первый гром, чудный гром, в небесах загреми И пошли дождь святой для засохших полей! Как раскинется туча на небе шатром, — Всколыхнется душа, заволнуется грудь… Первый гром, чудный гром, благодетельный гром, Для отцов и детей ты убийцей не будь! Никого не убей, ничего не спали, Лишь засохшие нивы дождем ороси, Благодетелем будь для родимой земли, Для голодной, холодной, но милой Руси.

ВЕКОВЕЧНАЯ СТАРУХА

Бедность проклятую знаю я смолоду. Эта старуха, шатаясь от голоду, В рубище ходит, с клюкой, под окошками. Жадно питается скудными крошками. В диких очах видно горе жестокое, Горе тоскливое, горе глубокое, Горе, которому нет и конца… Бедность гоняют везде от крыльца. Полно шататься из стороны в сторону! Верю тебе я, как вещему ворону. Сядь и закаркай про горе грядущее, Горе, как змей ядовитый, ползущее, Горе, с которым в могилу холодную Я унесу только душу свободную; Вместе же с нею в урочном часу Я и проклятье тебе унесу. Не за себя посылаю проклятия: О _человеке_ жалею — о _брате_ — я. Ты надругалась руками костлявыми Над благородными, честными, правыми. Сколько тобою мильонов задавлено, Сколько крестов на могилах поставлено! Ты же сама не умрешь никогда, Ты _вековечна_, старуха-нужда!

ГЕНЕРАЛ ЕРОФЕЙ

(Легенда)

Ерофей-генерал побеждал и карал Пугачева в Разина Стеньку. Получивши "абшид" без мундира, спешит Он в родную свою деревеньку. Приезжает туда. Деревенька худа; Обнищали его мужичонки, Нагишом ходят все. Генерал с фрикасе Перешел… на телячьи печенки. Он сердито сквозь строй прогонял, как герой, Не жалея березовой рощи; А теперь уж не то: ходит..в.??атском пальто Генерал, преисполненный мощи. Он хандрит и ворчит, грозно палкой стучит, Напевая мотивы из "Нормы": "Суета! Суета! Жизнь не та, жизнь не та, Как, бывало, жилось… до реформы!" Ненавидя толпу, он прибегнул к попу, И, беседуя кротко с поповной, Так он сделался прост, что в рождественский пост И не думал о страсти любовной. Генерал Ерофей в пост успенский шалфей Пил с молитвой и верою жаркой; Но зато в мясопуст от поповниных уст Кипятился за пенистой чаркой. Буйный дух в нем исчез, говорить стал на "ес"… "Нравы наши-с… Да в том-то и горе-с, Что прошли времена-с, позабыли о нас… По латыни-с: О, tempera, mores!" [8] Генерал выпивал: Поп главою кивал, Восклицая: "Из праха изыдем, Обращаемся в прах!" — Снова рюмочку тррах… Так и дальше. Все idem per idem. Допивая шалфей, раз вздремнул Ерофей. Вдруг влетает волшебница-фея И пред ним держит речь: "Чтобы силы сберечь, Не вкушай, друг любезный, шалфея!" — "Как же быть мне с попом? — В онеменьи тупом, Побледневши белее рубашки, Генерал вопросил: — Я в отставке, без сил, И мои прегрешения тяжки!" — "Человече простой, ты травами настой Свой напиток. Есть чудные травы. Вот рецепт мой, бери. И держу я пари: Ты очистишь российские нравы. Каждый любит свое — и еду и питье. Шнапс у немцев…. _Вас? Шпрехен зи дейч_?
– [9] У французов — клико; а тебе так легко, Ерофей, сочинить "ерофеич"!" И мила и нежна улетела она — Легкокрылая, резвая фея. Вместо злата и лепт, очутился рецепт В генеральских руках Ерофея. Он настойки вкусил — и прибавилось сил. Заскакал, как лихой кабардинец, И вскричал Ерофей: "Для чего пить шалфей, Если дан мне волшебный гостинец?" У любого спроси: кто у нас на Руси От гостинца сего не шатался? Улетел в царство фей генерал Ерофей, Но его "ерофеич" остался.

8

o, tempora, mores! (Лат.) — о, времена, нравы. (Ред.)

9

шпрехен эй дейч? (Нем.) — говорите вы по-немецки? (Ред.)