Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
III. У миссионера
Мы прикрепили остатки нашей веревки к другой пироге и стали ожидать рассвета, поздравляя друг друга с избавлением от страшной опасности, что скорее было милостью к нам Провидения, чем результатом наших собственных усилий. Наконец начало светать. Редко когда я встречал рассвет с такой радостью. На дне пироги лежал несчастный аскари и около него окровавленная рука дикаря. Я не мог выносить этого зрелища. Взяв камень, который служил якорем для пироги, мы привязали к нему тело убитого человека и бросили его в воду. Он пошел ко дну, и только пузыри остались на воде после него. Ах! Когда придет время, большинство из нас канет в Лету, оставив на поверхности только пузыри — единственный след нашего существования! Руку дикаря мы тоже бросили в реку. Кинжал, который мы вытащили из груди убитого, был очень красивый, очевидно арабской работы, с рукояткой из слоновой кости, отделанной золотом. Я взял его себе вместо охотничьего ножа, и он оказался очень полезным мне. Один из ваква перебрался ко мне в пирогу, и мы снова пустились в путь в невеселом расположении духа, надеясь добраться до миссии только ночью.
Через час после восхода солнца полил сильный дождь, еще более ухудшив наше положение. Мы промокли до костей, так как не могли укрыться от дождя в пирогах. Ветер упал, паруса были бесполезны, и мы ползли потихоньку с помощью весел.
В одиннадцать часов мы пристали к левому берегу; дождь несколько утих, и мы развели огонь, поймали и зажарили рыбу, не смея пойти в лес поохотиться. В два часа мы тронулись в путь, взяв с собой запас жареной рыбы.
Дождь полил еще сильнее. Плыть по реке становилось все труднее, благодаря камням, мелководью и чрезвычайно сильному течению. Очевидно было, что к ночи нам не добраться до гостеприимной кровли миссии — перспектива не особенно приятная! В пять часов пополудни, совершенно измученные, мы могли точно определить, что находимся почти в десяти милях от миссии. Примирившись с этим, нам необходимо было позаботиться о безопасном ночлеге.
Мы не решились пристать к берегу, покрытому густой растительностью, где могли спрятаться масаи. К счастью, мы заметили маленький скалистый островок на середине реки. Мы сейчас же пристали к нему, крепко привязали пироги и вышли на землю, стараясь устроиться возможно комфортнее, насколько это позволяли обстоятельства. Что касается погоды, то она была просто отвратительна: дождь пронизывал нас до костей, мешая развести огонь. Одно обстоятельство несколько утешило нас. Наши аскари объявили, что ничто не заставит масаев напасть на нас в такую погоду, так как они не любят дождя и ненавидят даже саму мысль о мытье. Мы поели невкусной рыбы (все, за исключением Умслопогаса, который, как истый зулус не выносил ее) и выпили джина, которого у нас, к счастью, осталось несколько бутылок. Эта была самая тяжелая ночь, которую мне пришлось пережить, за исключением, пожалуй, той ночи, когда мы, трое белых людей, приготовились погибнуть от холода во время путешествия в Страну Кукуанов. Ночь тянулась бесконечно, я боялся, что наши ваква умрут от дождя и холода; они наверное умерли бы, если бы я не давал им в несколько приемов спиртного. Даже такой закаленный старый волк, как Умслопогас, живо ощущал все неудобство нашего положения, хотя, в противоположность ваква, которые стонали и жаловались на судьбу, он не произнес ни единой жалобы. Под утро мы услыхали крик совы и начали готовиться к наступлению врага, хотя я не думаю, чтобы мы могли оказать серьезное сопротивление. Но сова на этот раз оказалась настоящей, да и сами масаи, наверное, чувствовали себя так скверно, что и не помышляли о новом нападении.
Наконец первые лучи рассвета скользнули по воде, и дождь перестал. Появилось лучезарное солнце, прогнало туман и обогрело воздух. Измученные, истощенные, мы поднялись и пошли отогреваться в ярких лучах, испытывая горячую благодарность солнцу. Я вполне понимаю, почему древние обряды обоготворяли солнце, которое играло слишком большую роль в первобытной жизни.
Через полчаса мы пустились в путь с помощью попутного ветра. Вместе с солнцем к нам вернулось хорошее расположение духа, и мы готовы были смеяться над опасностями предшествовавшей ночи. В одиннадцать часов, когда мы подумывали, по обыкновению, остановиться на отдых и попытаться подстрелить какую-нибудь дичь на обед, внезапный поворот реки открыл перед нами картину настоящего европейского дома, с верандой вокруг, превосходно расположенного на холме и окруженного высокой каменной стеной и рвом.
Над домом широко разрослась ветвистая сосна, верхушку которой мы видели несколько раз за последние два дня, не подозревая, что она растет в самой миссии. Я первым увидел дом и не мог удержаться от радостного возгласа, к которому присоединись другие. Мы и не подумали останавливаться теперь на берегу, а усердно принялись грести. Хотя дом казался близко, мы плыли долго и только в час дня причалили к берегу, на котором высился дом миссии. Выйдя на берег, мы заметили три фигуры, спешившие нам навстречу, одетые в обычные английские костюмы.
— Джентльмен, леди и девочка, — воскликнул Гуд, вглядываясь в трио сквозь свое стеклышко, — шествуют самым цивилизованным манером по прекрасному саду нам навстречу. Повесьте меня, если это не самая любопытная вещь, которую мы видели!
Гуд был прав. Странно было видеть здесь этих европейцев; это походило на сон или на сцену из итальянской оперы. Но сон обратился в действительность, когда мы услыхали слова, обращенные к нам на чистейшем шотландском наречии:
— Здоровы ли вы, джентльмены? — сказал мистер Макензи, седовласый угловатый человек с добрым лицом и красными щеками. — Надеюсь, что вижу вас в полном здравии. Туземцы сказали мне, что час тому назад выследили две лодки с белыми людьми, плывущие по реке, и мы поспешили встретить вас!
— Я так рада снова видеть белых людей! — произнесла леди, изящная на вид особа.
Мы сняли шляпы и представились.
— Вы, наверное, устали и проголодались, джентльмены! — сказал мистер Макензи. — Пойдемте! Мы очень рады видеть вас! Последним белым человеком, который приехал к нам год тому назад, был Альфонс — вы его увидите!
Мы пошли по откосу холма, нижняя часть которого была огорожена и представляла из себя сады, полные цветов и овощей. По углам этих садов группировались грибообразные хижины, занимаемые туземцами, которым покровительствовал мистер Макензи. Женщины и дети поливали овощи, пока мы шли мимо них. В центре садов была расположена дорожка, окаймленная по обеим сторонам рядами апельсиновых деревьев; они были посажены не более десяти лет тому назад, но в этом прекрасном климате разрослись до невероятных размеров и были обременены золотистыми плодами. После довольно крутого подъема мы подошли к прекрасной ограде, заключавшей в себе пространство земли в четыре акра [52] , где на самой вершине холма находились собственный сад, дом, церковь и другие строения миссии мистера Макензи. И что это был за сад! Я всегда любил хорошие сады и всплеснул руками от восторга, когда увидел сад миссионера. Рядами стояли здесь все лучшие плодовые деревья. На вершине холма климат был такой ровный, что все английские растения, деревья, цветы произрастали великолепно, были даже некоторые разновидности яблок. Были здесь земляника, томаты — и еще какие! — дыни, огурцы, всевозможные виды растений и плодов…
[52] Акр — английская мера площади, равная примерно 0,4 га.
— Великолепный у вас сад! — сказал я с восхищением и с некоторой завистью.
— Да — отвечал миссионер, — сад хороший и вполне вознаграждает мои труды. И климат здесь благодатный! Если вы посадите в землю персиковую косточку, она принесет вам плод через три года, а черенок розы зацветет через год. Прекрасный климат!
Мы подошли ко рву, наполненному водой, на другой стороне которого возвышалась каменная стена с бойницами в восемь футов высотой.
— Там, — сказал мистер Макензи, указывая на ров и стену, — за стеной «magnum opus» [53] , там — церковь, а по другой стороне — дом. Мне потребовалось двадцать человек туземцев, которые два года рыли ров и строили стену, и я не был спокоен, пока работы не были окончены. Теперь я вполне огражден от всех дикарей Африки, потому что поток, наполняющий ров, вытекает из-под стены, струится и летом и зимой, и я всегда держу в доме запас провизии на четыре месяца!
[53] Выдающееся произведение (лат.).
Пройдя по мостику через ров, мы пролезли через узкое отверстие в стене и вошли во владение мистера Макензи — именно, в его чудный сад, красоту которого трудно описать. Я никогда не видел таких роз, гардений, камелий (редкие сорта даже в Англии). Тут была целая коллекция прекрасных луковиц, собранная маленькой дочкой миссионера, мисс Флосси. В середине сада журчал фонтан с очень красиво устроенным каменным бассейном. Дом представлял из себя массивное строение с прелестной верандой и был построен в виде четырехугольника, четвертая сторона которого, вмещавшая в себя кухню, была отделена от жилых помещений. Прекрасный план постройки в такой жаркой стране!
В центре сада находился самый замечательный предмет из всего виденного нами в этом прелестном месте — причудливое дерево, имевшее триста футов в вышину; ствол имел шестнадцать футов в диаметре. Высоко, на семьдесят футов, поднимался прямой прекрасный ствол, без единой ветви, а наверху широко разрослись темно-зеленые сучья, увешенные гигантскими листьями, которые раскинулись над домом и садом, осенили его благодатной тенью и в то же время, благодаря вышине, не препятствовали свету и воздуху проникать в дом.