Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
Сэр Генри снял свое гладкое золотое кольцо с мизинца и надел на ее палец. Это кольцо принадлежало еще покойной матери Куртиса, и я невольно подумал, как удивилась бы почтенная старая леди из Йоркшира, если бы предвидела, что ее обручальное кольцо будет надето на руку Нилепты, королевы Зу-венди.
Что касается Эгона, он с трудом сдерживался во время церемонии и, несомненно, с ужасом помышлял о девяносто пяти религиях, которые зловеще мелькали перед его глазами. В самом деле, он считал меня своим соперником и ненавидел меня! В конце концов он с негодованием ушел, и я знал, что мы можем ожидать от него всего худшего.
Потом мы с Гудом также ушли, с нами Умслопогас, и счастливая парочка осталась наедине. Мы чувствовали себя очень скверно. Считается, что свадьба — веселая и приятная вещь, но мой опыт показал мне, что часто она отзывается тяжело на всех, кроме двух заинтересованных лиц! Свадьба часто ломает старые устои, порывает старые узы; тяжело нарушать старые порядки! Вот пример: сэр Генри, милейший человек и лучший товарищ во всем мире, совершенно изменился со времени своей свадьбы. Вечно — Нилепта, тут Нилепта, там Нилепта, с утра до ночи все одна Нилепта, только она одна в голове и в сердце. Что касается старых друзей, то конечно, они остались друзьями, но молодая жена предусмотрительно заботится оттеснить их на второй план! Как ни печально, но это факт! Сэр Генри изменился. Нилепта — прекрасное, очаровательное создание, но я думаю, ей хотелось дать нам понять, что она вышла замуж за Куртиса, а не за Квотермейна, Гуда и К°. Но что пользы жаловаться и ворчать? Это вполне естественно, и всякая замужняя женщина не затруднится объяснить это, а я — самолюбивый, завистливый старик, хотя, надеюсь, никогда не показал им своего неудовольствия.
Мы с Гудом пошли и молча пообедали, стараясь подкрепить себя добрым старым вином, как вдруг явился один человек из числа приверженцев Нилепты и рассказал нам историю, которая заставила нас призадуматься.
После ссоры с Умслопогасом Альфонс ушел очень раздраженный. Очевидно, он отправился прямо к Храму Солнца и прошел в парк, или, вернее, в сад, окружавший наружную стену храма. Побродив там, он хотел вернуться, но встретил кортеж Зорайи, отчаянно летевший по северной дороге. Когда она заметила Альфонса, то остановила свиту и подозвала его.
Он подошел, его схватили, бросили в один из экипажей и увезли, хотя он отчаянно кричал, как объяснил нам человек, который пришел уведомить нас обо всем.
Сначала я затруднялся понять, зачем Зорайе маленький француз. С ее характером она в состоянии дойти до того, чтобы выместить свою ярость на нашем слуге. В конце концов мне пришла в голову другая мысль. Народ Зу-венди очень уважал и любил нас троих, во-первых, потому, что мы были первыми иностранцами, которых они видели, а во-вторых, потому, что мы, по их мнению, обладали сверхъестественной мудростью. Хотя гнев Зорайи против «чужеземных волков» вполне разделялся сановниками и жрецами, но народ относился к нам по-прежнему очень почтительно. Подобно древним афинянам, народ Зу-венди жаждал новизны, и потом, красивая наружность сэра Генри произвела глубокое впечатление на расу, которая горячо поклонялась всякой красоте. Красота ценится во всем земном шаре, но в Стране Зу-венди ее боготворят. На рыночных площадях шла молва, что во всей стране не было человека красивее Куртиса и ни одной женщины, кроме Зорайи, которая могла бы сравниться с Нилептой, что Солнце послало Куртиса — быть супругом королевы! Очевидно, возмущение против нас было искусственно, и Зорайя лучше всех знала это. Мне пришло в голову, что она решила выставить иную причину размолвки с сестрой, чем брак Нилепты с иностранцем, и нашла довольно серьезный повод. Для этого ей необходимо было иметь при себе одного чужестранца, который был бы так убежден в правоте ее дела, что оставил бы своих товарищей и перешел на ее сторону. Так как Гуд отвернулся от нее, она воспользовалась случаем схватить Альфонса, который был, как и Гуд, небольшого роста, и показать его народу и стране как великого Бугвана.
Я высказал Гуду мою мысль, и надо было видеть его лицо! Он просто испугался.
— Как! — вскричал он. — Этот бездельник будет изображать меня! Я уйду из страны! Моя репутация погибнет навсегда!
Я утешал его, как умел, потому что вполне разделял его опасения.
Эту ночь мы провели в уединении и чувствовали тоску, словно вернулись с похорон старого друга. На следующее утро мы принялись за работу. Послы, разосланные Нилептой повсюду с ее приказаниями, уже сделали свое дело, и масса вооруженных людей стекалась в город.
Мы с Гудом мельком видели Нилепту и Куртиса в продолжение двух дней, но вместе заседали на совете военачальников и сановников, намечали план действий, назначение командиров и делали массу дел. Люди шли к нам охотно, и целый день дорога, ведущая к Милозису, чернела толпами людей, стекавшихся по всем направлениям к королеве Нилепте.
Скоро нам стало ясно, что мы имеем в своем распоряжении сорок тысяч пехоты и тридцать тысяч кавалерии, весьма значительную силу, если принять во внимание короткое время, за которое мы успели собрать ее, и то обстоятельство, что половина регулярной армии последовала за Зорайей.
Войско Зорайи, по донесениям наших разведчиков, было сильнее. Она остановилась в городе М'Арступа, и вся окрестная знать стеклась под ее знамена. Наста явился с севера, приведя с собой двадцать пять тысяч горцев. Другой вельможа по имени Белюша, обитатель степного округа, привел двенадцать тысяч кавалерии. Очевидно было, что в расположении Зорайи имелось не менее сотни тысяч войска.
Мы получили известие, что Зорайя предполагает выступить и идти на Милозис, опустошив страну. У нас возник вопрос; встретить ли ее в стенах города или выйти из города и дать ей сражение. Гуд и я высказались за движение вперед и за битву. Если же мы будем сидеть в городе и ждать нападения, это могут счесть признаками нерешительности и страха.
В подобных случаях малейший пустяк может изменить мнение людей и направить его в другую сторону. Сэр Генри согласился с нашим мнением, так же как и Нилепта. Сейчас же принесена была большая карта и разложена перед нами. В тридцати милях от М'Арступа, где расположилась Зорайя, дорога шла по крутому холму и, окаймленная с одной стороны лесом, была неудобна для перехода войск. Нилепта серьезно посмотрела на карту и положила палец на обозначенный холм.
— Здесь ты должен встретить армию Зорайи! — сказала она мужу, улыбаясь и доверчиво смотря на него. — Я знаю эту местность. Ты встретишь здесь ее войско и развеешь его по ветру, как буря разгоняет пыль!
Но Куртис был серьезен и молчал.
XX. На поле битвы
Через три дня мы с Куртисом отправились в путь.
Все войско, за исключением маленького отряда телохранителей королевы, выступило еще накануне ночью.
Нахмуренный Город опустел и затих. Кроме личной стражи королевы, осталось еще около тысячи человек, которые, в силу болезней или других причин, были неспособны следовать за армией. Но это было не важно, потому что стены Милозиса были неприступны и неприятель находился не в тылу у нас.
Гуд и Умслопогас ушли с войском. Нилепта проводила сэра Генри до городских ворот, верхом на великолепной белой лошади по имени Дневной Луч, которая слыла самой быстрой и выносливой лошадью во всей стране. Лицо королевы носило следы недавних слез, но теперь она не плакала, мужественно вынося горькое испытание, посланное ей судьбой.
У ворот она простилась с нами. Накануне этого дня она обратилась с красноречивыми, прочувствованными словами к военачальникам, выразив полную уверенность в их ратной доблести и в победе над врагами.