В траве – тишина,в камыше – тишина,в лесу – тишина.Так тихо, что стыдно глаза распахнуть и на землю ступить.Так тихо, что страшно.Так тихо, что ноет спина.Так тихо, что слово любое сказать — все равно что убить.Визжащий, орущий, разболтанный мир заболел тишиной.Лежит он —спеленут крест-накрест ее покрывалом тугим.Так тихо, как будто все птицы покинули землю. Одна за одной.Как будто все люди оставили землю. Один за другим.Как будто земля превратиласьв беззвучный музей тишины.Так тихо, что музыку надо, как чье-то лицо, вспоминать.Так тихо, что даже тишайшие мысли далеко слышны.Так тихо, что хочется заново жизнь начинать.Так тихо.
«В остывающей золе…»
В
остывающей золеискры обнаружились…Люди спали на земле,будто к ней прислушивались.Говорила им оначто-то очень важное…В реках стыла глубина.Шли туманы ватные.В дальней, сумасшедшей мглемиргроза раскачивала…Люди спали на земле,а земля рассказывала.Говорила, как могла, —монотонно,буднично, —про куницу, про орла,про медведя бурого.И про то, как спит марал,зябко вскинув голову.И про то, где есть уран.И про то, где – олово.Про горячие ручьиаж до Ледовитого!..Тайны главные свои, —не стерпела, —выдала…Из-за сопок вылез день.Солнце в море парилось…Люди встали.У людейза ночь дел прибавилось!
«Дождь не шел (разве так идут?!)…»
Дождь не шел (разве так идут?!), —так наваливаются,крича,всей наукою — на недуг,всею правдою — на палача,ледокольной мощью — на льды,головой хмельной — на столы…И слепые столбы водыбыли каменны и круглы.Мир уменьшился,опустел.И казалось:в мире пустомждет хозяйка прихода гостейи до полночи моет дом…Пот — вода,и слезы — вода.Сквозь песок — вода,сквозь сердца…Так когда же, земля,когдаты отмоешься до конца?
«Доживает свое квартал…»
Доживает свое квартал.Доживает.Дошептывает.Тяжело распластавруки опустошенные.Все разъято, распято.В прихожих — туман паутин.На обоях — квадратные пятнасбежавших картин…Доживает квартал.Деревянная песенка спета.Есть раздольекотам, —их глазищи пылают победно!По гостиным вчерашним,где пыли махровой полно.По раскрытым чуланам,в которых — как после Махно!Доживает квартал.Дремлют лестницы шаткие.И по лестницам, как по складам,ковыляет шамканье.Бормотанье, покряхтыванье,чертыхаясь, ползет из угла:«Вольнодумцы проклятые…Ладно!Ваша взяла!..»
Ай бо!
Нас встречали, будто свадьбу,ту, что ждали целый век.Нам кричали: «Ай бо!..» «Ай бо!..»«Ай бо!..»«Белый человек!..»«Ай бо!..» — крик до одуренья.«Ай бо!..» — всколыхнулся день.И глядела вся деревняна диковинных людей.«Ай бо!..» — вздохи-пересуды…А мальчишки на мостутак шикарно белозубы,словно — лампочки во рту.«Ай бо!..» — пискнуть не забыли…Сквозь тропическую слизьай бо,серые от пыли,по Нигерии тряслись.Было душно.Было банно.И, предчувствуя предел,мы сидели в недрах барапосреди сплошных Отелл.«Ай бо!..» — слышалось вдогонку…Рынок жару поддавал!Пышнотелая торговкавоспевала свой товар.Нам он был не нужен вовсе.Но смешила без конца, —как в Одессе, на Привозе, —яростная хрипотца.И наваливалось лето.И лежал базар, сочась.было очень много света.Много солнца…А сейчасесть официант стерильный.И на столике – цветок.Есть размеренный, старинный,европейский холодок.Есть приземистое небо.И глядящий круто вверх —белый от большого снегаай бо —белый человек.Лагос
Голос африканского поэта
Испуг читаю в ваших синих взорах.Слова читаю: «Боже, пронеси!..»У нас,как у испытанных боксеров,почти у всех — приплюснуты носы.И взгляд упрям.И губы – в изобилье.На внешность я не жалуюсь творцу.Ведь если б вастак терпеливо били!Так тщательно хлестали по лицу!Так показательногноили в трюмах!..Но в гуле изменившейся судьбыдля вас —велеречивых и угрюмых,мы до сих пор — как беглые рабы!..Мы не забыли вашего урока,цветистых притч о зле и о добре.Мы – черные.Как пашня.Как дорога.Мы – черные.Как чернь на серебре…И над планетой — вечною и бедной —я возношусвой обожженный торс.И свято верю в то, что дьявол — белый.И в то, что черный — бог Исус Христос.Запомните,глаза привычно пяляв торжественность соборной полутьмы:чернеют не от временираспятья!Они хотят быть черными.Как мы!..До гроба буду белою воронойя – черный —в ваших пестрых городах.И все-таки, — грозой пророкотав, —взойдет мой голоснад землей огромной!
«Клубок дала волшебница…»
Клубок дала волшебница.– Иди за ним! —промолвила…Тайга о чем-то шепчется.На большаках —промоины.Река грозит порогами.Пугает небо ямами.Бежит клубочектропками,где змеи бредят ядами.Спешит клубочек-искоркато льдинами, то сопками.И вдруг посмотрит искоса:иду ли я,способен ли?По краешку, над пропастью,над суетой,над робостью,над позднею охотою,над сытою зевотою.То по асфальту бодрому,по отблеску,по отзвуку.То в гору — будто под гору,то по морю — как посуху.По тундрам подмороженным,по осыпям,по насыпям,по городам взъерошенным,по островам неназваннымклубок веселый катится…
«Надо верить в обычное…»
Надо верить в обычное.Надо рассчитывать здраво.У поэтовс убийцами,в сущности, равная слава.Кто в веках уцелел?Разберисьв наслоенье мотивов…Мы не помним царей.Помним:были Дантес и Мартынов.Бесшабашные,нервные,святые «блюстители долга».Ну, подумаешь, невидаль:однажды вспылили —и только!За могильной оградоювсе обвиненьянапрасны…Пахнут их биографиилишьтипографскоюкраской.Вот они на портретахс улыбками благопристойными…Так что цельтесь в поэтов —и вы попадетев историю!
«Вернуться б к той черте, где я был мной…»
Вернуться б к той черте, где я был мной.Где прилипает к пальцамхлеб ржаной.И снег идет.И улица темна.И слово «мама» — реже, чем «война»,Желания мои скупы.Строги.Вся биография — на две строки.И в каждой строчке холод ледяной…Вернуться б к той черте, где я был мной.Вернуться бы,вернуться б к той черте,где плачу я в полночной духоте,где очень близко губы и глаза,где обмануть нельзя,смолчать нельзя.Измены — даже мысленно — страшны.А звездам в небетесно от луны.Все небо переполнено луной…Вернуться б к той черте, где я был мной.Не возвращаться б к той черте, когдастановится всесильной немота.Ты бьешься об нее.Кричишь, хрипя.Но остается крик внутри тебя.А ты в поту.Ты память ворошишь.Как безъязыкий колокол, дрожишь.Никто не слышит крика твоего…Я знаю страх.Не будем про него.Вернуться б к той черте, где я был мной.Где все впервые:светлый дождь грибной,который по кустарнику бежит.И жить легко.И очень надо жить!Впервые «помни», «вдумайся», «забудь».И нет «когда».А сплошь — «когда-нибудь».И все дается малою ценой.Вернуться б к той черте, где я был мной.Вернуться б к той черте…А где она?Какими вьюгами заметена?
Стихи о собаках
Дворовых собак по-особому холятза то, что они,на луну подвывая,от будки до дома все ходят и ходятпод гулкою проволокойкак трамваи…Я их не тревожу. Я с ними не знаюсь.За этоони меня вправе облаивать…Но жарко читать мне спокойную надпись:«Собак без ошейниковбудут вылавливать…»За что их? За внешность? За клочья репейника?За пыльную шерсть? За неясность породы?За то, что щенками доплыли до берега?Доплылии стали ошибкой природы?..Собаки-изгои. Собаки-отшельники.Надрывней поминок.Ребенка добрее.Они бы надели любые ошейники,надели бы!Если б ошейники грели.За что их?У них же — душа нараспашку.Они ж в Человечество верятотчаянно!..И детское: «Мама, купи мне собачку…» —в собачьих глазахзастывает печалинкой…И вот, — разуверившись в добрых волшебниках,последнюю костьзакопав под кустами, —собаки, которые без ошейников,уходят в леса.Собираются в стаи…Ты знаешь,у них уже — волчьи заботы!Ты слышишь:грохочут ружейные полымя!..Сегодня мне сноваприснятся заборы.И лязги цепные за теми заборами.