Уже я шел (из яблочка землиВывинчиваясь гусеничкой нежной),Был волглый воздух в бархатной пыли,И – с яблочком зрачка посередине —Такие же, как я, змеенья шлиНавстречу мне, кривясь во мгле кромешной.…Но что-то безобъемное вдалиВ сияющей стояло паутине.Земля кругла лишь только от вращенья,Но – льдяный куб, чуть стоит ей застыть.Спасительная сила отвращеньяЕе толкает. И одни глаза,Для позднего возженные прощенья,Пощадным жаром остужают стыд.…Но там, в конце ночного посещенья —Как в облаке застывшая гроза!А вывинтивши тело целиком,По скользкой покачуся кожуре яНе гусеницей – свертком и мотком,Как юноши из нашего семействаВсегда хранятся в возрасте таком(Крупицы
крыл под панцирем имея,Туда катясь, где – изнутри знаком! —Скелет светящийся Адмиралтейства).1987
Невская балладка
Небо – в ваточных квадратах,Купы куп – в дымах кудлатых,Луч, в луну уперший хобот,Начинается нигде,И слепым русалкам невскимИзвиваться в пляске не с кем,Разгоняя пяткой копотьПо пупырчатой воде.Вышел я из дому поздно,Зданья все стояли розно,Каждое кипя и тлеяВ черно-розовой тени,Облаком многоочитымКаждый шаг мой был сосчитан,И, крутясь на нитках клея,Вслед за мной ползли огни.По реке же, царских кротче,Вслед за мной катились очиИ – беззвучны – шелестелиЗазывны? е голоса.Что ж, когда-нибудь мы спляшем,Что ж, когда-нибудь мы ляжемТам, на каменной постели,Вздыбив к небу волоса.1987
Осень в Москве
О сколько здесь делается трухиИз треска короткой волны волос,Из костно-холодного глянца щек И из страшного перламутра рта.Когда б я не чел за собой грехи,Как осени, мне б разносить пришлосьВесь этот испитанный кровью шелк, Но судьба уж, как я смотрю, не та.Как все превращается в гниль и смердь!Треугольный траурный ноготокОбникшего клена – трухляв и жухл, И раскрошена дорогая ткань.Когда б я снова посмел бы сметь,Когда б в волосах зазмеился токИ в сердце задвигал усами жук, Щекоча изнутри гортань,Тогда б я выжил в чужом краю,Где женских деревьев крепка броня,Скрежещущая при передерге ключиц И при крохотном повороте рук,Тогда б я вспомнил судьбу свою;И ветер, тяжелые листья гоня,Стал снова медлителен, наг и чист, И сомкнулся бы ветхий круг.1987
Стихи к уходящему зрению
Мир скуднее и скуднее,Всё невзрачнее с лица,Но во всех вещах яснееЗвезды сизые – сердца.Там в аорте, в ртутной пене,Розою расцвел зрачок…Ты уходишь в сердце, зренье?Но оставь хоть чуть, клочок…Пусть хотя нетвердый очерк —Моря сверток, неба лук;Пусть хоть oтсвет в плитах отчихНа восток бегущих букв;Эту вязнущую моросьВ невской стреляной волне;Эту мертвенную поросльМолний в выпухшем окне;Эти в зеркалах раскосыхОскудевшие черты…Этот гаснущий набросокТьму цедящей наготы…1987
Октябрь
…да, у садов у оборванцевСовсем не стало на рукахСыро-шуршащих карбованцевВ распарывающихся тюках.Лишь воробья слоистый шарикПокачивается на локтеДа волглым оком сумрак шаритВ освобожденной пустоте…1987
Еврейское кладбище в Ленинграде
………………………………..
…из всей земли могу назвать своимКвадратный метр в искривленной ограде,Где нищий камень слякотью гноимИ смертный сон прерывист, смерти ради;Где отлетают и душа и страхИ в черных разделяются вершинах,Где снова праху возвращают прахВ проклятых глазурованных кувшинах; —Здесь, только здесь, где русской нет земли,Где только прах под непокрытой клеткой,Где нашей плотью сосны возросли,Где воздух бьется нашей кровью редкой,Я чувствую ту лучевую нить,Которая – хоть чуть – меня и нyдитСвязующую точку охранить.Но знаю я, что и ее не будет.Но знаю я, что и сюда придут —Свернут ограды и надгробья сроютИ, совершая обыдённый труд,Могилы под квартирки перестроят.1987
Александрийская
песня
Узелков мне не надо скользких,Чтоб казаться себе счастливей,И, в какую иглу не вденьте,Уже не извиться кротко: —От семи пирамид московскихПо реке перегнивших жнивийК каменеющей в небе ДельтеОпять привезла меня лодка.Весь осел опустелый город,Пересеянный пылью плоской,Шелковинке не спрыгнуть с ветра! —Что чернеется? Форт ли, Фарос?И, ко рту притянувши ворот,Я свечу себе папироскойВ море, где ни конца, ни верха…Господи, хоть бы парус!Хорошо ли я жил, нетвердый,Но не винный в грехе Филона(Я лишь жил и ниточкой вечнойСкоротленный строчил папирус)?– Хорошо. Я еще не мертвый.Так еще я смотрю влюбленноВ этот каменный и калечныйМир, где родился и вырос.1987
Стихи о небесном наборе
В сердце будет долго дергать холостой курок —В стеках меда невский деготь, мертвого снежка творог Расклиняющая площадь света полоса,Норовящая уплощить впалый оттиск колеса. Разве что-то еще значит и сейчас, и здесь?Все кратчайшее оплачет оплывающая взвесь. Твой хоть ход, да юзом, юзом… как сойти с аза,Заслезить навстречу музам эти толстые глаза? Думал, я всецело соткан Божьим паукомС этим страшным и коротким, с этим русским языком — Оказалось: только сверху паутинка, связь,А внутри проходят сверку оттиск-свет и оттиск-грязь. Не проденешь к сизым звездам мреющую нить:Разворот навеки сверстан, ни строки не изменить: Там, в обратных начертаньях, в паровом свинцеВсё. И лучше перестань их проверять – они в конце. Ну а ты – листок всего лишь, пробная печать.Что ж ты сам себя неволишь знак за знаком различать? Что ж ты сам себя морочишь, корчишь немо рот? —Ничего ты не рассрочишь, лишь испортишь разворот. А когда настанут сроки падать небесам,Не сойдутся эти строки: что ты есть и что ты сам, И тогда в беззвездной хмари, тьме повременной,Память об исчезшей твари, о невнятице земной, О питье прогорклом невском, о златом столбеСтанет мучить. Только не с кем будет вспоминать тебе.1987
Воспоминание о юге II
Ты, предательская сладостьМелкозерных десен белых…Две волны, в разлете сладясь,Двуударно бьются в берег.Суша спит, раскинув ноги,В женской ночи запустеньяИ, свои покинув норки,Вышли на берег растенья —Стрекоча листвой дрожащей,Поглядеть, закинув лица,Как под поднебесной чащейСвет качающийся мглится.Лестница грудей зеленыхПотускнела в лунном дыме,Бьется море, в беглых лонахНе смоловшее твердыни —Нет зачатья и рожденьяВ треске камешков подталых,В женской ночи униженья,Принятого как подарок.1988
Луна-голубка и обратный Арарат
Прыщавой зелени проказа площаднаяИ сушь одревесневшей крови – сучья…Луна-голубушка, воскрылие пятная,Все ищет Тартар-Арарат, но… суша, суша,Переминающая волны скользких зданийИ пену глиняную лиственных отребий…Уже не полюбить мне эту тьму гаданий,Уже не целовать мне этот горький жребий:Земля, привставшая (вся в этих лунных пятнах)На обмякающие цыпочки соцветий,Вестей обратных ждет. Но нет вестей обратныхКовчегу, пущенному пo суху столетий.1988
«Ничего я слышать не хочу…»
Ничего я слышать не хочуНи из света, ни из тьмы, ни изПляшущей на пальцах по лучуБлескотни, обсеявшей карниз.Ктo здесь, рассыпающийся в прах,Через фортку ходит по домам?Чeм звенит снаружи старый мрак,Превращаясь в кованый туман?(Этот вечер жизнь свою прожилИ осел на острые кусты,И безокой ночью сторожилСтекла золотые пустоты.)– Перестань, я слышать не могуЭтот скрип, и шорох, и свистки…Что ж с того, что хочется врагуБлестким снегом натирать виски?Что с того, что растворенный стражПропускает воздух из окна?Что с того, что входит на этажСерая, сухая тишина?1988