Собрание стихотворений. В 2 томах. Том 1 и 2.

Шубинский Валерий Игоревич

«Луны недолгие глаза…»

Луны недолгие глаза.Китайские ее усы.Но знаю я: еще нельзяНа смертные глядеть часы.Ведь Север не сошел на Юг,Ведь лист не возвратился в пресс,И ведь земли лазурный лукНе прободил листву небес;И явственней, чем поворотКороткой грани мировой,Болван клюет наоборотЗыбко-продольной головой.1986

Просто стихи

Глядит в Луну квадратная рекаСквозь ослепительные облака.Взросли дома, а отраженья ихНа

легких звездах вытеснены мелко;И так зима – проклейка и побелка —Встает в гроши, в невытесненный стих.К чему стихи? Пора уж и начать(Раз легким в тягость сладкий смрад бумаги)Писать снежком по черной невской влагеИ тайным звездам отдавать в печать.Так делают леса, и города,Особенно же наш. Но вот беда1986/1987

Отрывок

…Одна уж и осталась просьба,И та исполнится сама:Волн вечереющая оспа,Сеть расстилающая тьма,Костры на береге пологом,Краеугольных туч соскиИ ветер, реющий над рогомГоры, завинченной в тиски.Я жил как жил. Я был на Юге.Я брел в разобранной Москве,Я кровью, выцветшей от муки,Встекал к заоблачной траве,Я тенью обтекал извивыНебесных рек – и в мгле живойЗемли червонный шар червивыйТлел, истекая синевой…1986

О мрачная звезда раздевшихся морей

О мрачная звезда раздевшихся морей,Недвижно стонущих на наклоненных ложах,О мрак, раскатанный над спальнею моей,Катящейся за небоскат на обжиг,О том, как спать один, забыл я. Сколько днейВ пустой постели с кроткими морями…Когда приходит ночь, становится яснейБлестяще-ржавый меч, лежащий между нами.Как знать, какой еще разыщется развратВ сей жизни, будущей? В той, бодрствуя, сущей…Пока ж мне хорошо. Я сплю. Я жив. Я радГлухой звезде, над ложем тьму кующей.1987

Стихи о небесном наборе

Не превратить земли в отсек

Не превратить Земли в отсекПечальной сволочи земной.Хочу я слышать голос всех,Кто надо мной и подо мной.И раз уж мы легли на дно,Хочу глядеть я в полый лучЗа Авраамово руноТуч.…Когда поднебной лодки носВзойдет, как золотоголов,Тогда по краю мира ножПрокатит кремнем без углов,И бабочкою вспoрхнет плоть,За новым краем закружив. —Тогда скажу я: жив Господь,Завет наш – жив.…И в крошечном своем окнеУвидишь вздыбившийся хвостЖивой ладьи – в живом огнеЗвезд.1987

Ode on the unstructured world

Есть часы в ходе нашей зимы,Растянувшей мелованный полог,Когда тени исходят из тьмы,Когда жизни из ветхих иголокК перетолку о темных вещахВылетают – за промельком промельк —И дымы совершают свой шагС треуголок чернеющих кровель,Чтоб сплестись, созмеиться, белы,В непомерную дымную розу,И цепочкой сугробов волыПоднимаются к лунному рогу.То не просто такие часы,Когда в шаре полночного циркаПод свеченьем небес полосы,Над ковром из лоскутного цинкаПляшет, каменным смехом сквозя,Земнородная жить или нежить,Чтоб смеженные неба глазаПолоумной игрой проманежить.То не пьяные духи вещейИ не драные тени

растений,Не томящийся призрак ничейИ не запах соленый сожжений —Здесь другое: здесь враз из всегоИстекают основы и сути,На такие часы веществоТолько видимость, лужица мути,Человек – только кожи клубок,Только снег оседающий – древо,Только плашка без дырки – замок,Львиный рык – только зеркальце зева.И выходят на небо из трубКостяки меловых мыловарен,И теперь этот мир – только труп,На мгновенье предъявленный тварям.1987

Элегия с эпиграфом

От вас я не хочу прощений и проклятий,

– Всего страшней – сошедший с рубежа,

Скажу я к ужасу своих смиренных братий, —

Что воздух чуж, а не земля чужа.

Когда вернулся я с предутренной прогулки,Уж разобрали ночь рабочие небес:Сияли вытертые выемки и втулки,И были стены тьмы запрятаны за лес.Что здесь, в сусветице? – Ни вещного, ни теней…А кто ж за стеклышком, задымленным, возник?– О, лишь трубчатый бог разымчивых сиренейВ пушистых колпачках персидских, разрезных!А кто ко мне в окно, приплюснувшись, глядитсяБлестящей тысячью своих губатых глаз?Чьи это кожаные сморщенные лицаВ летательных шарах, мерцающих, как газ,Я не желаю знать. Раз нанялся – к работе.Названий и расценок ведать не хочу.Когда настанет срок – мы вспомним о расчете,Тогда и я – что должен – получу.1987

Мир-мыловар

И сколько б ты жизнь (говорю же я!) не миловaлИ сколько б ты нe пил из извечно сухой ладони(А пускай бы и дoпил, чего уж…) – мир-мыловарУволочет все одно ее в своем черном фургоне.(Видишь?) – Приотставшего дыма лысеющее кольцо,Передергивающаяся спина прихрамывающего мыловараИ она, что взглядом прощальным в твое другое лицоЕго навеки отмеловала.Свет очищенья, очерк иного дняИ перекрещивающиеся лучи на темном все еще теле —Вот что останется (говорил же я!) от меня(Все, что останется в памяти и на прицеле).1987

Височные часы

…лежал один, как выдрал из вискаВисочные часы; и задохнулся;И слoва, словно страшного соска —Внезапного из твердой крови столбика —Ожесточенным языком коснулся;И плоть была поката и близка.Окно – изнанка зрения – сияло,Не пропуская пoлосы дождя;Закуклилось пространства одеяло;И время из рассеянного облакаВкруг головы растерянно стояло,Привычного гнезда не находя.Ужасные я разомкнул тиски;Из цeпи временнoй я чудом вышелИ свил пространства рваные куски;Хоть миг, но жил близ истинного обликаЕдинственного слова. Хоть и слышал,Что где-то возле тикают виски.1987

«Рвется ветр у клена в горсти…»

Рвется ветр у клена в горсти,Напружая воздушные мускулы– Погости еще здесь, погости!Ты ж не знаешь, на счастье, на муку лиТы с зерцающих туч низошел,Раскружася волной нестихающей,Расстилая расплавленный шелкПо реке, твердым телом вздыхающей.Погоди еще чуть. Погодя– Никуда все одно ведь не денешься! —На кривой позвоночник дождяРовно плотное платье наденешьсяИ оставишь у клена в рукеПустоты безвоздушное месивоИ крутящийся на коготкеБлеск зеркальный, тускнеющий весело.1987