Собрание стихотворений

Иванов Георгий Владимирович

257

Как лед наше бедное счастье растает, Растает как лед, словно камень утонет, Держи, если можешь, — оно улетает, Оно улетит, и никто не догонит.

258

Январский день. На берегу Невы Несется ветер, разрушеньем вея. Где Олечка Судейкина, увы! Ахматова, Паллада, Саломея? Все, кто блистал в тринадцатом году — Лишь призраки на петербургском льду. Вновь соловьи засвищут в тополях, И на закате, в Павловске иль Царском, Пройдет

другая дама в соболях, Другой влюбленный в ментике гусарском… Но Всеволода Князева они Не вспомнят в дорогой ему тени.

259

Синеватое облако (Холодок у виска) Синеватое облако И еще облака… И старинная яблоня (Может быть, подождать?) Простодушная яблоня Зацветает опять. Все какое-то русское — (Улыбнись и нажми!) Это облако узкое, Словно лодка с детьми. И особенно синяя (С первым боем часов…) Безнадежная линия Бесконечных лесов.

260

В глубине, на самом дне сознанья, Как на дне колодца — самом дне — Отблеск нестерпимого сиянья Пролетает иногда во мне. Боже! И глаза я закрываю От невыносимого огня. Падаю в него… и понимаю, Что глядят соседи по трамваю Страшными глазами на меня.

261

Утро было как утро. Нам было довольно приятно. Чашки черного кофе были лилово-черны, Скатерть ярко бела, и на скатерти рюмки и пятна. Утро было как утро. Конечно, мы были пьяны. Англичане с соседнего столика что-то мычали — Что-то о испытаньях великой союзной страны. Кто-то сел за рояль и запел, и кого-то качали… Утро было как утро — розы дождливой весны Плыли в широком окне, ледяном океане печали.

262

Медленно и неуверенно Месяц встает над землей. Черные ветки качаются, Пахнет весной и травой. И отражается в озере, И холодеет на дне Небо, слегка декадентское, В бледно-зеленом огне. Все в этом мире по-прежнему. Месяц встает, как вставал, Пушкин именье закладывал Или жену ревновал. И ничего не исправила, Не помогла ничему, Смутная, чудная музыка, Слышная только ему.

263

От синих звезд, которым дела нет До глаз, на них глядящих с упованьем, От вечных звезд — ложится синий свет Над сумрачным земным существованьем. И сердце беспокоится. И в нем — О, никому на свете незаметный — Вдруг чудным загорается огнем Навстречу звездному лучу — ответный. И надо всем мне в мире дорогим Он холодно скользит к границе мира, Чтобы скреститься там с лучом другим, Как золотая тонкая рапира.

264

Даль

грустна, ясна, холодна, темна, Холодна, ясна, грустна. Эта грусть, которая звезд полна, Эта грусть и есть весна. Голубеет лес, чернеет мост, Вечер тих и полон звезд. И кому страшна о смерти весть, Та, что в этой нежности есть? И кому нужна та, что так нежна, Что нежнее всего — весна?

265

Все розы, которые в мире цвели, И все соловьи, и все журавли, И в черном гробу восковая рука, И все паруса, и все облака, И все корабли, и все имена, И эта, забытая Богом, страна! Так черные ангелы медленно падали в мрак, Так черною тенью Титаник клонился ко дну, Так сердце твое оборвется когда-нибудь — так Сквозь розы и ночь, снега и весну…

ОТПЛЫТИЕ НА ОСТРОВ ЦИТЕРУ

ИЗБРАННЫЕ СТИХИ

1916–1936

266

О, высок, весна, высок твой синий терем, Твой душистый клевер полевой. О, далек твой путь за звездами на север, Снежный ветер, белый веер твой. Вьется голубок. Надежда улетает. Катится клубок… О, как земля мала. О, глубок твой снег, и никогда не тает. Слишком мало на земле тепла.

267

Это месяц плывет по эфиру, Это лодка скользит по волнам, Это жизнь приближается к миру, Это смерть улыбается нам. Обрывается лодка с причала И уносит, уносит ее… Это детство и счастье сначала, Это детство и счастье твое. Да, — и то, что зовется любовью, Да, — и то, что надеждой звалось, Да, — и то, что дымящейся кровью На сияющий снег пролилось. …Ветки сосен — они шелестели: "Милый друг, погоди, погоди…" Это призрак стоит у постели И цветы прижимает к груди. Приближается звездная вечность, Рассыпается пылью гранит, Бесконечность, одна бесконечность В леденеющем мире звенит. Это музыка миру прощает То, что жизнь никогда не простит. Это музыка путь освещает, Где погибшее счастье летит.

268

Россия счастие. Россия свет. А, может быть, России вовсе нет. И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал, И нет ни Петербурга, ни Кремля — Одни снега, снега, поля, поля… Снега, снега, снега… А ночь долга, И не растают никогда снега. Снега, снега, снега… А ночь темна, И никогда не кончится она. Россия тишина. Россия прах. А, может быть, Россия — только страх. Веревка, пуля, ледяная тьма И музыка, сводящая с ума. Веревка, пуля, каторжный рассвет, Над тем, чему названья в мире нет.