Сочинения (Том 4)
Шрифт:
Услыхавши об ослеплении великого князя, брат жены его, князь Василий Ярославич, вместе с князем Семеном Ивановичем Оболенским убежали в Литву. Мы видели литовских князей в Москве, теперь видим явление обратное: и великие князья литовские принимают московских выходцев точно так же, как московские принимали литовско-русских, - с честию, дают им богатые кормления: так, Василию Ярославичу дали Брянск, Гомель, Стародуб, Мстиславль и многие другие места. Из бояр и слуг Васильевых одни присягнули Шемяке, другие убежали в Тверь; всех отважнее поступил Федор Басенок, объявивший, что не хочет служить Шемяке, который за это велел заковать его в железа; но Басенок успел вырваться из них, убежал в Коломну, подговорил там многих людей, разграбил с ними Коломенский уезд и ушел в Литву к князю Василию Ярославичу, который отдал ему и князю Семену Оболенскому Брянск.
Шемяка видел, что не может быть покоен до тех пор, пока сыновья Василия находятся на свободе в Муроме с многочисленною дружиною, но не смел послать против них войско, боясь всеобщего негодования против себя, и придумал следующее средство:
"Батюшка! поезжай в свою епископию, в Муром, и возьми на свою епитрахиль детей великого князя Василия, а я с радостию их пожалую, отца их выпущу и вотчину дам достаточную, чем будет им можно жить". Владыка отправился в Муром и передал Ряполовским слова Шемяки. Те начали думать: "Если мы теперь святителя не послушаем, не пойдем к князю Димитрию с детьми великокняжескими, то он придет с войском и город возьмет; тогда и дети, и отец их, и мы все будем в его воле".
Решившись исполнить требование Шемяки, они сказали Ионе: "Мы не отпустим с тобою детей великокняжеских так просто, но пойдем в соборную церковь, и там возьмешь их на свою епитрахиль". Иона согласился, пошел в церковь, отслужил молебен богородице, взял детей с пелены от пречистой на свою епитрахиль и поехал с ними к Шемяке в Переяславль, куда прибыл 6 мая. Шемяка принял малюток ласково, позвал на обед, одарил; но на третий день отослал к отцу, в Углич, в заточение. Тогда Ряполовские, увидев, что Шемяка не сдержал своего слова, стали думать, как бы освободить великого князя из заточения. В этой думе были с ними вместе: князь Иван Васильевич Стрига-Оболенский, Иван Ощера с братом Бобром, Юшка Драница, которого прежде мы видели воеводою нижегородским, Семен Филимонов с детьми, Русалка, Руно и многие другие дети боярские. Они сговорились сойтись к Угличу в Петров день, в полдень. Семен Филимонов пришел ровно в срок, но Ряполовские не могли этого сделать, потому что были задержаны отрядом Шемяки, за ними посланным; они разбили этот отряд, но, зная, что уже опоздали, двинулись назад по Новгородской области в Литву, где соединились с прежними выходцами, а Филимонов пошел опять к Москве.
Шемяка испугался этих движений в пользу пленного Василия, послал за владыками и начал думать с ними, с князем Иваном можайским и боярами: выпускать ли пленного Василия из заточения или нет? Сильнее всех в пользу Василия говорил епископ Иона, нареченный митрополит; он каждый день твердил Шемяке: "Сделал ты неправду, а меня ввел в грех и срам; ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил; ты мне дал честное слово, и они меня послушали, а теперь я остаюсь перед ними лжецом. Выпусти его, сними грех со своей души и с моей! Что тебе может сделать слепой да малые дети? Если боишься, укрепи его еще крестом честным, да и нашею братьею, владыками". Шемяка решился наконец освободить Василия, дать ему отчину и осенью 1446 года отправился в Углич с епископами, архимандритами, игуменами. Приехавши туда, он выпустил Василия и детей его из заключения, каялся и просил у него прощения; Василий также в свою очередь складывал всю вину на одного себя, говорил: "И не так еще мне надобно было пострадать за грехи мои и клятвопреступление перед вами, старшими братьями моими, и перед всем православным христианством, которое изгубил и еще изгубить хотел. Достоин был я и смертной казни, но ты, государь, показал ко мне милосердие, не погубил меня с моими беззакониями, дал мне время покаяться".
Когда он это говорил, слезы текли у него из глаз как ручьи; все присутствующие дивились такому смирению и умилению и плакали сами, на него глядя. На радости примирения Шемяка дал Василию, жене его и детям большой пир, где были все епископы, многие бояре и дети боярские; Василий получил богатые дары и Вологду в отчину, давши наперед Шемяке проклятые грамоты не искать великого княжения. Но приверженцы Василия ждали только его освобождения и толпами кинулись к нему.
Затруднение состояло в проклятых грамотах, данных на себя Василием: Трифон, игумен Кириллова Белозерского монастыря, снял их на себя, когда Василий приехал из Вологды в его монастырь под предлогом накормить братию и раздать ей милостыню. С Бела-озера великий князь отправился к Твери, которой князь Борис Александрович обещал ему помощь с условием, чтоб он обручил своего старшего сына и наследника Ивана на его дочери Марье; жениху было тогда только семь лет.
Василий согласился и с тверскими полками пошел на Шемяку к Москве.
Между тем князь Василий Ярославич и другие московские выходцы, жившие в Литве, еще не зная об освобождении великого князя, решились, оставя семейства свои в Литве, идти к Угличу и вывести оттуда Василия. Они уже назначили срок собираться всем в Пацыне, как пришла весть, что великий князь выпущен и дана ему Вологда.
Тогда князь Василий Ярославич двинулся из Мстиславля, князь Семен Оболенский с Басенком из Брянска, сошлись в Пацыне и, получивши здесь весть, что великий князь уже пошел из Вологды на Белоозеро и оттуда к Твери, двинулись к нему на помощь. Близ Ельны встретили они татарский отряд и начали было уже с ним стреляться, как татары закричали: "Кто вы?" Они отвечали: "Москвичи; идем с князем Василием Ярославичем искать своего государя, великого князя Василия Васильевича, сказывают, что он уже выпущен; а вы кто?" Татары отвечали: "Мы пришли из страны Черкасской, с двумя царевичами, детьми Улу-Махметовыми, Касимом и Эгупом; слышали царевичи о великом князе, что он пострадал от братьев, и пошли искать его за прежнее его добро и за хлеб, потому что много его добра до нас было". Когда дело таким образом объяснилось, москвичи
Великий князь, узнавши, что Москва за ним, двинулся к Волоку на Шемяку и Можайского, которые, видя, что из Твери идет великий князь, из Литвы Василий Ярославич с татарами, Москва взята и люди бегут от них толпами, побежали к Галичу, оттуда в Чухлому, где взяли с собою мать великого князя, Софью Витовтовну, и отправились в Каргополь. Василий, отпустивши жену в Москву, пошел за ними, взял Углич, который сдался только тогда, когда тверской князь прислал пушки осаждающим; в Угличе соединился с великим князем Василий Ярославич, и все вместе пошли к Ярославлю, где соединились с татарскими царевичами. Из Ярославля Василий послал сказать Шемяке: "Брат князь Дмитрий Юрьевич! Какая тебе честь или хвала держать в плену мою мать, а свою тетку? Неужели ты этим хочешь мне отмстить? я уже на своем столе, на великом княжении!" Отпустивши с этим посла к Шемяке, великий князь отправился в Москву, куда приехал 17 февраля 1447 года; а Шемяка, выслушавши посла Василиева, стал думать с своими боярами. "Братья, - говорил он им, - что мне томить тетку и госпожу свою, великую княгиню? Сам я бегаю, люди надобны самому, они уже и так истомлены, а тут еще надобно ее стеречь, лучше отпустим ее". Порешивши на этом, он отпустил Софью из Каргополя с боярином своим, Михаилом Федоровичем Сабуровым, и детьми боярскими. Великий князь, услыхав, что мать отпущена, поехал к ней навстречу в Троицкий монастырь, а оттуда с нею же вместе в Переяславль; боярин Шемякин, Сабуров со всеми своими товарищами добил челом великому князю, чтоб принял их к себе в службу.
После этого Шемяка с Можайским решились просить мира и обратились к посредничеству князей, остававшихся верными Василию, - Михаила Андреевича верейского и Василия Ярославича серпуховского, заключили с ними перемирие и в перемирном договоре обещались бить челом своему господину, брату старшему, великому князю Василию Васильевичу, чтоб принял их в любовь и мир, пожаловал их прежними их отчинами, за что обязывались возвратить всю казну, захваченную ими у великого князя, его матери, жены, жениной матери и бояр: кроме того, Шемяка отступался от пожалования великого князя Углича, Ржевы и Бежецкой волости, а Можайский отступался от Козельска, Алексина и Лисина, обещались отдать все взятые в казне великокняжеской договорные грамоты, ярлыки и дефтери. Любопытно высказанное в этом договоре недоверие: Шемяка и Можайский просят, чтобы великий князь не вызывал их в Москву до тех пор, пока не будет там митрополита, который один мог дать им ручательство в безопасности. На основании этих статей заключен был мир между Шемякою, Иваном можайским и великим князем. Но мы видели, что и Василий дал Шемяке в Угличе такие же проклятые грамоты.
Теперь мы должны обратиться несколько назад и посмотреть, что сделал Шемяка, сидя в Москве на столе великокняжеском. Положение его здесь было незавидное:
отовсюду окруженный людьми подозрительной верности, доброжелателями Василия, он не мог идти по следам своих предшественников, примышлять к своей отчине, потому что только уступками мог приобрести расположение других князей. Обязанный своим успехом содействию князя Ивана Андреевича можайского, он отдал ему Суздальское княжество; но правнуки Димитрия Константиновича были еще живы и, как видно, княжили в Суздале неизвестно в каких отношениях к московским князьям. Когда Шемяка снова лишился Москвы, то заключил с ними договор, признал старшего брата, князя Василия Юрьевича, сыном, младшего, князя Федора Юрьевича, племянником; но сын Шемяки, князь Иван Димитриевич, должен был считать князя Василия Юрьевича братом равным, следовательно, в случае смерти Шемяки суздальский князь, будучи равным сыну его и наследнику, имел равное с ним право на великое княжение Владимирское! Шемяка обязался не отдавать Суздаля князю можайскому, как отдал прежде, не вступаться в прадедину, дедину и отчину обоих братьев, Суздаль, Новгород Нижний, Городец и Вятку. Здесь, как видно, нарочно прибавлено:
прадедину, чтоб показать давность права князей на эти области. Шемяка уступает суздальским одно из самых важных прав - ведаться самим с Ордою; обязывается не заключать никаких договоров с великим князем Василием без ведома князей суздальских. Касательно оборонительного и наступательного союза обязанности равные: если сам Шемяка поведет войско, то и князь суздальский должен сесть на коня, если же пошлет сына, то и суздальский князь посылает только сына или брата. Московские служилые князья и бояре, купившие волости в Суздальском княжестве во время невзгоды прежних князей его (в их неверемя), должны отступиться от своих приобретений; наконец, читаем: "Что мы, наши бояре и люди пограбили в твоей отчине, великом княженьи, то все оставить, пока даст тебе бог, велит достать своей отчины, великого княжения".