Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
Сарек узнает в год четырнадцать и третий.
Год четырнадцатый и третий — это семнадцатый год, а несколько лет назад уверенность Магеннока и друзей в том, что они правы, окрепла из-за того, что именно в четырнадцатом году разразилась война. С тех пор Магеннок придавал этому прорицанию все большее значение, уверенность его в правоте своих догадок росла, а вместе с нею — и беспокойство. К тому же он объявил, что его смерть, за которой последует смерть господина д'Эржемона, послужит сигналом к началу катастрофы. Наконец настал семнадцатый
— И все же… все же, — заметила Вероника, — это какая-то нелепость.
— Нелепость — верно, но стало особенно тревожно, когда Магеннок сумел сравнить отрывок пророчества, высеченного на Дольмене Фей, с его полным текстом!
— Значит, он его все же нашел?
— Да. В развалинах аббатства, среди камней, под которыми образовалась как бы полость, он обнаружил старый требник, потрепанный, рваный, однако несколько страниц в нем неплохо сохранились, особенно та, которую вы видели. Впрочем, нет, в заброшенной хижине вы видели ее копию.
— Которую сделал мой отец?
— Да, ваш отец — как и все, лежащие в шкафу у него в кабинете. Если вы помните, господин д'Эржемон любил рисовать, в том числе и акварелью. Он скопировал раскрашенную страницу, но из стихотворения, сопровождавшего рисунок, переписал лишь те строки, которые еще можно прочесть на Дольмене Фей.
— А чем вы объясните сходство между распятой женщиной и мною?
— Я ни разу не держал в руках оригинал, переданный Магенноком господину д'Эржемону, который ревностно хранил его у себя в спальне. Но господин д'Эржемон утверждал, что такое сходство существует. Как бы то ни было, он невольно усиливал его на своих рисунках, вспоминая о том, что вам довелось перенести по его вине, — так он говорил.
— А может быть, — тихо добавила Вероника, — он вспомнил другое предсказание, сделанное когда-то Ворскому: «Ты погибнешь от руки друга, а твоя жена умрет на кресте». Наверное, такое совпадение поразило его, причем настолько, что сверху он написал мои девичьи инициалы: «В.д'Э.».
И уже совсем тихо она добавила:
— И все произошло, как сказано в надписи.
Они замолчали. Да и как было им не задуматься об этих словах, написанных много веков назад на странице требника и камне дольмена! Разве рок не подарил уже тридцати сарекским гробам двадцать семь жертв и разве три другие жертвы уже не готовы для жертвоприношения — заточенные в темницах и отданные на волю врагов? И быть может, на вершине холма, подле Большого Дуба, рядом с тремя распятиями вскоре появится четвертое, для четвертой жертвы?
— Что-то Франсуа задерживается, — через несколько секунд заметила Вероника.
Она подошла к краю пещеры. Лестница висела на том же месте, по-прежнему недоступная.
Стефан отозвался:
— Скоро сюда должны прийти. Удивительно, что до сих пор никого нет.
Молодые люди не хотели признаваться друг другу в своей тревоге, поэтому Вероника спокойно проговорила:
— А что с кладом? Божьим Камнем?
— Эта загадка не менее темна и тоже основывается лишь на одном, последнем стихе надписи:
Тот Божий Камень — он дарует жизнь иль смерть.
Что
— Но у камня, — перебила Вероника, — должны быть и вредные свойства: он ведь дарует не только жизнь, но и смерть?
— Есть, если к нему прикоснуться без ведома тех, кому поручено его хранить и чтить. Но здесь все запутывается еще больше, поскольку в дело вступают слухи о каком-то драгоценном камне, о каком-то фантастическом украшении, которое может полыхнуть огнем, обжечь того, кто его носит, и подвергнуть его адским мукам.
— По словам Онорины, именно это и произошло с Магенноком, — заметила Вероника.
— Да, — ответил Стефан, — но тут мы уже вступаем в современность. До этих пор я рассказывал вам о прошлом из сказок, о двух легендах, о пророчестве и о Божьем Камне. Происшествие с Магенноком открывает современный период этой истории, который, впрочем, не менее темен, чем древний. Что случилось с Магенноком? Этого мы никогда не узнаем. Когда это произошло, он уже с неделю держался особняком, был мрачен, ничего не делал, как вдруг однажды утром ворвался в кабинет господина д'Эржемона с ревом: «Я до него дотронулся! Я погиб! Я до него дотронулся! Я взял его в руку! Он жег меня, как огонь, но я не отпускал. Теперь он гложет мне кости. Это ад, ад!»
Он показал нам ладонь, которая была изуродована, словно ее разъедал рак. Мы хотели ему как-то помочь, но он совершенно обезумел и лишь бормотал: «Первая жертва — я. Огонь скоро дойдет до сердца. А после меня будут другие…»
В тот же вечер он отрубил себе кисть ударом топора. А через неделю, посеяв на Сареке страх, уехал.
— Куда же?
— На богомолье, к одной часовне близ Фауэта, это недалеко от места, где вы нашли его мертвым.
— Как вы думаете, кто его убил?
— Один из тех людей, что передают друг другу сообщения посредством условных знаков, помещаемых на дороге, один из тех людей, что прячутся здесь в подземелье, преследуя неизвестную мне цель.
— Значит, это они напали на вас с Франсуа?
— Да, а потом, воспользовавшись снятой с нас одеждой, выдали себя за нас.
— Зачем им это было нужно?
— Чтобы проще проникнуть в Монастырь, а в случае неудачи сбить с толку преследователей.
— А сидя здесь, вы никого из них не видели?
— Я лишь мельком видел силуэт женщины. Она приходила ночью. Приносила еду и питье, развязывала руки, немного ослабляла путы на ногах, а часа через два возвращалась.
— Она с вами разговаривала?