Сочинения
Шрифт:
духом и познанием. Отсюда следует, что дух (mind), познание и понятия, либо в привычках, либо в действиях, всегда идут вместе.
310. И хотя Аристотель считал душу в ее первона
чальном состоянии чистым листом бумаги, он все же по
лагал, что она является истинным вместилищем форм,
"(§ 269). Данное положение, сначала выдвинутое другими, он признает, как это следует из его третьей книги «De Anima», с той оговоркой, что его необходимо понимать не в отношении всей души, а только в отношении Следовательно, если
принять то, что говорит Фемистий в своем комментарии на упомянутый выше трактат, можно
Поэтому они суть первые в душе. Далее он добавляет, что дух есть все; принимая форму всего, он становится всем при помощи интеллекта и чувства. Александр Аф-родизийский '* говорил то же самое, утверждая, что дух
462
есть все сущее, '». и это
в сущности является учением и самого Аристотеля, который в своей третьей книге «De Anima» утверждает также, подобно Платону, что фактическое (actual) познание и познанная вещь есть все одно:
Отсюда следует, что вещи находятся там, где познание, т. е. в духе. Или, если выразить ту же мысль по-другому, душа есть все. Можно было бы еще многое сказать, объясняя учение Аристотеля, но это бы завело нас слишком далеко.
311. Что касается абсолютного актуального существования (§ 264, 292, 294) чувственных или телесных предметов, то представляется, что ни Платон, ни Аристотель не признавали такового. В «Теэтете»'* нам говорят: когда кто-либо утверждает, что какая-либо вещь существует или создана, то он должен одновременно сказать, для чего, из чего или в отношении чего она существует или создана; ибо утверждение, что какая-либо вещь существует сама по себе или абсолютно, абсурдно.
В соответствии с упомянутым учением Платон далее утверждает также, что вещь не может быть сладкой и в то же время сладкой ни для кого. В отношении Аристотеля тем не менее необходимо признать, что даже в его «Метафизике» есть некоторые выражения, которые, кажется, говорят в пользу абсолютного существования телесных вещей. Например, в одиннадцатой книге, говоря о материальных чувственных вещах, он сказал: «...что же удивительного в том, если нам никогда не представляется то же самое, как это [действительно! имеет место с больными», потому что мы сами постоянно изменяемся и никогда не остаемся теми же самыми?» и далее он говорит: «Сами чувственно воспринимаемые вещи из-за этой причины не бывают затронуты каким-либо изменением в себе, но чувственные образы [они] вызывают у больных другие, а [уже] не те же»' 3. Представляется, что в приведенных высказываниях подразумевается отдельное и абсолютное существование объектов чувства.
317. Что бы современные философы ни понимали под материей, ни Платон, ни Аристотель не понимали ее, как телесную субстанцию. Для них она совершенно определенно не означала позитивного актуального бытия. По описанию Аристотеля, она состоит из отрицаний'*, не обладая ни количеством, ни качеством, ни сущностью. и не только платоники и пифагорейцы, но даже и сами пе-
463
рипатетики объявляют, что ее нельзя познать ни чувством, ни каким-либо прямым и правильным размышлением, а только с помощью какого-то ложного и поддельного метода, как было уже отмечено ранее 75. Знаменитый перипатетик XVI в. Симон Порций ™ вообще не признавал ее какой-либо субстанцией, ибо, сказал он, nequit per se subsistere, quia sequeretur, id quod non est in actu esse in actu ". Если верить Ямвлиху, египтяне полагали, что материя не только не включает в себя ничего от субстанции или сущности, но даже, по их
". Аристотель, Тео-фраст и все древние перипатетики учили, что материя в актуальности — ничто, но в потенции — все.
318. По мнению упомянутых философов, материя есть
только рига potentia, только возможность. Однако гово
рили, что преемник Фалеев Анаксимандр считал высшее
божество бесконечной материей. Тем не менее, хотя Плу
тарх назвал это материей ", оно просто было
что означает лишь бесконечное или неопределенное. и хотя
современные философы учат, что пространство реально
и бесконечно протяженно, все же, если мы примем во вни
мание, что оно не является интеллектуальным понятием
и не может быть, кроме того, воспринято ни одним из на
ших чувств, то мы, как и Платон в его «Тимее» в0, возмож
но, склонны будем полагать, что ато тоже результат
или ложного рассуждения, и своего рода сон наяву. Платон замечает, что, когда мы думаем о месте (place), мы как бы спим и полагаем необходимым, чтобы все существующее находилось в определенном месте. Он замечает также, что это место или пространство (§ 250, 270) есть т. е. должно
ощущаться так же, как видится темнота или слышится тишина, так как оно является лишь отсутствием.
319. Если кто-либо вздумает сделать вывод о реально
сти или действительном существовании материи из совре
менного учения о том, что тяжесть всегда пропорциональ
на количеству материи, пусть он лишь пристально изучит
современное доказательство этого учения; он обнару
жит, что это доказательство представляет собою пороч
ный круг и из него в действительности можно сделать
только такой вывод: тяжесть пропорциональна весу, т. е.
самой себе. Поскольку материя понимается только как
отсутствие и просто возможность, а бог является абсолют-
464
ным совершенством и действием, из этого следует, что бог и материя настолько далеко отстоят друг от друга и настолько противоположны друг другу, насколько это можно себе представить,— настолько, что сама идея материального бога была бы абсолютно несообразной.
320. Высшее существо — это сила, которая все создает, интеллект, который всем повелевает, доброта, которая все совершенствует. Зло, недостаток, отрицание не суть объекты творческой силы бога. Перипатетики из движения выводят идею первого неподвижного двигателя. Платоники считают бога творцом всего блага, неспособным творить зло и неизменным. Анаксагор учил, что все вещи существовали как беспорядочная масса в состоянии общего хаоса; но из него появился дух, внес в них различия и отделил их друг от друга. Представляется, что Анаксагор приписывал духу двигательную способность; некоторые позднейшие философы тщательно отличали упомянутый дух от души и жизпи, приписывая ему единственную способность — размышление.