Сочинения
Шрифт:
рит •• о боге, что он и [есть] благо и
должное (§ 260, 220). Плотин представляет бога как по
рядок *', Аристотель — как закон * 8.
335. Возможно, тем, кто приучен рассуждать о суб
стратах, покажется более разумным и благочестивым при
писать, богу более субстанциальное бытие, чем понятий
ные сущности (entities) мудрости, порядка, закона, доб
родетели или доброты, которые, будучи лишь сложными
идеями, созданными и соединенными разумом, являются
его собственными творениями и не имеют в себе ничего
субстанциального, реального или независимого. Однако
468
необходимо принять во внимание, что в философской системе Платона порядок, добродетель, закон, доброта и мудрость являются не порождениями человеческой души, а тем, что врождено и изначально существует в ней не как случайное явление в субстанции, а как свет, чтобы ее просвещать, и как руководящее начало, чтобы управлять ею. На языке Платона термин «идея» означает не просто пассивный недействующий объект разума, а употребляется как синоним и («причина» и «начало»).
В соответствии с учением этого философа доброта, красота, добродетель и тому подобное представляют собой не фикции, изобретенные умом, не просто смешанные модусы и даже не абстрактные идеи в современном смысле слова, а самые что ни на есть реальные сущности, интеллектуальные и неизменяемые, и в силу этого более реальные, чем мимолетные, преходящие объекты чувства (§ 306), которые, не обладая устойчивостью, не могут быть предметом науки (§ 264, 266, 297) и еще менее того — интеллектуального познания.
336. Как уже было отмечено, Парменид, Тимей и Платон проводили различие между genitum и ens. Первый постоянно рождает и рождается или находится in fieri •• (§ 304, 306), но никогда не существует, потому что никогда не остается прежним, находясь в состоянии постоянного изменения, непрерывно исчезая и нарождаясь. Под еп-tia они понимали предметы (things), далекие от чувства, невидимые и интеллектуальные, которые, никогда не меняясь, остаются одними и теми же, и в силу этого о них можно сказать, что они, действительно, существуют; считалось, что что обычно переводят как «субстанция» («substance»), хотя более правильно было бы переводить это слово как «сущность» («essence»), принадлежит не к явлениям чувственным и материальным, у которых отсутствует устойчивость, а, скорее, к интеллектуальным идеям, хотя они распознаются с большим трудом и производят меньше впечатления на ум, притуплённый животной жизнью и погруженный в нее, чем материальные предметы, которые постоянно занимают наши чувства и досаждают им.
337. Самый утонченный человеческий ум (intellect), способности которого напряжены до предела, может уловить только некоторые несовершенные проблески божественных идей (§ 313, 330), отвлеченных от всех телесных, чувственных и воображаемых вещей. Поэтому Пи-
469
фагор и Платон 10° говорили о них таинственно, скорее скрывая их от глаз непросвещенных людей, чем выставляя на всеобщее обозрение, ибо они полагали, что эти абстрактные предметы, хотя они и суть самые реальные, вряд ли были наилучшим образом приспособлены для того, чтобы оказывать влияние на умы обычных людей или стать для них началами познания, не говоря уже о долге и добродетели.
338. Аристотель 101и его последователи изобразили идеи Платона в самом чудовищном виде, и некоторые представители самой школы Платона высказали в отношении их очень странные мнения. Но если самого философа не только читать, но и тщательно изучать и если он сам выступит как истолкователь своих идей, тогда, я полагаю, предубеждение, ныне существующее в отношении его, вскоре исчезнет (§ 309, 313) и даже перейдет в величайшее уважение благодаря тем возвышенным понятиям и мудрым наставлениям, которые сверкают и сияют во всех его трудах, не только содержащих, кажется, все самое ценное знание, накопленное в Афинах и Греции, но и являющихся сокровищницей самых отдаленных традиций и начал науки Востока.
339. В «Тимее» Платона ,огупоминаются древние люди, творцы традиций и сыны богов. Поистине замечательно, что в рассказе о сотворении мира, содержащемся в том же сочинении los, говорится, что бог остался доволен своими трудами и что ночь он сделал предшествующей дню. Чем больше мы думаем об этом, тем все более трудно нам будет постигнуть, как вообще простой человек, выросший среди грубых привычек повседневности и отягощенный чувственностью, смог возвыситься до науки, не опираясь ни на какую традицию (§ 298, 310, 302) или учение, которое могло бы либо посеять семена познания, либо пробудить и заставить прорасти те находившиеся в спячке семена, которые были изначально посеяны в душе.
340. Человеческие души, находящиеся в таком низменном состоянии, граничащем с откровенно животной жизнью, несут свое бремя и смотрят сквозь сумерки грубой атмосферы, созданной из ежедневно произносимых ложных суждений, из ежедневно усваиваемых ложных мнений и ранних привычек, еще более старых, чем суждения и мнения. Самый острый глаз не в состоянии ясно зрить сквозь такую среду (§ 292, 293, 294). и если благодаря какому-либо чрезвычайному усилию душа и преодолеет
470
эту область сумерек и на мгновение увидит проблеск чистого огня, тяжесть животной природы, к которой она прикована цепью, вскоре затянет ее обратно и погрузит в себя. А если она снова попытается устремиться ввысь, несмотря на кипение необузданных страстей и сильных аффектов, быстро воспоследует [ее] вторичное возвращение в эту область тьмы и призрачных мечтаний.
341. Тем не менее поскольку дух в результате неоднократных попыток набирает силу, мы не должны отчаиваться, а должны продолжать напрягать возникшие у нас самые возвышенные способности, стремясь вернуться в высшую сферу, достигнуть ее и пробиться в нее; тем самым наша природная слабость и слепота может быть до известной степени преодолена и привьется вкус к истине и интеллектуальной жизни. Кроме постоянно преобладавшего мнения величайших людей древности о том, что существует как мировой дух (universal spirit), творец жизни и движения, так и мировая душа (universal mind), просвещающая и направляющая все явления, среди них был признан и догмат о том, что существует также или (§ 329), которого они считали Fons Dei-tatis m, первой ипостасью божества.
342. Они полагали, что единое, или будучи неизменным и неделимым, всегда одним и тем же и совершенным, в силу этого существовало истинно и изначально, а другие вещи — только в той степени, в какой они были одними и теми же благодаря сопричастности Это придает вещам единство, устойчивость, реальность (§ 264, 306). Платон, подобно Моисею 1о5, характеризует бога по его бытию. Оба учили, что бог есть тот, кто истинно есть Изменение и разделение считались недостатком или чем-то дурным. Зло разобщает, разделяет, уничтожает. Добро, напротив, вызывает согласие и союз, собирает, соединяет, совершенствует и сохраняет целое. Те различные существа, которые составляют Вселенную, являются частями одной и той же системы, они объединяются для достижения единой цели и совершенствования единого целого. и эта их склонность и совпадение их устремлений порождает у отдельных созданий частную конкретную (partial particular) идею добра. Отсюда, возможно, произошло так, что стали считать за одно и то же.