Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —Не скажу про живых, но покойников мы бережем.В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —И ударит душа на ворованных клячах в галоп,В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.И среди ничего возвышались литые ворота,И огромный этап — тысяч пять — на коленях сидел.Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.Седовласый старик слишком долго возился с засовом —И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушел.И измученный люд не издал ни единого стона,Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.Здесь малина, братва, — нас встречают малиновым звоном!Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб, —Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок…Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:Это Петр Святой — он апостол, а я — остолоп.Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок…Но сады сторожат — и убит я без промаха в лоб.И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, —Кони просят овсу, но и я закусил удила.Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблокДля тебя я везу: ты меня и из рая ждала!
Райские яблоки
( Второй вариант)
Я умру говорят — мы когда-то всегда умираем, —Съезжу на даpмовых, если в спину сподобят ножом:Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —Не скажу про живых, а покойников мы бережем.В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —И ударит душа на ворованных клячах в галоп,Вот и дело с концом, — в pайских кущах покушаю яблок.Подойду не спеша — вдруг апостол веpнет, остолоп!..Чуp меня самого!.. Наважденье… Знакомое что-то —Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.И среди ничего возвышались литые ворота,И огромный этап — тысяч пять — на коленях
сидел.Как ржанет коренник! Я смирил его ласковым словом,Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.Петp-апостол, старик, слишком долго возился с засовом —И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушел.Тот огpомный этап не издал ни единого стона,Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.Вот следы песьих лап… Да не pай это вовсе, а зона!Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.Мы с конями глядим — вот уж истинно зонам всем зона!Хлебный дух из ворот — так надежней, чем руки вязать.Я пока невредим, но и я нахлебался озона.Лепоты полон рот, и ругательство трудо сказать.Засучив рукава, пролетели две тени в зеленом.С криком «В рельсу стучи!» пропорхали на крыльях бичи.Там малина, братва, нас встречает малиновым звоном.Но звенели ключи — это к нам подбирали ключи…Я подох на задах, на руках на старушечьих дряблых,Не к Мадонне прижат Божий Сын, а к стене, как холоп.В дивных райских садах просто прорва мороженых яблок,Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.Херувимы кружат, ангел окает с вышки — занятно!Да не взыщет Христос, — рву плоды ледяные с дерев.Как я выстрелу рад, ускакал я из рая обратно,Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев.Я еще раз умру — если надо, мы вновь умираем.Удалось. Бог ты мой! Я не сам — вы мне пулю в живот.Так сложилось в миру — всех застреленных балуют раем,А оттуда землей… Береженного Бог бережет!С перекошенным ртом завалюсь поcле выстрела набок,Кони просят овсу, но и я закусил удила.Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблокЯ тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
x x x
В одной державе с населеньем… —Но это, впрочем, все равно, —Других держав с опереженьем,Все пользовалось уваженьем,Что может только пить вино.Царь в той державе был без лоску:Небрит, небрежен, как и мы,Стрельнет, коль надо, папироску,Ну, словом, свой, ну, словом, в доску.И этим бередил умы.Он был племянником при дяде,Пред тем как злобный дар НЕ ПИТЬПорвал гнилую жизни нить —В могилу дядю свел. Но питьНаш царь не смел при дяде-гаде.Когда иные чужеземцы,Инако мыслящие нам(Кто — исповедуя ислам,А кто — по глупости, как немцы),К нам приезжали по делам —С грехом, конечно, пополамДомой обратно уезжали:Их поражал не шум, не гамИ не броженье по столам,А то, что бывший царь наш — хамИ что его не уважали.Воспоминают паханы,Как он совал им ППШ:«Стреляй!» — На завтра ж — хоть бы хны!Он, гад, был трезвенник в душе.И у него, конечно, дочка —Уже на выданье — былаХорошая — в нефрите почка,Так как с рождения пила.А царь старался, бедолага,Добыть ей пьяницу в мужья:Он пьянство почитал за благо…Нежней отцов не знаю я.Бутылку принесет, бывало:«Дочурка! На, хоть ты хлебни!»А та кричит: «С утра — ни-ни!»Она с утра не принимала,Или комедию ломала, —А что ломать, когда одни?"Пей, вербочка моя, ракитка,Наследная прямая дочь!Да знала б ты, какая пыткаС народом вместе пить не мочь!Мне б зятя, даже не на зависть…Найди мне зятюшку, найди!Пусть он, как тот трусливый заяц,Не похмеляется, мерзавец,Пусть пьет с полудня, — выходи!Пойми мои отцовы муки,Ведь я волнуюся не зря,Что эти трезвые гадюки —Всегда — тайком и втихаря!Я нажил все, я нажил грыжу,Неся мой груз, мое дитя!Ох, если я тебя увижуС одним их этих — так обижу…Убью, быть может, не хотя —Во как я трезвых ненавижу!"Как утро — вся держава в бане, —Отпарка шла без выходных.Любил наш царь всю пьянь на пьяни,Всех наших доблестных ханыг.От трезвых он — как от проказы:Как встретит — так бежит от них,Он втайне издавал указы,Все в пользу бедных и хмельных.На стенах лозунги висели —По центру, а не где-нибудь:"Виват загулы и веселье!Долой трезвеющую нудь!"Сугубо и давно не пьющих —Кого куда: кого — в острог,Особо — принципы имущих.Сам, в силу власти, пить не мог.Но трезвые сбирали силы,Пока мы пили натощак,Но наши верные кутилыНам доносили — где и как.На митинг против перегараСберутся, — мы их хвать в кольцо! —И ну гурьбой дышать в лицо,А то — брандспойт, а в нем водяра.Как хулиганили, орали —Не произнесть в оригинале,Ну, трезвая шпана, кошмар!Но мы их все же разогналиИ отстояли перегар.А в это время трезвь сплотиласьВокруг кого-то одного,Уже отважились на вылазСекретно, тихо, делово.И шли они не на банкеты,А на работу, им на страхУ входа пьяные пикетыЕдва держались на ногах.А вечерами — по два, по триУже решились выползать:Сидит — не пьет и нагло смотрит,…Царю был очень нужен зять.Явился зять как по приказу:Ну, я скажу вам — ого-го!Он эту трезвую заразуСтал истреблять везде и сразу,А при дворе — первей всего.Ура! Их силы резко тают —Уж к главарю мы тянем нить:Увидят бритого — хватаютИ — принудительно лечить.Сначала — доза алкоголя,Но — чтоб не причинить вреда.Сопротивленье — ерунда:Пять суток — и сломалась воля,Сам медсестричку кличет: «Оля!..»Он наш — и враз и навсегда.Да он из ангелов из сущих,Кто ж он — зятек? Ба! Вот те на!Он — это сам глава непьющих,Испробовавший вкус вина.
x x x
Здравствуй, «Юность», это я,Аня Чепурная,Я ровесница твоя,То есть молодая.То есть, мама говорит,Внука не желая:Рано больно, дескать, стыд,Будто не жила я.Моя мама — инвалид:Получила травму,И теперь благоволитБольше к божью храму.Любит лазить по хорам,Лаять тоже стала, —Но она в науки храмТоже б забегала…Не бросай читать письмо,«Юность» дорогая!Врач мамашу, если б смог,Излечил от лая.Ты подумала, де, вотВстанет спозаранкаИ строчит, и шлет, и шлетПисьма, хулиганка!Нет, я правда в первый разО себе и Мите…Слезы капают из глаз, —Извините — будет грязь —И письмо дочтите!Я ж живая — вот реву, —Вам-то все повтор, ноЯ же грежу наяву:Как дойдет письмо в Москву —Станет мне просторно.А отца радикулитГнет горизонтально,Он — военный инвалид,Так что все нормально.Вас дедуля свято чтит, —Говорит пространно,Все от Бога, говорит,Или от экрана.Не бросай меня однуИ откликнись, «Юность»!Мне — хоть щас на глубину!Ну куда я денусь, ну?Ну куда я сунусь?Нет, я лучше от и до,Как и что случилось:Здесь гадючее гнездо,«Юность», получилось.Защити (тогда мы их! —Живо шею свертим)Нас — двоих друзей твоих, —А не то тут смерть им.Митя — это… как сказать?..Это я с которым…В общем, стала я гулятьС Митей-комбайнером.Жар валил от наших тел(Образно, конечно), —Он по-честному хотел —Это я — он аж вспотел, —Я была беспечна.Это было жарким днемПосреди ухаба…«Юность», мы с тобой поймем:Ты же тоже баба!Да и хоть бы между льдин —Все равно б случилось:Я — шатенка, он — блондин,Я одна и он один.Я же с ним училась!Зря мы это, Митя, зря, —Но ведь кровь-то бродит…Как не помню — три хмыря,Словно три богатыря…Колька верховодит.Защитили наготуИ прикрылись наспех, —А уж те орут: «Ату!» —Поднимают на смех.Смех — забава для парней —Страшное оружье!Но а здесь — еще страшней,Если до замужья.Наготу преодолев,Срам прикрыв рукою,Митя был как правда лев.Колька ржет, зовет за хлев,Словно с "б" со мною…Дальше — больше: он закрылМитину одежду,Двух дружков своих пустил…И пришли сто сорок рылС деревень и между…P.S. Вот люблю ли я его?Передай три слова(И не бойся ничего:Заживет — и снова…), —Слова, надо же вот, а! —Или знак хотя бы!..В общем, ниже живота…Догадайся живо! ТакМы же обе — бабы.Нет боюсь, что не поймешь!Но я — истый друг вам.Ты конвертик надорвешь,Левый угол отогнешь —Там уже по буквам!
x x x
Михаилу Шемякину под впечатлением от серии «Чрево»
И кто вы суть? Безликие кликуши?Куда грядете — в Мекку ли в Мессины?Модели ли влачите к Монпарнасу?Кровавы ваши спины, словно туши,А туши — как ободранные спиныИ ребра в ребра вам и мясо к мясу.Ударил ток, скотину оглуша,Обмякла плоть на плоскости картиныИ тяжко пала мяснику на плечи.На ум, на кисть творцу попала тушаИ дюжие согбенные детины,Вершащие дела не человечьи.Кончал палач — дела его ужасны,А дальше те, кто гаже, ниже, плошеТаскали жертвы после гильотины:Безглазны, безголовы и безгласныИ, кажется, бессутны тушеноши, —Как бы катками вмяты в суть картины.Так кто вы суть, загубленные души?Куда спешите, полуобразины?Вас не разъять — едины обе массы.Суть Сутина — «Спасите наши туши!»Вы ляжете, заколотые в спины,И урка слижет с лиц у вас гримасу.Слезу слизнет, и слизь, и лимфу с кровью —Соленую людскую и коровью,И станут пепла чище, пыли сушеКентавры
или человекотуши.Я — ротозей, но вот не сплю ночами —(В глаза бы вам взглянуть из-за картины!) —Неймется мне, шуту и лоботрясу,Сдается мне — хлестали вас бичами?!.Вы крест несли и ободрали спины?!.И — ребра в ребра вам — и нету спасу.
x x x
Мне судьба — до последней черты, до крестаСпорить до хрипоты (а за ней — немота),Убеждать и доказывать с пеной у рта,Что — не то это все, не тот и не та!Что — лабазники врут про ошибки Христа,Что — пока еще в грунт не влежалась плита, —Триста лет под татарами — жизнь еще та:Маета трехсотлетняя и нищета.Но под властью татар жил Иван Калита,И уж был не один, кто один против ста.Пот намерений добрых и бунтов тщета,Пугачевщина, кровь и опять — нищета…Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —Повторю даже в образе злого шута, —Но не стоит предмет, да и тема не та, —Суета всех сует — все равно суета.Только чашу испить — не успеть на бегу,Даже если разлить — все равно не смогу;Или выплеснуть в наглую рожу врагу —Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;На вертящемся гладком и скользком кругуРавновесье держу, изгибаюсь в дугу!Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!Потерплю — и достойного подстерегу:Передам — и не надо держаться в кругуИ в кромешную тьму, и в неясную згу, —Другу передоверивши чашу, сбегу!Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —Никому не скажу, при себе сберегу, —А сказать — и затопчут меня на лугу.Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!Может, кто-то когда-то поставит свечуМне за голый мой нерв, на котором кричу,И веселый манер, на котором шучу…Даже если сулят золотую парчуИли порчу грозят напустить — не хочу, —На ослабленном нерве я не зазвучу —Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!Лучше я загуляю, запью, заторчу,Все, что за ночь кропаю, — в чаду растопчу,Лучше голову песне своей откручу, —Но не буду скользить словно пыль по лучу!…Если все-таки чашу испить мне судьба,Если музыка с песней не слишком груба,Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —Я уйду и скажу, что не все суета!
Пожары
Пожары над страной все выше, жарче, веселей,Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, —Но вот Судьба и Время пересели на коней,А там — в галоп, под пули в лоб, —И мир ударило в ознобОт этого галопа.Шальные пули злы, слепы и бестолковы,А мы летели вскачь — они за нами влет, —Расковывались кони — и горячие подковыЛетели в пыль — на счастье тем, кто их потом найдет.Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы и мысли на бегу, —А ветер дул — и расплетал нам кудри,И расправлял извилины в мозгу.Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чем,А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, —И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, —Седок — поэт, а конь — пегас.Пожар померк, потом погас, —А скачка разгоралась.Еще не видел свет подобного аллюра —Копыта били дробь, трезвонила капель.Помешанная на крови слепая пуля-дураПрозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.И кто кого — азартней перепляса,И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет, —А ветер дул, с костей сдувая мясоИ радуя прохладою скелет.Удача впереди и исцеление больным, —Впервые скачет Время напрямую — не по кругу,Обещанное завтра будет горьким и хмельным…Легко скакать, врага видать,И друга тоже — благодать!Судьба летит по лугу!Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —Замешкалась она, забыв махнуть косой, —Уже не догоняли нас и отставали пули…Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!Пел ветер все печальнее и глуше,Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.Ветра и кони — и тела и душиУбитых — выносили на себе.
Юрию Петровичу Любимову с любовью в 60 его лет от Владимира Высоцкого
Ах, как тебе родиться подфартило —Почти одновременно со страной!Ты прожил с нею все, что с нею было.Скажи еще спасибо, что живой.В шестнадцать лет читал ты речь Олеши,Ты в двадцать встретил год тридцать седьмой.Теперь «иных уж нет, а те — далече»…Скажи еще спасибо, что живой!Служил ты под началом полотера.Скажи, на сердце руку положив,Ведь знай Лаврентий Палыч — вот умора! —Как знаешь ты, остался бы ты жив?А нынче — в драках выдублена шкура,Протравлена до нервов суетой.Сказал бы Николай Робертыч: "Юра,Скажи еще спасибо, что живой!"Хоть ты дождался первенца не рано,Но уберег от раны ножевой.Твой «Добрый человек из Сезуана»Живет еще. Спасибо, что живой.Зачем гадать цыгану на ладонях,Он сам хозяин над своей судьбой.Скачи, цыган, на «Деревянных конях»,Гони коней! Спасибо, что живой.«Быть или не быть?» мы зря не помарали.Конечно — быть, но только начеку.Вы помните: конструкции упали? —Но живы все, спасибо Дупаку.«Марата» нет — его создатель странен,За «Турандот» Пекин поднимет вой.Можайся, брат, — твой «Кузькин» трижды ранен,И все-таки спасибо, что живой.Любовь, Надежда, Зина — тоже штучка! —Вся труппа на подбор, одна к одной!И мать их — Софья-золотая ручка…Скажи еще спасибо, что живой!Одни в машинах, несмотря на цены, —Им, пьющим, лучше б транспорт гужевой.Подумаешь, один упал со сцены —Скажи еще спасибо, что живой!Не раз, не два грозили снять с работы,Зажали праздник полувековой…Тринадцать лет театра, как зачеты —Один за три. Спасибо, что живой.Что шестьдесят при медицине этой!Тьфу, тьфу, не сглазить! Даром что седой.По временам на седину не сетуй,Скажи еще спасибо, что живой!Позвал Милан, не опасаясь риска, —И понеслась! (Живем то однова!)…Теперь — Париж, и близко Сан-Франциско,И даже — при желании — Москва!Париж к Таганке десять лет пристрастен,Француз театр путает с тюрьмой.Не огорчайся, что не едет «Мастер», —Скажи еще мерси, что он живой!Лиха беда — настырна и глазаста —Устанет ли кружить над головой?Тебе когда-то перевалит за сто —И мы споем: «Спасибо, что живой!»Пей, атаман, — здоровье позволяет,Пей, куренной, когда-то Кошевой!Таганское казачество желаетДобра тебе! Спасибо, что живой!
Олегу Ефремову
Мы из породы битых, но живучих,Мы помним все, нам память дорога.Я говорю как мхатовский лазутчик,Заброшенный в Таганку — в тыл врага.Теперь в обнимку, как боксеры в клинче,И я, когда-то мхатовский студент,Олегу Николаевичу нынчеДокладываю данные развед…Что на Таганке той толпа нахальная,У кассы давятся — Гоморр, Содом! —Цыганки с картами, дорога дальняя,И снова строится казенный дом.При всех делах таганцы с вами схожи,Хотя, конечно, разницу найдешь:Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,А мы, без ложной скромности, без лож.В свой полувек Олег на век моложе —Вторая жизнь взамен семи смертей,Из-за того, что есть в театре ложиТы можешь смело приглашать гостей.Артисты мажутся французским тончиком —С последних ярусов и то видать!А на Таганке той — партер с балкончиком,И гримы не на что им покупать.Таганцы ваших авторов хватают,И тоже научились брать нутром,У них гурьбой Булгакова играют,И Пушкина — опять же впятером.Шагают роты в выкладке на марше,Двум ротным — ордена за марш-бросок!Всего на десять лет Любимов старше,Плюс «Десять дней…» — но разве это срок?!Гадали разное — года в гаданиях:Мол, доиграются — и грянет гром.К тому ж кирпичики на новых зданияхНапоминают всем казенный дом.Ломали, как когда-то Галлилея,Предсказывали крах — прием не нов,Но оба добрались до юбилеяИ дожили до важных орденов.В истории искать примеры надо —Был на Руси такой же человек,Он щит прибил к воротам ЦареградаИ звался тоже, кажется, Олег…Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,Влетел на белом княжеском коне.Ты сталь сварил, теперь все ждут проката —И изнутри, конечно, и извне.На мхатовскую мельницу налилиРасплав горячий — это удалось.Чуть было «Чайке» крылья не спалили,Но слава богу, славой обошлось.Во многом совпадают интересы:В Таганке пьют за старый Новый год,В обоих коллективах «мерседесы»,Вот только «Чайки» нам недостает.А на Таганке, там возня повальная,Перед гастролями она бурлит —Им предстоит в Париж дорога дальняя,Но «Птица синяя» не предстоит.Здесь режиссер в актере умирает,Но — вот вам парадокс и перегиб:Абдулов Сева — Севу каждый знает —В Ефремове чуть было не погиб.Нет, право, мы похожи, даже в споре,Живем и против правды не грешим:Я тоже чуть не умер в режиссереИ, кстати, с удовольствием большим…Идут во МХАТ актеры, и едва лиЗатем, что больше платят за труды.Но дай Бог счастья тем, кто на бульваре,Где чище стали Чистые пруды!Тоскуй, Олег, в минуты дорогиеПо вечно и доподлинно живым!Все понимают эту ностальгиюПо бывшим современникам твоим.Волхвы пророчили концы печальные:Мол, змеи в черепе коня живут…А мне вот кажется, дороги дальние,Глядишь, когда-нибудь и совпадут.Ученые, конечно, не наврали.Но ведь страна искусств — страна чудес,Развитье здесь идет не по спирали,И вкривь и вкось, вразрез, наперерез.Затихла брань, но временны поблажки,Светла Адмиралтейская игла.Таганка, МХАТ идут в одной упряжке,И общая телега тяжела.Мы — пара тварей с Ноева Ковчега,Два полушарья мы одной коры.Не надо в академики Олега!Бросайте дружно черные шары!И с той поры, как люди слезли с веток,Сей день — один из главных. Можно встатьИ тост поднять за десять пятилеток —За сто на два, за два по двадцать пять!
x x x
{М. Барышникову}
Схвати судьбу за горло, словно посох,И па-де-де-держись все гала кряду!Я въеду в Невский на твоих колесах,А ты — пешком пройдешь по Ленинграду.
1978 год
Попытка самоубийства
Подшит крахмальный подворотничокИ наглухо застегнут китель серый —И вот легли на спусковой крючокБескровные фаланги офицера.Пора! Кто знает время сей поры?Но вот она воистину близка:О, как недолог жест от кобурыДо выбритого начисто виска!Движение закончилось, и сдулоС назначенной мишени волосок —С улыбкой Смерть уставилась из дулаНа аккуратно выбритый висок.Виднелась сбоку поднятая бровь,А рядом что-то билось и дрожало —В виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку, —Вдруг загляделась пристальная СмертьНа жалкую взбесившуюся жилку…Промедлила она — и прогадала:Теперь обратно в кобуру ложись!Так Смерть впервые близко увидалаС рожденья ненавидимую Жизнь.