Много во мне маминого,Папино — сокрыто,Я из века каменного,Из палеолита.Но по многим отзывам —Я умный и не злой,То есть, в веке бронзовомСтою одной ногой.Наше племя ропщет, смеяВслух ругать порядки.В первобытном обществе яВижу недостатки.Просто вопиющие! —Довлеют и грозят,Далеко идущие —На тыщу лет назад.Собралась, умывшись чисто,Во поле элита.Думали, как выйти из то-Го палеолита.Под кустами ирисаВсе передрались.Не договорилися,А так и разбрелись.Завели старейшины, аНам они примеры, —По две, по три женщины, поДве, по три пещеры.Жены крепко запертыНа цепи да замки,А на крайнем ЗападеОткрыты бардаки.Перед соплеменниками,Вовсе не стесняясь,Бродят люди с вениками,Матерно ругаясь,Дрянь в огонь из бака льют,Надыбали уют,Ухают и крякают,Хихикают и пьют.Между поколениямиСсоры возникают,ЖертвоприношениямиЗлоупотребляют.Ходишь — озираешьсяИ ловишь каждый взгляд.Малость зазеваешься —Уже тебя едят.Люди понимающиеЕздят на горбатых,На горбу катающиеГрезят о зарплатах.Счастливы горбатые,По тропочкам несясь.Бедные, богатые —У них, а не у нас.Продали
подряд все сразуПлеменам соседним,Воинов гноят образо-Ваньем этим средним,От повальной грамотыТе начали орать.Поглядели мамонтыИ стали вымирать.Дети все с царапинамиИ одеты куце,Топорами папинымиДень и ночь секутся.Скоро эра кончится —Набалуетесь всласть!В будущее хочется?Да как туда попасть?!Колдуны пророчили, деБудет все попозже…За камнями — очереди,За костями — тоже.От былой от вольностиДавно простыл и след:Хвать тебя за волосы! —И глядь — тебя и нет.Притворились добренькими,Многих прочь услалиИ пещеры коврикамиПышными устлали.Мы стоим, нас трое, нам —Бутылку коньяку…Тишь в благоустроенномИ каменном веку.Встреться мне, молю я исто,Во поле, элита!Забери ты меня из то-Го палеолита.Ведь по многим отзывам —Я умный и не злой,То есть, в веке бронзовомСтою одной ногой.
x x x
Пародии делает он под тебя,О будущем бредя, о прошлом скорбя,Журит по хорошему, вроде, любя,С улыбкой поет непременно,А кажется будто поет — под себя —И делает одновременно.Про росы, про плесы, про медкупоросы,Там — осыпи, осы, мороз и торосы,И сосны, и СОСы, и соски, и косы,Усы, эскимосы и злостные боссы.А в Подольске — раздолье:Ив Монтан он — и только!Есть ведь и горькая доля,А есть горькая долька.Тогда его зритель ПодольскийВозлюбит зимою и летом,А вот полуостров наш КольскийВесьма потеряет на этом.Настолько он весь романтичный,Что нечего и пародировать,Но он мне в душе симпатичен,Я б смог его перефразировать.Нет свободной минуты и, кстати,Спать не может он не от кошмаров,Потому что он все время тратитНа подсчеты моих гонораров.
Песня Гогера-Могера для спектакля «Турандот или Конгресс обелителей»
Прохода нет от этих начитанных болванов:Куда ни плюнь — доценту на шляпу попадешь!Позвать бы пару опытных шамановИ напустить на умников падеж!Что за дела — не в моде благородство?!И вместо нас — нормальных, от сохи, —Теперь нахально рвутся в руководствоТе, кто умеют сочинять стихи.На нашу власть — то плачу я, то ржу:Что может дать она? — По носу даст вам!Доверьте мне — я поруковожуЗапутавшимся нашим государством.Кошмарный сон я видел: что без научных знанийНе соблазнишь красоток — ни девочек, ни дам!Но я и пары ломаных юаней —За эти иксы, игреки не дам.Недавно мы с одним до ветра вышлиИ чуть потолковали у стены, —Так у него был полон рот кровищиИ интегралов — полные штаны.С такими — далеко ли до беды?!Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге.Отдайте мне ослабшие бразды —Я натяну, не будь я Гогер-Могер!И он нам будет нужен — придушенный очкарик:Такое нам сварганит — врагам наступит крах!Пинг-понг один придумал, — хрупкий шарик…Орешек крепкий в опытных руках!Искореним любые искривленьяПутем повальной чистки и мытья!А перевоспитанье — исправленье —Без наших крепких рук — галиматья.Я так решил: он мой — текущий век,Хоть режьте меня, ешьте и вяжите!Я, Гогер-Могер, — вольный человек,И вы меня, ребята, поддержите!Не надо нам прироста — нам нужно уменьшенье,Нам перенаселенье — как гиря на горбе.Все это зло идет от женя-шеня:Ядреный корень! Знаю по себе.Сметем на свалки груды лишних знаний —Метлой по деревням и городам!За тридцать штук серебряных юанейЯ Ньютона с Конфуцием продам.Я тоже не вахлак, не дурачок —Цитаты знаю я от всех напастей.И я устрою вам такой «скачок»,Как только доберусь до высшей власти!
x x x
Новые левые — мальчики бравыеС красными флагами буйной оравою,Чем вас так манят серпы да молоты?Может, подкурены вы и подколоты?!Слушаю полубезумных ораторов:«Экспроприация экспроприаторов…»Вижу портреты над клубами пара —Мао, Дзержинский и Че Гевара.Не [разобраться], где левые, правые…Знаю, что власть — это дело кровавое.Что же, [валяйте] затычками в дырках,Вам бы полгодика, только в Бутырках!Не суетитесь, мадам переводчица,[Я не спою], мне сегодня не хочется!И не надеюсь, что я переспорю их,Могу подарить лишь учебник истории.
x x x
Другу моему Михаилу Шемякину
Открытые двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Большие балбесы,Но тоже умеют кружить.Я где-то точно наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: "Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!" —Таскал по русским кабакам,Где — венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —Но это был — французский бес:Он не любил природу.Мы — как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.А друг мой — гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А то, что друг мой сотворил, —От бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.Пить — наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась — и понеслась, —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами — под танки, —Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль, —По горло в нас печали.Уж влага из ушей лилась —Все чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогах —Стрелял из пистолета.Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Все в этой жизни — суета, —Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.Распахнуты двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Такие балбесы! —Но тоже умеют кружить.
Осторожно! Гризли!
Михаилу Шемякину с огромной любовью и пониманием.
Однажды я, накушавшись от пуза,Дурной и красный, словно из «парилки»,По кабакам в беспамятстве кружа,Очнулся на коленях у француза —Я из его тарелки ел без вилкиИ тем француза резал без ножа.Кричал я: «Друг! За что боролись?!» — ОнНе разделял со мной моих сомнений.Он был напуган, смят и потрясен,И пробовал прогнать меня с коленей.Не тут-то было! Я сидел надежно,Обняв его за тоненькую шею,Смяв оба его лацкана в руке,Шептал
ему: "Ах! Как неосторожно!Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,А ты рискуешь в русском кабаке!"Он тушевался, а его женаПрошла легко сквозь все перипетии:"Знакомство с нами свел сам Сатана,Но — добрый, ибо родом из России".Француз страдал от недопониманья,Взывал ко всем: к жене, к официантам, —Жизнь для него пошла наоборот.Цыгане висли, скрипками шаманя,И вымогали мзду не по талантам,А я совал рагу французу в рот.И я вопил: "Отец мой имярек —Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"И восемьдесят девять человекКивали в такт, со мною соглашаясь.Калигулу ли, Канта ли, Катулла,Пикассо ли — кого еще не знаю,Европа-сука тычет невпопад.[Меня] куда бы пьянка ни метнула,Я свой Санкт-Петербург не променяюНа вкупе все, хоть он и Ленинград.В мне одному немую тишинуЯ убежал до ужаса тверезый.Навеки потеряв свою жену,В углу сидел француз, роняя слезы.Я ощутил намеренье благое —Сварганить крылья из цыганской шали,Крылатым стать и недоступным стать.Мои друзья — пьянющие изгоиМеня хватали за руки, мешали,Никто не знал, что я умел летать.Через Pegeaut я прыгнул на FaubourgИ приобрел повторное звучанье:На ноте «до» завыл Санкт-Петербург,А это означало «До свиданья».Мне б по моим мечтам — в каменоломню:Так много сил, что все перетаскаю, —Таскал в России — грыжа подтвердит.Да знали б вы, что я совсем не помню,Кого я бью по пьянке и ласкаю,И что плевать хотел на Interdite.Да! Я рисую, трачу и кучу!Я даже чуть избыл привычку к лени.Я потому французский не учу,Чтоб мне не сели на колени.
Конец «Охоты на волков», или Охота с вертолетов
Михаилу Шемякину
Словно бритва рассвет полоснул по глазам,Отворились курки, как волшебный сезам,Появились стрелки, на помине легки, —И взлетели стрекозы с протухшей реки,И потеха пошла — в две руки, в две руки!Вы легли на живот и убрали клыки.Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,Чуял волчие ямы подушками лап;Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —Тоже в страхе взопрел и прилег — и ослаб.Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал, —Зря мы любим ее, однолюбы.Вот у смерти — красивый широкий оскалИ здоровые, крепкие зубы.Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу —Псам еще не намылены холки!Но — на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,К небесам удивленные морды задрав:Либо с неба возмездье на нас пролилось,Либо света конец — и в мозгах перекос, —Только били нас в рост из железных стрекоз.Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —И смирились, решив: все равно не уйдем!Животами горячими плавили снег.Эту бойню затеял не Бог — человек:Улетающим — влет, убегающим — в бег…Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,В равной сваре — за нами удача.Волки мы — хороша наша волчая жизнь,Вы собаки — и смерть вам собачья!Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,Чтобы в корне пресечь кривотолки.Но — на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!К лесу — там хоть немногих из вас сберегу!К лесу, волки, — труднее убить на бегу!Уносите же ноги, спасайте щенков!Я мечусь на глазах полупьяных стрелковИ скликаю заблудшие души волков.Те, кто жив, затаились на том берегу.Что могу я один? Ничего не могу!Отказали глаза, притупилось чутье…Где вы, волки, былое лесное зверье,Где же ты, желтоглазое племя мое?!…Я живу, но теперь окружают меняЗвери, волчих не знавшие кличей, —Это псы, отдаленная наша родня,Мы их раньше считали добычей.Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,Обнажаю гнилые осколки.Но — на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!
Белый вальс
Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!Сердца стучали на три счета вместо двух.К тому же дамы приглашали кавалеровНа белый вальс традиционный — и захватывало дух.Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,Давно решился пригласить ее одну, —Но вечно надо отлучаться по делам —Спешить на помощь, собираться на войну.И вот, все ближе, все реальней становясь,Она, к которой подойти намеревался,Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, —И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа, сам не свой и — ничей!Если петь без души — вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить — будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один — будет вальс, белый вальс.Был белый вальс — конец сомненьям маловеровИ завершенье юных снов, забав, утех, —Сегодня дамы приглашали кавалеров —Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.Возведены на время бала в званье дам,И кружит головы нам вальс, как в старину.Партнерам скоро отлучаться по делам —Спешить на помощь, собираться на войну.Белее снега белый вальс, кружись, кружись,Чтоб снегопад подольше не прервался!Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, —И ты был бел — белее стен, белее вальса.Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа, сам не свой и — ничей!Если петь без души — вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить — будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один — будет вальс, белый вальс.Где б ни был бал — в лицее, в Доме офицеров,В дворцовой зале, в школе — как тебе везло, —В России дамы приглашали кавалеровВо все века на белый вальс, и было все белым-бело.Потупя взоры, не смотря по сторонам,Через отчаянье, молчанье, тишинуСпешили женщины прийти на помощь нам, —Их бальный зал — величиной во всю страну.Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, —Припомни этот белый зал — и улыбнешься.Век будут ждать тебя — и с моря и с небес —И пригласят на белый вальс, когда вернешься.Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа, сам не свой и — ничей!Если петь без души — вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить — будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один — будет вальс, белый вальс.
x x x
Давайте я спою вам в подражанье рок-н-роллу,Глухим и хриплым тембром из-за плохой иглы,Пластиночкой на ребрах, в оформленьи невеселом,Какими торговали пацаны из-под полы.Ну, например, о лете, — которого не будет,Ну, например, о доме, — что быстро догорел,Ну, например, о брате, — которого осудят,О мальчике, которому — расстрел!Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке.Рентгеновские снимки — смерть на черно-белом фоне.Разбалтывают пленочки о трудной пятилеткеИ продлевают жизнь себе, вертясь на патефоне.
Запись в книге почетных гостей ледового дворца Северодонецка
Не чопорно и не по-светски —По человечески меняВстречали в СеверодонецкеСемнадцать раз в четыре дня.
Ю. Яковлеву к 50-летию
Москва. Театр Вахтангова. От Таганки.Любимцу публики, рампы, руля.Желаем дома, в лесу и в загранкеУдач, оптимизма, добра и рубля.Юрий Любимов и его команда.Ты ровно десять пятилеток в драке,В бою за роли, время и блага.Все Яковлевы — вечно забияки:Еще в войну повелевали «ЯКи»И истребляли в воздухе врага!Дела их — двояки и трояки,Якшаться с ними славно и дружить.Актеры — Яки, самолеты — «ЯКи»,И в Азии быки — все те же яки…Виват всем ЯКам — до ста лет им жить!Желаем с честью выйти из виража и пьянки,И пусть тебя минует беда, хула, молва…Як-50, желают тебе друзья с ТаганкиСчастливого полета, как «ЯКу-42»!