Сочини что-нибудь
Шрифт:
Если посредством чисел можно объяснить мир физический, то слова помогут раскрыть мир невидимый. Феликс на это положил жизнь, и если история запомнит его как идиота – что ж, он лишь один среди миллиардов других. Одного человека история может и пощадить. Большинство обречено влачить существование среди мертвых.
Его экспедицию можно было бы счесть неразумной, однако сколько других путешествий полагали таковыми? Среди странников прошлого – мистер Дарвин, Васко да Гама и Фердинанд Магеллан. Быть мужем и отцом, а днем трудиться в банке клерком – ничто из этого не остановит Феликса в его собственном
Путем эмпирическим он – как столь недавно Генри Стенли отыскал пропавшего доктора Ливингстона – отправится спасать Бога. В простейшем же, вульгарном виде своем экспедиция Феликса заведет в самые темные глубины человеческого сердца.
В этом смысле его тетрадь стала энциклопедией ошибок и просчетов. Поваренной книгой с рецептами того, как стать пропащим. Азбука несчастий, книга Феликса станет спасением для людей.
Там, где истинных ужасов не хватало, Феликс пускал в ход воображение, добавляя страшных деталей, превращая нечто шокирующее в поистине отвратительное. Не было такой глубины, в которую он бы ни погрузился. Если же в истории ужас отсутствовал, он отвращал от нее взор.
По правде, книгу свою он дописал, а сегодня решил прогуляться просто ради забавы, совершить круг почета. Всего через несколько недель создания, окружавшие его все эти ночи, его собутыльники и товарищи по трубке с наркотиком, уродцы: кто без рук, кто без ног, а кто и с излишними частями – плавником, перепонками между пальцев, – предстанут взору всякого грамотного человека, и тот сможет подивиться их виду, негромко назвать тайное имя: Черноглазый Валтрауд, Аллигатор Хольгер, Бертина Дыркоголовая.
Истории Феликс жаждал услышать такие, которые рассказывают исключительно шепотом, со слезами и после полуночи. Стремился увидеть нечто, сокрытое за пеленой видимого. Он угощал незнакомцев элем и вытягивал из них безумные россказни. В накладе не оставался, о нет. Ибо люди не могут познать сердец друг друга, будучи в здравом уме. Стандартные слова тут без пользы, поскольку бессильны. Нет пользы и от известных всем жестов. Лишь стоит интеллекту разрушиться, тогда и начнется истинное общение.
И да обретет он свое возмездие, ведь среди этих отбросов – Манфреда Ночной Вазы, Прокаженной Фриц Мари, Бруно Гермафродита-Альбиноса и прочих – обретался отец Феликса, еще, правда, не узнанный. Он оставил лоно семьи ради этого грубого мира, и в ответ Феликс М*** обрушит на все здесь разрушительную силу чистого света. Когда ему было столько же лет, как его собственному сыну сейчас, ему пришлось самостоятельно разбираться в жизни, он стал отражением бесконечных страданий и тревог матери, они же придали ему нынешнюю форму. Компендиум подарит ему положение в мире, а мир отца книга разрушит.
Таким вот размышлениям предавался Феликс М***, когда на другом конце грязной таверны раздался призыв. Всякое живое лицо, беззубый рот и пара гноящихся глаз обратились в ту сторону, и призыв прозвучал снова.
– Кто попотчует меня выпивкой? – Это был мужской голос, которому хватало силы прозвучать на весь зал.
Кто-то пренебрежительно рассмеялся в ответ.
– Прошу лишь выпивку, – произнес тот же голос, – а в благодарность я явлю истинное, самое наиотвратнейшее чудовище.
Призыв возбудил интерес в Феликсе. Эти трущобы, выгребная яма, клоака прожигательства, оказывается, могла еще предложить какой-то ужас, который он проглядел. Какое выйдет чудесное дополнение к книге! Еще не видя собеседника, Феликс крикнул в ответ:
– Что за чудовище?
Толпа притихла в ожидании – ведь даже калекам и слабоумным бывает любопытно взглянуть на истинное чудовище, а Феликс тем временем достал деньги и отсчитал нужную сумму, дабы купить угощение.
Неведомый собеседник, употребляя все тот же древний псевдобуляр, откликнулся:
– Чудовище сие – чадо, но мнится мне, не подобное ни единому из тех, кого ты лицезрел доселе.
Сказав это, человек выступил вперед из массы неуклюжих, капающих слюной, отмеченных грехом дегенератов из дегенератов.
Навстречу Феликсу вышел плут вида самого что ни на есть цветущего. Казалось, порок окружающий нисколько его не тронул: здоровое тело, возраст и сложение – примерно те же, что и у Феликса. Последний тут же заключил, что натолкнулся на хищника, бродящего промеж больных и слабых, вытягивающего из них последние капли средств. В его глазах горела не одна пламенная искра безумия. Выйти с таким детиной в ночь стало бы крупной ошибкой: экскурсия окончится тем, что Феликса ограбят, одурманят, а его труп продадут в прозекторскую местного медицинского колледжа, и утром его внутренности разложат на мраморном столе – для поучения зевающих первокурсников, будущих хирургов.
Тем не менее Феликс жестом пригласил детину за свой столик и сделал бармену знак обслужить их. Стоило незнакомцу подсесть, как Феликс отметил, что вид у него вполне приличный – слегка потрепанный, свойственный ушедшему в загул джентльмену. При виде сальных, по плечи волос вспоминались ветхозаветные пророки. Феликс внутренне приготовился к жестокому разочарованию: он-то привык считать себя знатоком гротескного, а незнакомец, похоже, намеренно преувеличивал. Скорее всего, припас для Феликса нечто сродни фиджийской русалке Барнума: чучело, составленное из торса одного бедолаги, пришитое к ногам другого, с когтями эму вместо пальцев и лисьими ушами, приделанными к голове давно почившего шимпанзе.
Однако Феликс М*** прекрасно сознавал: его гений работает не с тем, что ему показывают, а с тем как. Если ужас выглядел обыденно и надуманно, то на страницах его записок он оживал. Так и быть, Феликс угостит пройдоху элем, а после прогуляется с ним и взглянет на так называемое чудовище. Хотя ничто уже, наверное, не сравнится с образом, нарисовавшимся в голове Феликса: отверженное дитя слабоумной шлюхи и ее уродливого обидчика, плод насилия, бесформенный шар плоти, черты которого вряд ли назовешь человеческими. Феликс успел сделать несколько беглых заметок, и в них страшилище влачило свое бескостное тело по грязному полу в подвале. Оно выживало как могло, подобно бродячей дворняге, питающейся фекалиями других животных. Глотало то, что изливалось из мужчин в процессе рукоблудия, как простоквашу или яичный белок. Для поддержания сил обсасывало оно тряпки, пропитанные старой нечистотой от женских дней, но если уж случалось прорваться сточной яме, тогда для монстра Феликса начинался пир.