Социологический ежегодник 2010
Шрифт:
Вагнер высказывает уверенность в том, что разработка концепции «социетального самопонимания» позволит дистанцироваться от традиционного взгляда на социальную структуру как основную детерминанту человеческого действия и в то же время избежать редукции всех социальных феноменов к совокупности рациональных действий индивидов. Эта концепция сфокусирована на межличностной коммуникации по поводу базовых правил и ресурсов, которыми пользуются члены соответствующего общества. Соответственно, основной задачей интерпретавно-институциональной сравнительной социологии должен быть анализ самопонимания, позволяющий осуществлять сравнение различных обществ. Для социетального самопонимания характерно стремление обсуждать проблемы или события, значимые для конкретного общества, например идейные предпосылки и обстоятельства возникновения Соединенных Штатов или коллективный опыт, связанный с итальянским движением Сопротивления против фашизма и гитлеровской оккупации. Исследователям, анализирующим социетальное самопонимание, особенно важно выявить его наиболее устойчивые компоненты, или базовую эпистемическую, политическую и экономическую проблематику. Набор вопросов, позволяющих выявить эту проблематику, должен быть открыт для интерпретации, а среди возможных ответов не должно быть таких, которые претендуют на статус единственно верных.
Диапазон возможных ответов должен способствовать общей реконструкции базовой проблематики самопонимания на основе ретроспективного анализа эпистемологических, политических и экономических идей, находивших отклик в соответствующем обществе. Эпистемическая проблематика отражает специфику знаний людей о самих себе, об общественной жизни и о природе. Проекция этой проблематики на социально-политическую сферу позволит в дальнейшем выявить ее значимость для данной сферы и – в более широком смысле – для сплочения общества и его адаптации к модерну.
Центральным для идентификации политической проблематики является соотношение коллективных интересов и индивидуальной автономии. Автономия как базовая категория модерна оставляет значительное пространство для интерпретаций индивидуальной автономии (свобода от принуждения или от господства) и коллективной автономии (демократия). Политическая проблематика, кроме того, охватывает различные модальности участия в процессе принятия политических решений (вопрос гражданства) и варианты агрегирования коллективных интересов (вопрос представительства).
Экономическая проблематика сфокусирована на вариантах наилучшего удовлетворения материальных потребностей общества. Наряду с собственно экономическими категориями, например категорией производственной эффективности, здесь обнаруживается связь с социальными ценностями и нормами, их возможной иерархией.
Рассмотрение эпистемической, политической и социальной проблематики выявляет широкую вариативность и многочисленные возможности различных интерпретаций, а также важнейшую роль конкретных проявлений индивидуальной и коллективной автономии. Исходя из этого, автор считает возможным и необходимым рассматривать фундаментальные социальные трансформации и траектории модерна в исторической перспективе. Такого рода реконструкция социетального самопонимания во многих случаях может быть соотнесена с анализом институциональных изменений, например конституирования отношений между государством и церковью. Исторический анализ зачастую предоставляет возможность отследить подобные трансформации вплоть до конкретных «событий», когда акторы действуют в соответствии с опытом, основанном на реинтерпретации базовой эпистемической, политической и экономической проблематики. Эти действия социальных акторов могут рассматриваться как мобилизация культурных ресурсов, как яркое проявление коллективной креативности. Вместе с тем нельзя говорить о культурной детерминированности этих действий; нет также никаких гарантий, что соответствующие действия и реакции проявятся в последующих социальных трансформациях.
Зависимость от траектории предшествующего развития и цивилизационный анализ: Методологические вызовы и теоретические задачи
Немецкий исследователь Вольфганг Кнёбль (Геттингенский университет, ФРГ) в своей статье обращается к методологическим вызовам и задачам, связанным с развитием цивилизационного подхода Ш. Эйзенштадта. Он подчеркивает, что рост популярности этого подхода в 1980-е годы стал реакцией на проблемы, с которыми столкнулась доминировавшая в то время макросоциологическая парадигма, представленная в первую очередь теорией модернизации и мир-системным анализом И. Валлерстайна. Дополнительным, весьма серьезным вызовом для прежних макросоциологических подходов стал рост значения религии, который противоречил постулату о модерне как эпохе секуляризации. И хотя дискуссии о роли религии продолжаются и по сей день, возобладала точка зрения, согласно которой концепция секуляризации наилучшим образом описывает динамику европейских обществ, но не может служить эффективным инструментом анализа за пределами европейского культурного ареала. Успех цивилизационного анализа Ш. Эйзенштадта и его последователей во многом был обусловлен тем, что он создавал концептуальную основу для переоценки роли религиозного фактора.
Однако развитие этого нового подхода, который бросил вызов ряду прежних социологических концепций и постулатов, все же нельзя считать беспрецедентным в истории социологии. Как подчеркивает автор, еще в начале XX в. Марсель Мосс предложил общие контуры программы цивилизационных исследований. При этом обнаружились не только преимущества такой исследовательской программы, но и ее серьезные недостатки. Именно Мосс начал первым говорить о цивилизациях в плюралистическом контексте, подчеркнуто придерживаясь ценностно-нейтральной позиции. Развивая идеи Э. Дюркгейма, Мосс определял цивилизацию как комбинацию феноменов, которая достаточно велика, многообразна и значительна в количественном и качественном отношениях. Каждая цивилизация представляет собой семейство обществ, существование которого связано с некоторыми фактами – как современными, так и историческими, лингвистическими, археологическими и антропологическими (3, с. 21–29).
В трактовке Мосса, цивилизации определяются на основе лингвистических и культурно-религиозных особенностей, тогда как политические факторы и границы не могут в данном случае иметь определяющее значение. Тем самым Мосс формирует теоретическую базу для эмпирического анализа различных аспектов роста, распространения и взаимопроникновения цивилизаций.
Теоретически и методологически значимо замечание Мосса о том, что каждая цивилизация имеет центр и периферию (3, с. 23). Вместе с тем использование Моссом термина «семейство обществ» указывает на определенные ограничения процесса дифференциации. Значение этого процесса Мосс не ставит под сомнение, но подчеркивает, что он имеет место в рамках цивилизаций как более широких общностей. Кроме того, процесс дифференциации также происходит и между различными цивилизациями. Межцивилизационные границы не заданы априорно, а конкретные контуры цивилизаций могут быть установлены на основе эмпирического анализа.
Показывая роль религии и ритуалов в обеспечении долговечности цивилизаций, Мосс, как, впрочем, и Дюркгейм, не раскрывает всех механизмов их воспроизводства. Эти классики французской социологии умалчивают и о том, каким образом устойчивые цивилизационные паттерны могут изменяться на протяжении истории. Таким образом, констатирует Вольфганг Кнёбль, эти важные теоретические проблемы оставались нерешенными вплоть до того момента, когда Ш. Эйзенштадт предпринял усилия по дальнейшей разработке ясперсовской концепции осевого времени.
Согласно Эйзенштадту, изменение направленности и интенсивности исторических процессов было связано с тем, что в эпоху осевого времени (800–200 гг. до н.э.) произошло «переселение» богов из посюстороннего в трансцендентный мир. Благодаря этой метаморфозе на историческую арену вышли новые акторы, претендовавшие на истолкование сокровенной воли богов и готовые бросить вызов власть имущим, если те не принимали их трактовку божественного предначертания. Однако интеллектуальные усилия, призванные уменьшить разрыв между трансцендентным и посюсторонним мирами, не были одинаковыми в разных частях ойкумены. В дальнейшем эти различия еще более усиливались, находя свое выражение в политических и экономических структурах. Кнёбль видит основную заслугу Эйзенштадта в том, что ему удалось сформулировать теоретическую макропарадигму, которая в полной мере отражает роль феномена религии и опирается на критику, которой подвергаются теории секуляризации.
Конец ознакомительного фрагмента.