Социологический ежегодник 2012
Шрифт:
Другим, более традиционным каналом производства духовной жизни являются местные монастыри и церкви. В насыщенных монастырями Владимирской, Ярославской, Калужской, Костромской областях можно наблюдать возникновение вокруг них «клеточек» культурной глобализации; значительная часть местного населения и молодежи участвует в церковной жизни, добровольно работает трудниками в монастырях. Монастыри создают своеобразную экономику, включающую, помимо собственно натурального хозяйства, ориентированного на нужды обители, гостиничную экономику обслуживания паломников, кустарное производство религиозной продукции и сувениров. Но главное – это
Первое, что бросается в глаза в Угорах, – это огромная полуразрушенная церковь, которая сейчас восстанавливается на деньги районной администрации и епархии строителями – мигрантами с юга. Почему не своими, ведь в селах безработица? Ответ представителя сельсовета был прост: «Не хотят и не умеют». Образ развалившейся церкви может выступать символом духовной деградации села, но возрождение конкретной церкви в Угорах может стать и началом возрождения конкретного села в Костромской области. Общая тенденция возрождения духовной жизни, в свою очередь, может стать вкладом в возрождение Русского Севера.
Гендерное поведение и связанная с ним система социальных и индивидуальных норм и запретов представляют собой одну из важнейших сфер любой культуры в любом обществе. Неудивительно, что любая религия стремится влиять на гендерное поведение через систему заповедей, предписаний, посланий и т.д., указывающих на то, что позволительно / непозволительно делать внимательному сыну и храброму брату, достойному мужу и отцу семейства, скромной дочери, ласковой сестре, праведной жене и заботливой матери [1; 2; 5; 11; 15; 29; 30; 31; 32; 35; 38; 43].
Другой аспект, определяющий необходимость исследования гендерных стереотипов, связан с растущей потребностью анализа религиозной ментальности. Проблемы духовности, веры, описания картины мира верующего человека привлекают внимание многих современных российских и зарубежных психологов [3; 4; 6; 7; 8; 9; 13; 20; 25; 33; 34; 36; 37; 41; 42; 44]. Актуальной является задача анализа стереотипов поведения верующих, их автостереотипов и связанных с ними социальных установок, регулирующихся на ментальном уровне общественного сознания.
Гипотезой нашего исследования, проводившегося в 2010 г., было предположение о том, что категориальная структура верующих в семейно-бытовой и морально-нравственных сферах отличается от соответствующих установок неверующих. Согласно постулату Дж. Келли [10], поведение человека реализуется в рамках тех конструктов, в которых антиципируются события. Близкую мысль о единстве сознания и деятельности высказывали С.Л. Рубинштейн [28] и А.Н. Леонтьев [12]. Можно полагать, что как сознание, так и поведение верующей и неверующей молодежи будут различаться. Вера, внутренний диалог с Богом, сами Таинства стимулируют к рефлексии, и эта специфика должна проявляться в структуре обыденного сознания и бытового поведения.
Цель исследования состояла в выявлении стереотипов женского поведения среди религиозных и нерелигиозных девушек на основе сопоставления имеющихся черт сходства и различия. В качестве диагностического инструмента использовалась разработанная В.Ф. Петренко [23] психосемантическая методика множественных идентификаций. Эта методика хорошо зарекомендовала себя в различных кросскультурных сопоставительных исследованиях женских стереотипов россиянок, американок, азербайджанок, казашек, кореянок [18; 21; 24]. В рамках данной методики описание образа я сама и образов значимых других (моя мать, мой идеал, идеал с точки зрения описания поведения в обществе, типичная девушка, девушка будущего и т.п.) осуществляется через предлагаемые обстоятельства.
Для проведения исследования была составлена опросная матрица, включающая 13 ролевых позиций: рефлексивная – я сама; две позиции, имеющие положительную коннотацию, – мой идеал молодой девушки и идеал девушки с точки зрения общества; отрицательно коннотирующий образ девушки, на которую я ни за что не хотела бы походить, а также такие роли, как глубоко верующая девушка, девушка из гламурного журнала, молодая бизнес-леди, девушка, мечтающая посвятить себя семье и детям, и девушка, мечтающая посвятить себя искусству или науке.
94 пункта описывали возможные микросценарии социально-бытового и духовно-нравственного поведения. Испытуемым предлагалось оценить по пятибалльной шкале (от 0 до 5), насколько та или иная характеристика или поступок свойственны каждой из ролей. 5 баллов респондентка ставила, если с ее точки зрения данная характеристика максимально соответствовала данной роли, 0 – если никоим образом не соответствовала. Для промежуточных оценок использовались, соответственно, баллы от 1 до 4.
Кроме того, каждая респондентка анонимно отвечала на вопросы социально-демографического характера (возраст, образование, семейное и материальное положение, вероисповедание, частота посещения церкви, количество желаемых детей в будущем замужестве).
Совместный комплексный анализ полученных данных позволяет определить и сопоставить системы ценностных ориентаций, норм и запретов как на индивидуальном, так и на групповом уровнях, выявить специфику идентификации и оценить особенности самовосприятия.
В исследовании приняли участие две группы испытуемых: 44 нерелигиозных и 50 православных верующих женщин в возрасте от 18 до 30 лет. Критерием отбора респонденток в первую группу была их самоидентификация, т.е. признание себя неверующей. Во вторую группу (верующие) вошли респондентки, не только самоидентифицирующие себя в качестве таковых, но и регулярно посещающие церковь и выполняющие религиозные обряды.
Обе выборки практически однородны по возрастному составу, уровню образования, семейному статусу и материальному положению обследуемых. Как и следовало ожидать, нерелигиозные испытуемые практически не ходят в церковь, случайные ее посещения связаны скорее с какими-то социальными мероприятиями (присутствие на чьих-либо свадьбах, похоронах, крестинах и пр.). Религиозные испытуемые посещают церковь, но более половины из них делают это от случая к случаю. Отметим существенное различие в ответах на вопрос о том, сколько детей хотели бы респондентки иметь в будущем. Ни одна из тех, кто позиционировал себя как религиозную девушку, не остановилась на одном ребенке, более 90% намереваются иметь трех и более детей, при этом значимое число религиозных респонденток хотели бы иметь пять детей. Нерелигиозные респондентки в этом плане продемонстрировали гораздо большую умеренность, хотя большинство упоминали именно троих детей.