Софья Алексеевна

Молева Нина Михайловна

— Уймись, Борис Иванович. Высказал, что на сердце лежит, и будет. Большой грех на душу берешь так-то преосвященного судить. Наверно, и я тоже.

— Прости, государь, только дай последнее слово молвить. Помнишь, как в последнюю моровую язву Никон в Вязьму выехал, народ московский на произвол судьбы покинул? Как он Священным Писанием в грамотке своей доказывать стал, что бежать от бедствия, хотя оно самим Господом ниспослано, нет греха? Нешто простил ему это народ-то?

— Твоя правда, не бывало такого ранее. Только если рассудить…

— Не гневайся, государь, на старика, только пришла пора власть царскую

во всей ее силе снова представить. Бог с ним, с другом твоим собинным. О престоле подумай, Алексей Михайлович, о самодержавии, что отец тебе завещал!

14 августа (1658), на память пророка Михея, подьячему Ларке Александрову за то, что пропустил в грамоте полный государев титул, было велено учинить у Разрядного приказа наказанье — бить кнутом.

— Велел, великий государь, напомнить тебе, чтоб Ивану Гебдону спешно отписать.

— Вот и пиши. Про чеканные кубки. Чтобы десять штук больших с кровлями чеканных привез. На кровлях бы у кубков травы с разными цветами, с орлами, с мужиками да головами, а в поддонах также травы и звери, и птицы, и мужики. Про хрустальную посуду ничего Иван не пишет?

— Как же, как же, государь. Пишет купчишка, что отправил веницейских поставцов узорных с судами и скляницами десять сундуков.

— А поставцы какие?

— Из грамотки немного выразумеешь, разве что чеканные да резные.

— Вот и ладно. Сегодня же и отправь. Скорее придут.

— Не сомневайся, великий государь: в одночасье отошлем. Тут еще от боярина Ивана Андреевича Хованского [47] грамота пришла победная. Разбил он со своим отрядом под городом Гдовом графа Магнуса де Лагарди. Как есть победа полная.

18 ноября (1658), на день памяти мучеников Платона, Романа диакона и отрока Варула, царица Мария Ильична родила царевну Екатерину Алексеевну.

47

Иван Андреевич Хованский(?—1682), за болтливость прозванный Тараруем (Пустомеля), начал службу в царствование Михаила Федоровича. Участвовал в войнах с Польшей, Швецией, Турцией. Поддерживал старообрядцев. Пытался использовать стрелецкий бунт 15 мая 1682 г., чтобы стать регентом. Движение стрельцов во главе с Хованским, получившее в исторической литературе название «хованщина» было подавлено Софьей. Казнен вместе с сыном Андреем.

На дворе боярина Морозова Глеба, что на Тверской, суматоха. Возок боярский у крыльца. Ездовые коней разбирают, перекликаются.

— Никак не ко времени я приехала, невестушка Федосья Прокопьевна? [48] Собираешься куда?

— Ой, матушка Анна Ильична, ты да не ко времени! Завсегда твой приезд в наш дом праздник. А тут я сама к тебе засобиралась. Надобно государыню нашу с новорожденной поздравить, так думала, может, возьмешь меня с собой в терема-то.

48

Федосья (Феодосья) Прокопьевна Морозова, урожденная Соковнина (1632–1675) — ярая сторонница протопопа Аввакума. Возвратившись в Москву после сибирской ссылки в мае 1664 г., Аввакум нашел приют в ее доме, в дальнейшем они переписывались. За отказ примириться с официальной церковью в 1671 г. арестована вместе с сестрой княгиней Евдокией Прокопьевной Урусовой, в 1673 г. их по указу царя перевели в Боровской монастырь и посадили в земляную яму, где уморили голодом.

— Все пужаешься, невестушка, и когда только попривыкнешь.

— Да я, кажись, и приобыкла, да все перед государыниным лицом светлым как бездыханная стою.

— Не больно-то, как погляжу, Глеб Иванович тебя в люди-то пускает. Стережет молодую жену-красавицу.

— Что ты, что ты, невестушка! Не боярин не пускает, сама никуда не рвусь. Все дома лучше кажется. То делом каким займешься, то с Ванечкой поиграешь, то книжку священную возьмешь, глядишь, дня как и не бывало. Хорошо так, покойно.

— Умница ты у нас, Федосьюшка, разумница, а все, кажется, лучше бы было, кабы когда и девок сенных позвала — попеть да поплясать, с дурками бы позабавилась. Где это слыхано, день-деньской одна да одна. Нешто так у вас в батюшкином доме-то было, в соковнинском?

— Может, и не так, невестушка, да какое сравнение. Глеб Иванович человек достойный, в летах. Иной день ему неможется, иной полежать, поотдохнуть хочется. Ведь седьмой десяток разменял, тут и уважить человека надобно. А мне и с книжкой хорошо, а в тишине да спокое и того лучше.

— Тебе виднее, ласонька. А в терема ехать — вот поотдохну у тебя маленько, вместе и поедем, коли на то твоя воля. Государыня-сестрица непременно тебе велела у нее быть. Любит она тебя, Федосьюшка.

— Вот спасибо-то государыне за привет да ласку, вот спасибо! Только спросить у тебя, невестушка, все хотела, почему царевну Екатериной нарекли. Глеб Иванович говорит, отродясь имени такого в государевой семье не бывало.

— А что делать будешь? На седьмой день от рождения дитяти имена-то какие пришлись. Дай Бог памяти, Мастридии, Филофеи, Августы да Екатерины. Положил государь, быть дочке Екатериной.

— Ты уж прости любопытство-то мое, Анна Ильична, государь-то как дочку принял? Никак пятая царевна. Сказывали, все сыночка дожидался.

— Эх, Федосьюшка, мне бы хоть дочку Бог послал, счастливее, кажись, человека на земле не было. А государь, веришь, даже порадовался, не то что с Софьюшкой. Пироги велел отменные ставить — сама увидишь, и тебе принесут. В храме Зачатия Анны, что в Углу, в Зарядье, приказал придел в честь великомученицы Екатерины возводить.

— Хорошо-то как, Господи!

— Оттого, может, что совпало: государю о рождении царевны доложить пришли, и в ту минуту к нему гонец от енисейского воеводы Афанасия Пашкова, что город Нерчинск уже отстроил, двух лет от основания не прошло. Возрадовался государь сердечно. А Юшка-юродивый ему и скажи, что, мол, отныне имя Катерины в царствующем доме процветать станет.

Который день царевна Ирина Михайловна одна в своей палате. Никто не зайдет, да и самой видеть никого охоты нет. Только мысли одни — дотошные, тайные.