«Сокол-1»
Шрифт:
— Слушай, Лев Львович, ты прирожденный комиссар, — сказал ему после стрельб Рыкачев. — Считай, благодаря тебе все отлично отстрелялись. Вдохновил!
— Спасибо, Юрий Борисович, за комплимент, только и свою работу со счета не сбрасывай. Кто вчера беседовал с летчиками о международном положении? Ты. И как беседовал? Заслушаешься! Так что, как говорится, каждый должен быть мастером своего дела.
…Когда-то Виктор Гюго сказал: передвигая вперед стрелку часов, бег времени не ускоришь. А вот Шестакову казалось сейчас,
В эскадрилье не успели оглянуться, как подоспели состязания. Проверить готовность к ним летчиков прибыл инспектор армии.
Сухощавый, жестковатый по характеру майор — отменный летчик, мастер воздушного боя — он молча, не проявляя никаких эмоций, поднимался в небо с каждым летчиком поочередно. Никто не услыхал от него ни одной фразы по поводу выучки летчиков. Так длилось два дня. Лев начинал нервничать. Домой приходил расстроенный, взвинченный. Только при виде тянущего к нему ручонки сынишки оттаивал, добрел.
Но от жены и матери ничего не скроешь.
— Что там у тебя, Левушка, происходит? — допытывались они.
— Да ничего особенного, служба как служба, всякое бывает, — отвечал он уклончиво. — Дома Лев не любил «распространяться» об эскадрильских делах, из него ничего нельзя было вытянуть.
Мать хотела дать ему почитать письмо от отца, в котором он сообщал, что захворал, просил ее приехать, да передумала, незачем еще и этим огорчать сына, вот пройдут у него неприятности — тогда и решим, как быть…
Неприятности сверх всякого ожидания прошли на второй день. Лев прилетел домой радостный, возбужденный, поднял малыша под самый потолок, потом поцеловал его в обе щеки:
— Ура, Лев Львович, наша взяла!
Причиной же бурного этого восторга были всего-навсего несколько скупых, сдержанно произнесенных слов проверяющего: «Ваша эскадрилья подготовлена намного лучше других. Она претендует на первое место».
Лев с трудом сдерживал ликование: его труд, старания, все, чем жил он последнее время, окупились сторицею. А это значило, что боевой опыт не пропал даром, он передан летчикам, взят ими на вооружение, что во много крат повышало боеготовность эскадрильи.
«Вот теперь можно и сказать сыну, что мне нужно уезжать», — подумала Мария Ивановна и передала ему письмо отца. Пробежав его, Лев забеспокоился.
— Когда, мама, вы собираетесь?
— Завтра, Левушка.
— Трудно нам с Липой будет.
— Управитесь. Сынишка растет крепкий, здоровый, всем на радость. Подлечу отца, даст бог, снова приеду.
— Ну что ж, мама, вы правильно решили. Отцу там одному труднее…
Все они были уверены, что в скором времени снова будут вместе жить да радоваться. Только сбыться тому не довелось: назревавшие в мире события внесли свои суровые коррективы.
Было раннее утро 1 сентября 1939
«Состязания по воздушному бою отменяются. Ждать особого распоряжения».
«Как бы не пришлось вместо мирных состязаний снова пройти настоящие», — подумал Лев. Он уже успел прослушать утренние радиопередачи, знал, что немецко-фашистские войска вторглись в пределы Польши.
Примчался Рыкачев. Лев показал ему телеграмму.
— Все ясно, — сказал комиссар. — Это уже «не в воздухе пахнет грозой», это уже сама гроза.
— Надо, Юрий Борисович, с людьми поговорить. Растолкуй им, что и как, к чему мы должны теперь готовиться.
Внимательно слушали все комиссара, с каждым его словом все больше суровели лица людей.
Каждому было ясно: Польша — наш сосед. Захватят ее фашисты — замахнутся на нашу страну.
— Скажите, Юрий Борисович, долго ли смогут поляки противостоять немцам? — задал вопрос Селиверстов.
— Не думаю, — ответил комиссар. — Польское буржуазное правительство отказалось от нашей помощи, но заискивало перед Гитлером и тем самым подвело свою страну к пропасти.
Так оно и случилось. Уже 17 сентября германские войска оккупировали чуть ли не всю Польшу, вышли на линию Львов — Владимир-Волынский — Брест — Белосток. Коричневая тень фашистской оккупации легла на древние польские земли.
Чего теперь ждать от гитлеровцев? Насторожилась наша страна. Приведены в готовность войска. Вместе со всей армией — начеку эскадрилья Льва Шестакова.
…Топот солдатских сапог под окнами, резкий стук в окна, двери в один миг разбудил весь городок.
— Боевая тревога! Боевая тревога!…
…Натренированная эскадрилья собралась быстро, четко, выстроилась, в предрассветной тишине слушает приказ командира:
— В срочном порядке вылетаем в район города Гродно. Быстро подготовить карты, рассчитать маршрут. Самолеты заправить полностью, снарядить всем боекомплектом. Взлететь в 6.00 звеньями.
Времени на прощание с семьями не было.
«Война! Война!» — пронеслось по городку, жены, матери, дети бросились к аэродрому:
— Что произошло? Куда? Надолго?
Рыкачев успокаивал всех:
— Обычное учение. Скоро вернемся…
Только никого не могли утешить слова комиссара — его суровый взгляд говорил красноречивее всяких слов.
Ровно в 6.00 отлично выученная эскадрилья дружно стартовала, взяла курс на Гродно.
А родные, оставшиеся на земле, лишь спустя долгое время узнают, что перелет эскадрильи был связан с освободительным походом советских войск в Западную Белоруссию и Западную Украину. Еще позже придет весть, что эскадрилья в полном составе расположилась в Запорожье, где формируется новый истребительный авиационный полк.