«Сокол-1»
Шрифт:
Да, поехали за опытом, а вернулись с хлопотами.
И еще кое-что, о чем рассказал Герасимов, как говорится, ни в какие ворота не лезло. Основным способом действий его полка был «круг» — при встрече с фашистами становятся друг другу в хвост и так охраняют один другого. Это была совершенно непризнаваемая Шестаковым оборонительная тактика. Он всегда и всюду только наступал, навязывал врагу свою волю. А тут — жалкий круг, оборона…
«Если таким методом действовать, — размышлял Лев Львович, — то далеко не уйдем. Однако не сидеть же сложа руки? ЛаГГ-3, хотя и тяжеловат,
— Николай Андреевич, — обратился он к комиссару. — Давай-ка тряхнем стариной, пойдем группой, устроим показательный воздушный бой.
— Пожалуй, это нужно сделать. Только вот что, Лев Львович, надо нам подумать, как лучше организовать руководство боем по радио.
— Я думал над этим, но ведь радио на «лаггах» неважное.
— Все равно надо приучать к нему людей.
— Согласен. У гитлеровских летчиков радио — первое дело. Кстати, надо нам как-то захватить Ме-109, проверить установленную на нем радиоаппаратуру, да и вообще рассмотреть эту птицу вблизи, а если удастся — и в воздухе опробовать.
— Вот и задача определилась на вылет, — сказал Верховец, — провести показательный бой, захватить «мессера».
— Ну, что ж, комиссар, давай готовиться. Подбери ребят покрепче — Серогодского, Королева, Бондаренко, Алелюхина, Головачева…
Услышав две последние фамилии, Николай Андреевич удовлетворенно улыбнулся. За обоих этих летчиков ему пришлось выдержать немалую борьбу. Павлу Головачеву с большим трудом давалось переучивание на ЛаГГ-3. Дело дошло до того, что его могли оставить в запасном полку. Комиссар решительно вступился за него. Командир, знавший, что Верховец почти не ошибается в оценке людей и не умеет от своего отступать, пошел ему навстречу.
Примерно такое же произошло и с Алексеем Алелюхиным. Судя по всему, у молодого летчика начали сдавать нервы, в воздушных схватках он стал допускать грубые ошибки, терять своих ведомых. Шестаков был склонен и к нему применить строгие меры. И тут сыграл свою положительную роль комиссар. Правда, ему было не так уж и трудно переубеждать командира, когда речь шла об Алелюхине и Головачеве — оба хорошо проверенные в боях, с ними пройден большой путь. Лев любил обоих, но были вещи, которые он никому не умел прощать. Такое его качество сослужило неоценимую службу полку: потерять доверие Шестакова — значило потерять все. Кто недооценивал этого — участь его была незавидной, о чем пойдет речь впереди.
Николай Андреевич ушел формировать группу для вылета, к Шестакову зашли начальник штаба Никитин, командир эскадрильи Капустин — щуплый, синеглазый блондин с несколькими орденами на груди. Два из них были заслужены им еще в Испании. Лев любил Ваню Капустина еще с тех давних времен, когда они впервые близко познакомились на теплоходе «Кооперация». Он всегда приветливо встречал его, и они, как правило, предавались воспоминаниям, в которых большое место отводилось Гусеву, Девотченко, Платону Смолякову. Причем их охотно слушали комиссар, начальник штаба и другие, поэтому многим хорошо были известны имена и судьбы
Но сейчас, взглянув на вошедших, Лев понял: они явились неспроста, произошло что-то из ряда вон выходящее.
— Елохин погиб, — мрачно сказал Капустин.
— Как? Где? А это точно? — недоверчиво спросил Шестаков.
— К сожалению, точно, — подтвердил Никитин.
— Каким же образом это произошло?
— Ходили мы вместе на задание, — рассказал Капустин. — Его подбили зенитчики. Он пошел на вынужденную на нашей территории, выпустил шасси. Видимо, хотел спасти самолет, да сам себя и подвел: машина скапотировала, грохнулась на фонарь…
— Так, — Лев нервно постучал пальцами по столу. — Начинаем терять Героев Советского Союза. Плохи, очень плохи наши дела. Нужен коренной перелом. Капустин, полетишь с нами! — решительно встал Шестаков. — Надо отомстить за Елохина. Надо сбить с немцев спесь.
Группа из двенадцати самолетов во главе с Шестаковым и Верховцом отправилась к переднему краю. Все знали: быть бою. Никто в полку не помнил случая, чтобы Шестаков, ведя группу, не нашел противника, не вовлек его в схватку. Каждый не один раз убедился и в том, что в бою командир видит не только врага, но и своих летчиков, от его зоркого глаза не укроется ни удачный маневр, ни промах.
Это всех подтягивало, мобилизовывало, заставляло действовать изо всех сил.
Группа шла не «навалом», как зачастую поступали соседи. Верный себе, Шестаков продумал все таким образом, чтобы обеспечить полное использование возможностей самолетов и летчиков при сохранении твердой дисциплины боя, четкого руководства им.
Прежде всего для ведения активного поиска противника группа была расчленена по фронту и эшелонирована по высоте. Каждая пара имела свою строго определенную задачу. Шли со стороны солнца. Шестаков держал радиосвязь с ведущими пар. Его позывной «Сокол-1». Почему именно такой? Случайно ли это?
Когда решался вопрос о позывном, учитывали: полк гвардейский, Краснознаменный, Одесский. Предлагались варианты позывных: «Беркут», «Орел», «Коршун». И тогда сказал свое слово Капустин. Он вспомнил, что у Шестакова в Испании на борту И-16 был нарисован золотистый сокол. На том и порешили: быть в полку позывному «Сокол».
Комиссар еще подумал тогда о том, что такая, на первый взгляд, незначительная деталь, как позывной, может нести в себе значительную воспитательную нагрузку. Атакуют соколы — это же звучит! И дух поднимает, формирует бойцовское настроение.
…Вот и передний край. Зорко всматриваются в горизонт командир, комиссар, все летчики. Фашисты не заставили себя долго ждать. Черные точки обозначились над горизонтом: пятнадцать Ме-109.
— Я — «Сокол-один», приготовиться к бою, усилить осмотрительность! — прозвучал в наушниках твердый голос Шестакова.
Фашисты, привыкшие здесь к легким победам, шли, не сворачивая, не принимая элементарных мер предосторожности. Они абсолютно уверены, что без труда разметают советских истребителей, не дав им опомниться.