Сокол на запястье
Шрифт:
Хотелось есть. Очень хотелось вытянуть спину и немного поспать на соломе, а не на земле. Может статься, через полчаса все это у них будет, если деревня дружественна и не представляет опасности. Но сердце почему-то говорило Бреселиде, что Дорос не даст ее отряду крова.
— Деревня пуста. — сообщила Радка, вернувшаяся вместе с дозором. — Во всяком случае на первый взгляд. Она горела.
— А люди сбежали? — уточнила сотница.
— Хуже, — тряхнула головой подруга. — Все там,
— Что только? — взорвалась Бреселида. — Превратились в соляные столбы? Перепились и сгорели? Совокупились с табуном кентавров и скончались от изнеможения?
— Они все мертвы, и похоже, — Радка наморщила лоб, — что они сами поубивали друг друга. Никаких следов разбойников я не вижу. Мы зашли в несколько домов. Вещи на месте, амбары с зерном целы. Только скот — его немного осталось. Кажется, здешние жители порезали еще и скотину.
— Милосердные боги! — устало протянула Бреселида. — Едемте, — обернулась она к своим немытым и недовольным спутницам. — Сдается мне, что здесь небезопасное местечко.
Не успели всадницы тронуться в путь, как внимание их командира было привлечено приглушенным ржанием, доносившимся выше по склону. Казалось, что где-то среди туго переплетенных кустов терна застряла лошадь. «Жеребец», — поправила себя Бреселида: ржание было глухим и раскатистым.
Натянувшая узду Радка вопросительно уставилась на подругу. Обе питали слабость к хорошим лошадям и обе не могли пройти мимо попавшей в беду скотины.
— Посмотреть что ли?
Бреселида поколебалась. Это могла быть ловушка. Не стоило рисковать отрядом, ради своей прихоти.
— Лошадей тебе мало? — женщина с досадой ударила пятками по бокам Пандоры.
Ее кобыла нехотя отвернула голову и послушно затрусила вперед, издав на прощение жалобный переливчатый звук, которое жеребец в праве был оценить как призыв. За спиной у всадниц послышался адский хруст ломаемых веток. Казалось, что по склону вниз, не разбирая пути, съезжает целый отряд разбойников. Женщины как по команде вскинули луки. Однако вместо горных грабителей на дорогу буквально рухнул белый с дымчатыми подпалинами конь, ободранный и грязный.
Было ясно, что он отбился от стада и всю ночь проскитался по горам, чудом не сломав себе шею. Секунду всадницы молчали, а потом залились дружным смехом, на все лады расхваливая храброе животное.
— Какой красавчик! Пандоре повезло.
— Шея-то, шея! На ноги гляньте! Он на корпус выше наших лошаденок!
— Сразу видно — не степной!
— Тихо!!! — прекратила шум Бреселида. — Минуту назад все своими лошадьми были довольны. Это скакун. Очень дорогой, как я вижу. По закону, такая добыча — для царицы.
С ее словами никто не посмел спорить. Белерофонт захромал прямо к Пандоре и, пока конь ласково тыкался мордой в шею новой знакомой, всаднице удалось накинуть на него узду.
Отряд снова тронулся в путь и скоро подъехал к сорванным с петель воротам деревни. Казалось, здесь пронесся смерч. На площади за частоколом глазам изумленных лучниц предстали следы недавнего побоища. Груди тел лежали вперемежку со скотом. Многие крестьяне сжимали топоры, вилы или просто камни, у некоторых были луки.
— Смотри-ка, и эти с оружием! — присвистнула Радка. — Везет нам на взбесившихся мужиков. И что на них нашло?
Бреселида не ответила, внимательно разглядывая картину схватки. Среди беспорядочно разметанных трупов валялись черные чаши с фигурами нимф, удирающих от панов. Амфоры и мехи с вином. Ритуальные свечи и погремушки в виде фаллосов. Женщины были растрепаны и наги, у них на шеях еще висели змеи.
— Менады. — констатировала Бреселида. — Совсем ополоумели! Уже в деревни врываются.
Радка продолжала, как зачарованная, смотреть на лежащих на земле людей.
— Эй, есть кто живой? — крикнула сотница. — Не бойтесь, мы люди царицы Тиргитао! — потом помолчала, прислушиваясь.
— Кажется, там стонут. — Радка показала рукой на лево, где лежало несколько коз с рогами, увитыми виноградной лозой.
Тронув пятками бока Пандоры, всадница подъехала ближе.
— Так и есть. Стонут. — она спешилась, и несколько женщин помогли ей раскидать трупы, начавшие уже костенеть на дневном ветру.
— Ты что ли живой?
Из-под завала всадницы извлекли на свет исцарапанного и избитого подростка лет 15, который потрясенно таращился на них и не мог вымолвить ни слова.
— Как тебя зовут?
— Э…Элак. — выдавил из себя юноша.
— Ну ты и счастливец, парень. — Бреселида отстегнула от пояса фляжку. — Обычно никто из тех, кого менады уводят в горы, не выживает. А ты, я вижу, был там. — она прищурилась, рассматривая венок на голове и обнаженное тело спасенного.
— Я не раб. — тихо выдохнул он. — Я сын жрицы, я сам ушел туда.
— И где же твоя мать, малыш? — скептически осведомилась Радка. — Мамы должны следить за детьми.
Элак вспыхнул. Он повернул гневное лицо к девушке, глаза его вдруг остекленели и губы, будто сами собой, выпалили:
— Молчи, начинка для жертвенного пирога! Не смей раскрывать рот в присутствии царицы!
Обступившие их всадницы дружно захохотали.
— Я не царица. — мягко поправила его Бреселида. — Я лишь командую этим отрядом. Ты не верно понял рисунки на наших щитах. Великой и могущественной Тиргитао здесь нет.