Сокол на запястье
Шрифт:
Оба осажденных отличались силой и упорством, но их шансы были невелики.
— Когда-то и я была не промах. — с завистью вздохнула Гикая. — Поможем ей? Клянусь Аресом, такого бойца не всякий день встретишь. А у нас потери…
Все это Бреселида могла сказать себе и сама, но прощала вмешательство старой «амазонки», для которой все от командиров десяток до самой сотницы были «дочками».
Бреселида подняла руку.
— Вклиньтесь между ними!
Только теперь жители стойбища заметили отряд. Они выставили было дубинки, но были в
— Хватит! Прекратите! — кричала Бреселида, разъезжая мимо сгрудившихся в кучу собак. — Почему вы хотели убить этих людей?
— Они сами на нас напали! — выкрикнула Крайлад.
Сотница с сомнением хмыкнула.
— Вдвоем? На целое стойбище?
— Это правда, госпожа. — весь залитый кровью Ярмес подошел к Бреселиде и положил руку на круп ее лошади. — Эта женщина потеряла брата и пришла мстить за него. — он тяжело дышал.
Бреселида повернулась к Умме, которая пыхтя и цепляясь за камни, поднималась с земли.
— Девушка, у тебя нет головы. — укоризненно сказала всадница. — Ты рисковала своей жизнью и жизнью своего мужчины, зная, что вас все равно убьют.
— Они съели моего брата. — упрямо выдохнула медведица.
— Как съели? — озадаченно переспросила Бреселида.
Умма запинаясь и жестикулируя толстыми пальцами, изложила свою версию. Когда она останавливалась, подыскивая нужное слово, Ярмес вставлял короткие реплики.
— Он видел. — девушка ткнула в него пальцем. — Но ничего не мог сделать один.
— Да, вдвоем вы много натворили. — скептически протянула сотница. — А ты собственно кто? Ты здешний?
— Я их родственник. — Ярмес показал на столпившихся у пещеры Собак. — Дальний. Мое стойбище вымерло зимой.
— Ладно, — кивнула сотница и снова повернулась к жителям деревни. — Я не могу вас рассудить — это дело царицы. Я возьму с собой сестру убитого и тех женщин, которых она обвиняет. — Бреселида поморщилась. — Кажется, их осталось только две. А вы сидите смирно! — она сдвинула брови.
Меотянки помогли Умме и сестрам-преступницам взобраться верхом. Благо после потерь под Дандариком свободных лошадей хватало.
Впереди за неглубоким распадком маячил лесок, за ним теснина и снова склон, поросший кривоватыми соснами.
— Вперед. Шагом. — приказала Бреселида. — Надо отъехать отсюда подальше, чтоб встать лагерем.
— Собаки теперь убьют меня! — Ярмес с отчаянной силой вцепился в узду ее лошади. — Как только вы уедете.
Сотница недовольно покусала губу. Двое мужчин в отряде — это уже через чур. Двое на 80 баб — начнутся распри. Да и вообще мужчина в сотне — плохая примета. Но сейчас ее всадницы очень устали. Они больше всего хотят перестать двигаться, вытянуться в струну и умереть. Хоть бы и на этих камнях!
Бреселида кинула враждебный взгляд на сестер-собак, которые пожирали родственника ненавидящими глазами, и, наконец, решилась.
— Садись. Вон, на чалого. Удержишься верхом?
Парень помялся и не без труда влез лошади на спину.
— Будешь ехать с нами до тех пор, пока сможешь держаться сам. — сказала амазонка. — Не удержишься, скину в первой же яйле.
Ярмес молча кивнул.
— Не думай о нас плохо. — смягчилась всадница. — Просто у меня мало времени. Если не сможешь, обещаю оставить тебе лук и немного еды. Выбирайся сам.
— А эти как? — осмелился спросить он, кивнув в сторону Уммы и ее невольных спутниц.
— Эти — другое дело, — с неохотой признала Бреселида, — они для царского суда. Нельзя позволить, чтоб роды вырезали друг друга. — всадница вздохнула. — Их мы довезем хоть на крупах собственных лошадей. А ты — человек без семьи, и твоя смерть никого не затронет. Прости.
IV
Спустившись ниже по склону, отряд остановился на привал в буковом лесу. Широкие кроны деревьев с трудом пропускали солнце, и толстые зеленоватые стволы отливали старой бронзой. Здесь было нежарко, мягкий полумрак в гуще сменялся рассеянным светом на прогалинах, где-то поблизости журчал ручей.
Найдя место посуше, Бреселида приказала расседлывать лошадей и обтирать их пучками травы.
— Привести тебя что ли в порядок? — задумчиво обратилась Радка к Умме. Она порылась в своем пестром, расшитом бисером мешке и извлекла оттуда ножницы. — Умма, я с тобой говорю.
Девушка вздрогнула и удивленно уставилась на синдийку, подошедшую к ней с костяным гребнем в руках.
— Нельзя ходить с одной косой. — наставительно сказала та. — Тебя все засмеют.
Медведица фыркнула.
— Пусть попробуют. — она показала увесистый кулак. — Я уже несколько месяцев так хожу…
— Делай, что говорят. — цыкнула на нее Бреселида. — У нас не любят лохматых.
Умма заворчала, но подчинилась.
— Сядь на камень, — попросила ее Радка. — Вот так, не горбись, держи спину прямо, расплетай вторую косу. — у нее аж руки подрагивали от нетерпения.
— Не зли ее. — посоветовала Бреселида. — А то пострижет тебя как лису во время линьки.
Радка оттяпала Умме вторую косу и сровняла концы.
— Посмотри, какая ты милашка. — синдийка с гордостью подсунула Умме под нос медное зеркальце.
— Дух! — завопила девушка и, со всей силы оттолкнув руку Радки, вскочила на камень. — У тебя там горный дух!
— Слезай, — уговаривала ее всадница. — Это всего лишь твое отражение.
— Как в бочке с водой. — поддержала подругу сотница.
Пока они препирались, Ярмес забрал срезанную косу Уммы и отнес за ближайшую россыпь камней. Там он с большим трудом отвалил один увесистый валун, немного разрыл под ним землю, закопал свой трофей и снова вернул камень на место. Затем собрал с земли мелкие пряди, сгреб листву вокруг камня, на котором продолжала сидеть Умма, принес горячую ветку из костра и поджег ворох сухой трухи. Пламя весело вспыхнуло, пожирая остриженные волоски.