Сокол Ясный
Шрифт:
Засада? Он быстро огляделся, но никого из своих рядом не увидел – в азарте погони он миновал елки, ушел довольно далеко от тропы и оторвался от дружины. И вот теперь остался один против троих. Зло скрипнув зубами, Хортеслав стал отступать назад и вбок, обходя того из «медведей», что справа, чтобы тот оказался между ним и двумя другими. Необходимо было уйти от окружения, чтобы эти трое не могли напасть на него все одновременно. Разбойник вскинул огромный меч, и Хорт нырнул под удар, прикрывшись щитом и припав на колено, и ударил сам. Однако клинок рассек лишь пустоту: не было ни сопротивления, ни дождя горячих кровавых капель. Стремительно выпрямляясь, Хорт крутанул мечом вокруг себя, но никого не задел – противник оказался в трех шагах от него. Как?
Но времени думать над этим
Они что, бессмертные? «Это морок!» – мельком вспомнился крик Соловья. Воевать с мороками он был не обучен.
И вдруг оказалось, что пронзенного стрелой уже нет на прежнем месте. Хортеслав завертел головой, отыскивая врагов; со стороны тропы к нему на выручку мчался, взрывая снег, будто конь, сам Ждивой с кем-то из родичей, с топором и рогатиной наготове. Но драться оказалось не с кем. Из троих «медведей» поблизости не было ни одного. И вообще никого, только следы на снегу. Следы уводили за деревья, и Хортеслав пустился бежать. С трудом выдирая ноги из снега, держа меч и щит наготове, он мчался между деревьев, задыхался и сам понимал, что движется слишком медленно. Руки и ноги уже были как не свои. Он огибал стволы, стараясь не терять следа, продирался через колючие еловые лапы, бросавшие на потное лицо снежную пыль, перелез через заснеженный завал, не раз споткнулся, остановился, пытаясь отдышаться… и вдруг понял, что уже здесь был. И, похоже, не один раз. Убегающий злодей вывел петлю, будто заяц, заставив его бегать по кругу, а сам давным-давно утек.
Хортеслав упал на колени, чувствуя, что онемевшие руки больше не в силах держать меч и щит, а ноги не в состоянии сделать ни шагу. Он поднял голову, невыносимо тяжелую под шлемом, огляделся сквозь пот, заливающий глаза. Вокруг было тихо, и ничего живого.
Отдышавшись, он кое-как поднялся и побрел по своим следам назад. Вой стих, оглушающая тишина давила. Или он в самом деле оглох? Дрожащими руками Хортеслав расстегнул ремешок и снял шлем. Потряс головой, взял горсть снега, умылся. Крикнул – голос прозвучал слабо и хрипло, но он его услышал, а значит, не оглох.
Несмотря на усталость, приходилось спешить – пошел густой снег, засыпая его собственный след. Издалека донесся знакомый звук рога, и Хортеслав перевел дух. Значит, не он один уцелел в этом лесу…
***
Огней трубил не переставая, и звук рога разносился под снегопадом, как рев обезумевшего лося. Пожога, легко раненный в плечо, порывался отправить всех на поиски княжича, но Соловей убеждал его сперва собрать всю дружину и выяснить, сколько людей уцелело. Снег шел все гуще, хорошо, с Волчьего бугра принесли факелы. Победу можно было считать полной, и угрюмое лицо Ждивоя оживилось. Разбойничий поселок был полностью захвачен, злодеям не удалось закрыться в избах, пусть даже одну из них пришлось поджечь и сейчас она догорала, стреляя искрами на закопченный снег. Все «волки» были изгнаны, не менее полутора десятков перебито, то есть выходило, что ушло не более десяти-двенадцати. Немало тел осталось на бугре между избами, сколько-то в лесу, на тропе отхода. Там же возле тел валялись мешки, брошенные убегающими. Было похоже, что Хвалис ожидал чего-то подобного, потому что серебро, самые ценные меха, оружие, шелковые одежды уже были увязаны и приготовлены к выносу. Возможно, он и сам намеревался уходить, понимая, что после убийства Благояра прежнее мирное житье в Чадославльской волости продолжаться
А пока Чадославичи собирали добычу, Пожога собирал своих людей и до хрипоты звал княжича. Наконец Хортеслав явился: усталый и шатающийся, но живой. Кормилец и Соловей разом кинулись к нему, стали осматривать и расспрашивать; оттолкнув Пожогу, волхв усадил Хорта на чей-то полуразбитый щит, положил руку ему на мокрый лоб и замер, вслушиваясь.
– Чуры уберегли! – с облегчением произнес он. – Я уж света невзвидел, как этот синец на тебя кинулся. Это ведь сам Хвалис и был!
– Да который из трех? – прохрипел Хортеслав.
– Один он был! Глаза отводил он прехитро, мороков напустил, и ты троих видел, где он был один! Я ж кричал тебе!
– Я слышал.
Хортеслав действительно слышал крик, но не мог отличить настоящего врага от тех, что мерещились. Теперь стало ясно, почему «три медведя» были так похожи и почему стрела и клинок проходили сквозь них, не причиняя вреда – это были не настоящие Хвалисы.
Снег шел все гуще, Ждивоевы родичи бродили по ближнему лесу с факелами, отыскивая оброненные мешки убежавших разбойников. Раненых приканчивали; иные успели уйти или уползти довольно далеко, но по следу нашли всех. У Чадославичей потери тоже были: трое убитых и с десяток раненых, так что бойникам рассчитывать на пощаду не приходилось. Да и куда девать таких опасных пленников? Хортеслав недосчитался двоих и хотел непременно найти их, чтобы тела за ночь не обгрызли волки.
– Сегодня здесь ночуем, – сказал ему Ждивой, когда они наконец сошлись. – Устали люди, чтобы домой на ночь глядя тащиться. По свету еще обыщем здесь все, а потом запалим к марам! Чтобы и следа от этого гнезда волчьего не осталось!
– А ты братанича-то нашел? – спросил Хортеслав, вспомнив, что здесь должен быть и парень из городка.
– Нашел. – Ждивой отвел глаза. – В избе положили.
По лицу его Хорт понял, что парень мертв.
– И не понял никто, отчего… – подавленно побормотал Ждивой. – То есть кто его… Наши в суматохе не разобрали, или те твари ползучие…
Хортеслав вздохнул. Бедняга Звонибож сам не понял в этом злосчастном происшествии, кто ему теперь свои и с кем он, а в общей свалке его и убил неизвестно кто…
– Заберем, со своими похороним, – обронил Ждивой.
По крайней мере, родичи еще считали парня своим.
Ночь прошла спокойно. Назавтра маленькое войско потянулось на лыжах обратно в городок, везя на волокушах приобретенное добро и четырех молодых пленниц. Из разбойничьего гнезда выгребли все подчистую, оставив только лавки. Перед уходом избы запалили, снеся в них все трупы бывших хозяев. И долго еще в этом краю ходили рассказы о черном оборотне и о призрачных волках, охраняющих забытые клады…
Часть третья,
Дары для богини Лады
Глава 1
Угляна наставляла Младину: каждый раз, ложась спать, нужно позвать своего чура-вещуна и попросить о науке. А потом обязательно вспомнить свои сны и обдумать, что они означают. Младина так и делала; нередко просыпалась ночью и рассказывала сама себе виденный сон, чтобы утром было легче вспомнить. Видения были по большей части приятные, красивые: иной раз ей снилось, будто она плавает, как рыба, в прозрачной теплой воде среди зеленых берегов, а иной раз – летает, но не птицей, а в своем, человеческом облике. Это оказалось очень легко: только подпрыгнуть, оттолкнуть ногами от земли и делать такое движения, будто плывешь. Приходилось прикладывать усилие, чтобы не упасть, но воздух держал ее, как держит пловца вода. И она взмывала ввысь, видела под собой зеленую и голубую землю – во сне всегда стояло лето. Иной раз она вдруг ослабевала и снижалась, но тогда нужно было лишь сосредоточиться, сделать плечами усилие, и воздушные токи снова несли ее вверх. И тогда она видела себя со стороны: в белой рубахе, с распущенными волосами до пят, она летела в небесной голубизне, похожая на облако, лебединая дева с руками-крыльями.