Соколиный остров
Шрифт:
У сухого камыша, впаянного в лед, Фомин пробил несколько лунок и, не отчерпывая ледовую кашу, торопясь, опустил блесенку в черную воду. Обманка белым мальком юркнула подо льдом в сторону и тут же была кем-то схвачена. Это стало ощутимо заметно по удару, от которого согнулся сторожок-кивок. Несогласная тяжесть осела в руке и толчками забилась на леске. Алексей выводил рыбину, как впервые, словно каждый раз, не веря происходящему, в забытой за лето новизне перволедья, первородья нового Начала, пронзительно знобкого воздуха и стеклянного на убыли солнца. Плеснуло в лунке, показался яркотелый горбач с закушенной в уголке рта блесной, а потом изумленно замер на гладком льду, подрагивая алыми плавниками. Желто-выпуклые глаза с острыми
На обратном пути автобус был полупустым. Ехали рыбаки, в основном – пенсионеры. И разговор их был расслабленно тих, словно звуки дребезжащих струн. Фомин задремал в мягком тепле, под убаюкивающий рокот мотора и шелест неторопливой речи стариков. Но как-то незаметно он начал прислушиваться к разговору.
«Ну и вот, – тихо рассказывал один из рыбаков. – Мы-то уже на берег выбрались, а Вовка пару раз провалился. Но так… Искупался да испугался. До пояса нырнул и, как пробка, обратно вылетел, словно его пиранья за мягкое место прищемила. А тот, что с «УАЗика-буханки», далеко отстал. Может, випимши был, может, просто сил не хватило. За день-то, наверное, не один десяток километров нарезали?.. А он все за нами ходил, как привязанный. Неопытный, видимо, рыбак. Думал, мы на рыбу наведем. К завершению рыбалки и сдал, человек. С компании он не с нашей, поэтому ждать не стали, не маленький. А метров за сто от берега провалился он. Там уже неглубоко было, ему по горло. Встал он на дно и кричит: спасите, мол!.. Сунулись мы несколько раз, но лед тонкий, как бумага. Он-то не по нашему следу шел, а стороной. Как специально выбрал гнилой лед, чайник!.. Ну, мы сперва не придали значения этому, искупался, да и все дела. Сам вылезет, мол. А потом смотрим, не может выбраться. Опять попытались подойти, но Жилин Сережка тоже провалился, матом изошел донельзя, а за ним уж никто не решился к рыбаку подобраться. Так стояли на берегу и смотрели, как тот замерзает, стоя на дне. Человек еще какое-то время звал на помощь, потом все тише и тише был голос. А скоро и совсем замолк… Только спустя какое-то время, когда мороз ударил и лед прихватило покрепче, Вовка подполз к утопшему и привязал его к палке, которую во дно вогнал. Это чтобы потом не искать тело, если под лед уйдет. В МЧС-то уже позвонили…».
Алексей слушал неторопливого рассказчика и чувствовал, как в висках начинает стучать и биться кровь. Одновременно лицо вспыхнуло от нездорового жара и простой человеческой злости. Фомин представил себе человека, пронизанного болью от ледяных игл, вонзающихся в тело. Представил страх и одиночество теплого еще живого существа, погибающего рядом с такими же живыми, теплыми и разумными, полными сил существами, безмолвно наблюдающими за его Уходом… Минута за минутой чувствовать, как жизнь покидает тело. Все происходило рядом с берегом, рядом с людьми. Только протяни руку… Алексей сам когда-то тонул, и помнил боль, нелепость, ужас и обреченность происходящего в те минуты, ставшие вечностью. Он не выдержал и, едва сдерживая неприязнь, выдохнул:
– А что, нельзя было подползти к человеку, когда он еще был живой?..
Рассказчик опустил глаза.
– Лед был тонкий…
– Нарубить жердей, настелить гать, протянуть жердину, бросить веревку? Подползти цепочкой, держась друг за друга?..
– У нас не было топора и веревки, и лед был тонкий…
Рассказчик отвернулся. В автобусе наступила тягостная тишина. Слышно было только, как уже по подлому скулит движок, надсаживаясь на подъемах, бьется в окна сухая снежная закруть, и монотонно постукивает о ледобур чей-то дюралевый ящик…
Упырь
В это утро мы с Леней-Маленьким, Сергеем и Ромой ломали ноги по каким-то буеракам и оврагам по пояс в снегу. Леня клялся и божился, что вот именно за этой корявой березой и будет то волшебное место, где живут подо льдом окуни-горбачи и желтобрюхие щуки на полпуда-пуд. Мол, только он, Леня-Маленький, и был приобщен к тайне, но дал слово одному местному старичку Акиму Нефедычу, что тайну откроет только самым близким своим друзьям. Больше – никому под страхом страшного проклятия… Старичок этот был известен в округе как ведьмак и лешак дремучий, человек темный и со странностями, но любящий лес, воду и болота вокруг больше чем людей…
А мы прокляли тот день, когда поверили в рассказы Лени-Маленького о громадных щуках, выпрыгивающих в нетерпении из лунок, и о сказочном окуневом Эльдорадо, где подо льдом паслись стаи желтоглазых горбачей, и не было ни одного рыбака в округе. Идти по глубокому снегу сил уже не оставалось.
– Ну, Сусанин, где твоя горбатая береза? – еле выдохнул красный и потный Серега.
– Мужики, ей-ей, тут должна быть. Дед-лешак, наверное, путает, с дороги сбивает. Пожалел, что место показал.
– Ты сам-то в это веришь?
– А вот придем, так и ты поверишь.
Наконец за очередной кривой березой открылся залив, окруженный вокруг черными елями. Изо льда торчали сопревшие коряги и сухие деревья. Залив был почти круглый и соединялся с волжскими водами небольшой протокой.
– Так это лягушатник какой-то, где тут может крупняк водиться? – заскучал Сергей.
– Здесь глубина, как на Волге. До восьми метров, а местами вообще дна не достать. Ручьи и малые речки впадают, как Нефедыч рассказывал, даже течение есть, – заметил Леня-Маленький.
– Ну-ну…
Тут и Рома забеспокоился.
– Мужики, а ночевать-то где будем? Неужели опять на остров топать, в землянку? Так до нее полночи идти нужно.
– Во, сразу видно городского чайника, – озлобился Леня-Маленький. – Где ночевать, где зубы почистить, а где тут биотуалет? Маму с собой захвати, чтоб сопли подтирала!.. И буфет с капучино эспрессо Гран Крю. Ладно, не обижайся, салага. Все так начинали. Пройдет время, рожки с опарышами будешь наяривать и не заметишь с устатку. Насчет ночлега Нефедыч обещал помочь. Мол, в свой дом пустит на одну ночь, если тихо себя вести будем.
– Так мы как в детском саду, – заметил Сергей.
– В детском саду… А кто под матрасом разливал, когда в коротнинской церкви ночевали? Александр Сергеевич?.. Хорошо еще батюшка лояльный попался, только принюхивался, но ничего не сказал, а мог бы на мороз выгнать.
– Дык…
– Вот тебе и дык… Главное деда не гневить. Он на городских рыбаков злой, ворчун старый. Только я и смог к нему подход найти, знаете ведь, как умею с людьми вежливо разговаривать… К дому Нефедыча тропинка сразу от залива идет. Да вон она! На бугре петляет. Там в лесочке и дом должен быть.
Леня не обманул. Давно мы так не ловили. Едва я надергал с десяток плотвичек под коряжистым берегом, насадил их на тройники жерлиц, как тут же начали вскидываться флажки, иногда сразу по три штуки одновременно. Щука, видимо, изголодалась вконец в этом глухом заливчике и брала жадно, словно перед Концом Света. Не отставали и друзья. Леня, кряхтя, то и дело доставал из подо льда матерых горбачей с брезгливо выпяченными губами. Сергей обложился такими же окунями со всех сторон и, кажется, не верил, что все это происходит наяву, но молчал и сосредоточенно дергал кверху серебряную блесенку, которую тут же хватал очередной окунь.