Сокровища Ауйан Тепуи
Шрифт:
С противоречивым чувством покидала французская актриса Каракас. Это опасное приключение утомило её. Душа рвалась в Париж, к людям её образа жизни; её вторая половинка, быть может, даже лучшая, осталась в Венесуэле, иногда мешала другой половинке, ныла и зудела, как ноет и зудит рана в плохую погоду.
К тому времени, когда самолёт бежал по аэродрому, вся мировая общественность уже знала о её чудесном спасении. Репортёры жаждали подробностей, но Стефани оказалась не готова к ним. Пол поспешил оградить её от новых волнений, пообещав журналистам,
– Стефани нужно время прийти в себя, боюсь, ей даже понадобится психолог, - высказала свою озабоченность Эжени, - не представляю, милая моя подруга, что тебе пришлось перенести!
Стефани устало улыбалась и отмахивалась от предложения провести какое-то время в реабилитационной клинике. Что может восстановить лучше, чем стены родного дома?
– Поговори с Эжени, любимая, - уговаривал её Пол, - она без пяти минут специалист, к тому же, твоя лучшая подруга. То, что ты не можешь поведать мне, расскажешь ей. Пожалуйста, не будь так замкнута!
Парадоксальным образом, новая реальность давалась Стефани тяжело. Видя тревогу Пола, она понимала его состояние, но не находила в себе сил облегчить его. Что делать, если слова не просятся на язык, а застревают где-то в горле, превращаясь в слёзы, показать которые она не имеет права? В самом деле, может, Эжени справится?
– Что ты предлагаешь? – спросила она подругу, готовая подчиниться её рекомендациям.
Эжени не стала раскрывать своих планов. Вместо этого она повезла Стефани в Ниццу, где царило безмятежное настроение, из окна роскошного отеля открывался вид на спокойное и всегда ласковое море, а салоны красоты готовы были предоставить лучших мастеров по уходу за телом.
– Ты заслужила отдых, - сказала Эжени, когда один из вечеров они проводили за столиком в уютном неприметном ресторанчике вдали от туристических троп, - скажи, времяпребывание здесь идёт тебе на пользу?
Стефани коротко рассмеялась.
– Да, я снова вспомнила, как выглядит моё лицо под слоем косметики, - не то с горечью, не то с иронией произнесла она, - однако возвращение в цивилизацию, к обычным людям, способно привести в чувство.
– Тебе уже лучше? – осторожно поинтересовалась Эжени.
– Я словно просыпаюсь, - призналась Стефани, - как будто видела долгий-долгий сон. Из-за него я даже успела позабыть себя настоящую.
– Публика ждёт твоего появления. Ждёт тебя настоящую. Все мы понимаем, что испытания закаляют человека, для многих твоих зрителей ты стала примером мужества и выдержки. Кстати, не только для зрителей. Голливудские продюсеры готовы сами приехать, чтобы заключить с тобой контракт. Они понимают, что сейчас ты вряд ли согласишься подняться на борт самолёта.
Стефани раздражённо ответила:
– Плен обеспечил мне особую популярность. Но разве к этому я стремилась?
– Что же изменилось? – Эжени поддалась вперёд, словно приступая к консультации. – К чему сейчас стремится твоя душа?
– Душа? – Стефани недоверчиво посмотрела на неё. – По-моему, ты говорила, что современная психология рассматривает не душу, а психику. Душу вылечить невозможно, а вот психику подлатать – всегда пожалуйста!
– Не пойму, что тебя так раздражает...
– То, что все лезут туда, где ничего нет! Пол носится со мной, словно я заболевший ребёнок, ты смотришь на меня, как на пациента, остальные сочувствуют…
– И восхищаются!
– Господи, создали из меня легенду! – раздражение Стефани плескалось через край. – Разве кто-нибудь действительно понимает, через что мне пришлось пройти?!
– Тебе станет легче, если ты расскажешь мне. Что-то зовёт тебя обратно в джунгли, в ту ситуацию. Здравый смысл сообщает мне, что заложник должен радоваться своему освобождению, а ты как будто им тяготишься. Налицо так называемый «стокгольмский синдром», уже прости мою профессиональную терминологию.
– Какой синдром? Опять эти дебри психики!
Эжени решилась быть откровенной.
– Стефани, я надеюсь, что ты простишь меня, - начала она, - помнишь мою диссертацию? Я почти закончила её. Она посвящена «стокгольмскому синдрому». Я недаром выбрала эту тему: ты – живое доказательство этого синдрома.
Стефани с любопытством смотрела на подругу.
– Я слушаю.
– «Стокгольмский синдром» описывает особое состояние психики заложников, когда они начинают симпатизировать, а порой и сочувствовать террористам. В тяжёлых случаях может даже произойти отождествление себя с ними. Если захватчиков удаётся обезвредить, бывшие заложники могут проявлять нешуточный интерес к их дальнейшей судьбе. Они просят смягчить приговор, могут навещать их в тюрьме…
– Что за бред?! – возмущённо воскликнула Стефани, начиная чувствовать беспокойство.
– Криминалист Нильс Бейерут, которому приписывают авторство этого термина, вряд ли согласился бы с тобой. Не хочешь узнать предысторию возникновения так возмущающего тебя синдрома? – Эжени внимательно смотрела на подругу, начиная понимать, что с ней не так.
Чуть помедлив, Стефани кивнула – хотя продолжение могло потребовать дополнительных душевных сил.
– В августе 1973 года бежавший заключённый захватил банк в Стокгольме, в котором взял в заложники трёх женщин и мужчину. Спустя пять дней полиции удалось освободить пленников, но каково было общее удивление, когда те встали на сторону преступника и, по некоторым данным, наняли ему адвоката за собственные деньги! А ведь их жизни все пять дней висели на волоске. Что, впрочем, не помешало им впоследствии навещать своего захватичка в тюрьме и просить для него амнистии. Он, видите ли, хорошо с ними обходился!
Эжени откинулась на спинку стула, с удовлетворением наблюдая реакцию Стефани. Лицо подруги заметно побледнело, пальцы нервно сжимали ножку бокала. Эжени решилась на прямую атаку.
– Стефани, на формирование «стокгольмского синдрома» уходит три-четыре дня, но ведь ты провела в обществе террористов гораздо больше. Между вами должны были сложиться какие-то отношения…
– Они гибли друг за другом, - еле слышно произнесла Стефани, - мы со Стивеном остались одни.
– Я понимаю, тебе эти воспоминания неприятны, - начала Эжени и вдруг осеклась, увидев, как разгораются глаза подруги.