Сокровища горы Монастырь
Шрифт:
Мы выпили (я лишь пригубил) и закусили. Шурик без умолку хвалился тем, что второй уже раз за неделю развел на бабки, точнее на водку, заезжих браконьеров, обосновавшихся где-то на Трофимовой ферме.
– Был у нас фермер такой – Трофим Лямкин, – посмеиваясь, счел необходимым пояснить он. – Прикинь, сам бросил все и уехал куда-то еще лет шесть или семь назад, а место до сих пор так и зовется Трофимовой фермой. Там и дом его стоит, и сарай, и гараж.
О Шурике (родители называли его Санюхой и Тюрючком) я еще не упоминал. Колоритная личность. В детстве ангелочек,
Со временем он заматерел и превратился из ангелочка в вальяжного, уже несколько обрюзгшего красавца с крупными зеленоватыми глазами и неисправимого бабника. В свое время Шурик закончил колледж культуры, работал завклубом, бригадиром на ферме, потом несколько сезонов на прииске, сейчас лесником. Охранял, вернее, пропивал лес в меру своих возможностей.
– Вот такие мужики! – верещал, посмеиваясь, Тюрючок. – Прикинь, решили подзаработать продажей леса. И прикинь, моего! А у меня ни-ни! Строго! Ша! Пока не проставитесь – близко не подходи! Ну, построил их, нагоняю страха. Вижу – не канает. Они набычились – обходить начали – самому страшно стало. А что? Воткнут нож в спину, бросят в болото – и хана!
Волосы дыбом, но вида не показываю, стою на своем: «Пока не проставитесь в деляну с бензопилой – ни ногой! Ша! Я сказал!» Они как про это дело услышали (Тюрючок выразительно щелкнул себя по шее) – помягчали сразу, разулыбались. Глазом моргнуть не успел, как накрыли поляну. Я уже когда гармонь увидел, да меха растянул, да сбацал «Цыганочку» с выходом, потом «Яблочко», потом песни – и гуляй рванина! Назад на автопилоте добирался. Как, хоть убей, не помню.
А сегодня приехал, сидят, прикинь, возле костра сумрачные, Чечню вспоминают, поминают погибших друзей. И меня, представителя власти, не обнесли.
– Прими, говорят, Григорьевич, не побрезгуй, помяни товарищей наших… Пять лет уже нет их с нами, пять лет.
Принял, потом еще и еще! Ну и напоминались! Я-то в норме – вовремя слинял, а они… Вот такие мужики! Прикинь, а!
Я добросовестно прикидывал, но не разделял его восторгов. Ведь благодаря вот таким мировым мужикам и представителям власти скоро в округе от леса останутся одни пеньки. Но вслух ничего не сказал. Подумаешь лес изведут. Страну разворовали – и то никто не заметил.
Следом мое внимание переключилось на Зуева. Только что его «девятка» скрылась в лесу. Мне он определенно нравится. Амбициозный молодой человек явно не робкого десятка. Немедленно принимаемся за реализацию собственных идей. Вот черти понесли куда-то на ночь глядя. Уверен, на поиски, а то и освобождение Чернова. Не наломал бы дров. Надо бы подстраховать, да разве отвяжешься от Тюрючка.
– Прикинь, вот такие мужики! «Москвичок» у них зеленый. На вид – хлам, а работает как часы. Мотор зверь! – пошел на второй круг мой приятель. – Хозяйственные – ужас! Лес валят, рыбку ловят, солят и коптят по своим каким-то рецептам. Сегодня угостили – пальчики оближешь!
Кстати, хи-хи, о пальчиках. У одного на правой руке аж двух не хватает –
Меня как обожгло. Я машинально разлил водку по рюмкам и, позабыв про зарок, выпил. А что, если… Черт!
На несколько минут я полностью выключился из разговора. Однако Тюрючок был слишком пьян (хихиканье означало предпоследнюю стадию опьянения), чтобы обратить на это внимание. К тому же он с детства предпочитал монологи диалогам.
– Это они! – сообразил я. – Быть или не быть? Сейчас или никогда!
Ситуация была исключительно благоприятной. И она уже не повторится. Упускать момент было нельзя, хотя…
– Быть! Сейчас! – решил я и снова включился в разговор.
– Вот такие мужики! – ворковал Шурик. – Прикинь, сначала насупились, так и пахнуло холодом – думал, конец. Нет, оттаяли. А уж когда, хи-хи, я спел их любимые еще с Чечни песни: «Черный ворон», «Не для меня придет весна», «Кукушка», «Любо, братцы, любо», – они плакали, как дети, не хотели отпускать меня. «Еще, батя, одну спой, еще!» А какой, хи-хи, я им батя? Прикинь, а?
Наконец банкет был закончен, и Тюрючок на своем мотоцикле отправился домой. Снова на автопилоте. Мои планы серьезно изменились. Вместо свидания мне предстояло утрясти кое-какие неожиданно (или ожидаемо?) возникшие проблемы. Пан или пропал!
Усаживаясь в машину, я ощутил легкую слабость. Как перед решающей схваткой на татами. В голове раз за разом прокручивалось пророчество майора: «Станешь пятым, станешь пятым, станешь пятым…»
Усилием воли я взял себя в руки и продекламировал вслух строчки из любимого Блока:
Не может сердце жить покоем,Недаром тучи собрались.Доспех тяжел, как перед боем.Теперь твой час настал – молись!После этого я помахал рукой Вениамину Тихоновичу, Грише и, аккуратно объехав палатки, углубился в лес.
Пельмень и Мясник
Семен Мамочкин прикрыл за собой калитку, привычно потрепал за шеи двух огромных, с телков, лохматых черных кобелей и неосторожно осмотрелся. В центре ограды, спиной к нему, в одних шортах, выставив вперед руки с «лапами», возвышался сам Серега Мясников. Гора горой! Мощная широченная спина лоснилась от пота.
Вокруг него прыгал, осыпая «лапы» градом ударов, невысокий, худощавый и какой-то щуплый на фоне отца Ромео. Рядом молотили боксерский мешок два других бойца. Остальные резались в карты.
«Хорошо хоть опять не ужрались, Серега не дал, – с некоторым облегчением подумал Семен. – И на этом спасибо!»
– Пробил «троечку» – и сразу руки назад, а не то… – пыхтя, ворчит Мясник и тут же легонько бьет «лапой» в незащищенную печень, а правой – через руку сына боковой в челюсть. – А ты как хотел? Не разевай варежку!