Сокровища горы Монастырь
Шрифт:
– Радуются, доченька, Бога славят, – поцеловав Соню в затылок, ответила мамочка. – Вот и поют!
– Они радуются, что я вышла? – уточнила сестренка, простодушно улыбаясь и нисколько не сомневаясь, что так оно и есть на самом деле. Она тоже была похожа на мамочку (на папочку походили лишь Данилка да Митя), но в ее голубеньких, широко расставленных глазках светился не страх, а непоколебимая убежденность в своей исключительности.
– Пуп земли, – умилялся, глядя на нее, папочка. – Маленькая принцесса!
– Конечно, доченька! – умилялась и мамочка. – Как им не радоваться, если ты, солнышко, из дома выглянула?
Женщины двинулись к сараю доить коров. Тиша слышал, как упругие струи молока бьются о дно ведра.
– Как хорошо, что папочка привел нас сюда! – порадовался снова он. – Ведь здесь все есть: и лес, и пашня, и луга, и река Зеленая, и ягоды всякие, и звери, и рыба, и гора Терем, и гора Монастырь.
Тиша без памяти любил мамочку. Папочку он тоже любил, но боялся пуще огня. А еще он гордился им. Он был высок, даже выше самого дядьки Игната, хотя и не так широк. У него черные как смоль волосы, черные же горящие глаза, черная окладистая борода, громкий голос и преумная голова.
Его все в пустыни, даже преогромный дядька Игнат и старцы из маленького дома, уважали, слушали и побаивались. И именно он привел всех сюда. Данилка, старший братик, мамочка и Лиза рассказывали им, что злой-презлой царь Петр, сущий антихрист, жестоко преследовал их – старообрядцев, сторонников истинной веры.
И они, староверы, не желая поклоняться лжехристу и служить антихристу-царю, прятались от него в лесах, тысячами сжигали себя в пустынях и скитах, бежали от него в Польшу, на юг и сюда, в Сибирь. Однако царь Петр нашел их и в Сибири.
Пустынь на реке Чумыш была разрушена, а взятые в плен раскольники казнены. Староверы, окруженные в Ишимской и Елунинской пустынях, сдаваться не захотели. Они предпочли умереть «за древлее благочестие» и сожгли себя. В Елунинской гари погиб брат отца Никифор.
Оставшихся тогда в живых старообрядцев и их семьи спас Тишин отец. Сначала он увел их от погони, а потом переправил людей со скарбом, скотом, лошадями по весеннему тонкому льду между страшными полыньями на левый берег огромной-преогромной реки Оби.
Больше двух месяцев водил с молитвами отец раскольников по лесу, как когда-то Моисей водил евреев по пустыне. Он не знал страха, усталости, помогал всем, подбадривал всех и никого и ничего не бросил: ни больных, ни стариков, ни иконы, ни старопечатные книги, ни колокол, ни скот, ни инструмент.
Тиша мало что помнил о тех скитаниях – ему тогда не исполнилось и четырех лет. Хотя и до сей поры снится иногда лютый огонь, страшные-престрашные полыньи на реке да волчий вой по ночам.
В конце концов папочка привел их сюда. Староверы построили здесь дома, амбары, бани, молельный дом, распахали целину и живут теперь, как у Христа за пазухой – в раю. В Зеленинском раю. Здесь воспоминания Тиши прервал уже отец. Он неслышно подкрался к нему и подбросил высоко вверх.
Тиша закричал от восторга. Ему страсть как нравилось, когда папочка подбрасывает его высоко-высоко, почти до неба. Сам он так мог подбрасывать маленьких Алешку с Соней, и им это тоже страсть как нравилось.
– Ну что, сынок, пойдем сурпу с куберями проверять? – спросил Тишу отец, опустив его на траву и взъерошив волосы.
– Ура! – обрадовался Тиша, и они отправились на реку.
Бугровщики [3]
Бугровщики появились в пустыни, когда папочка с Данилкой, Митей и им, Тишей, и все остальные мужики еще не вернулись с покоса. Мамочка рассказала, что было их девять человек. Семь из них прискакали на низкорослых мохнатых калмыцких лошаденках, а двое на породистых рысаках.
3
Бугровщики – жители Сибири, занимающиеся раскапыванием древних захоронений в курганах (буграх) с целью добычи вещей из драгоценных металлов.
Всадники на калмыцких лошадях были обыкновенными крестьянами: картузы и малахай на головах, нечесаные бороды, изодранные грязные балахоны или халаты поверх холщовых рубах-косовороток, холщовые же шаровары, заправленные в длинные запыленные сапоги. Выглядели они усталыми и страшно испуганными.
Двое же на рысаках смотрели настоящими баринами. На головах диковинные шляпы с перьями, бороды сбриты, одни усы. Оба в дорогих шерстяных камзолах, с накидками на плечах: у одного – алая, у другого – голубая. За поясами по пистолету и сабли в отделанных серебром ножнах. Барина в алой накидке (он был главный) звали Анисимом, его помощника – Малютой.
Вели они себя в ските по-хозяйски, много шутили, громко смеялись над своими шутками, незло задирали крестьян. Гости облюбовали себе место в роще на берегу реки, искупались, запалили костер.
Позже, когда мамочка с Лизой и соседка тетя Дуня Звягина с дочерью Машей доили коров, Анисим с Малютой подошли к плетню, весело поздоровались, назвались бугровщиками. Некоторое время они, посмеиваясь, предерзко разглядывали женщин и девиц, развязно восхищались их красотой. Потом Малюта поинтересовался, где мужчины, а Анисим вроде бы даже вежливо попросил продать им хлебушка, сальца, мяска, молочка, хлебной водки и меда.
Старообрядцы всегда держались обособленно от мирян, изменивших вере Христовой. На что хорош дядька Игнат: и силен как бык, и работящ, и добродушен, а все равно жители скита сторонились его. «Не видать ему Лизы, как своих ушей!» – вздохнул Тиша, которому дядька страсть как нравился. Прошлым летом, под осень уже он ездил с ним в чернь [4] за кедровыми орешками. Анисим с Малютой мамочке и совсем не поглянулись. Ей стало страшно. В отсутствие мужчин она не решилась перечить пренаглым гостям и продала им все, что они требовали. Анисим рассчитался без обмана, но все равно до возвращения мужчин мамочку с Лизой трясло от страха.
4
Чернь – густые пихто-еловые леса с примесью осины и березы в Сибири.
Когда Тиша с папочкой и братьями вернулся в скит, было уже темно. Он так и не увидел бугровщиков, но какое-то время слышал их пение, пьяные голоса, смех и ругань. Ночью Тиша вроде бы слышал во сне выстрелы, чей-то страшный-престрашный голос, но так и не проснулся.
О том, что случилось, ему рассказал брат Данилка. Оказалось, что среди ночи их разбудил сосед, дядька Игнат Соломатин. Бугровщики ему сразу не понравились, и он решил послушать, о чем они говорят возле костра. Подкрасться к захмелевшим, потерявшим бдительность мужикам ему, бывалому охотнику, не составило труда.