Сокровища Перу
Шрифт:
Но Бенно не трогался с места. Он был до того обижен подобным отношением, что решил ни за что не поддаваться.
— Я вас спрашивал, пришли ли мои вещи, господин Нидербергер? — настойчиво повторил он.
— Ну да! На что они тебе теперь? Я ведь сказал тебе, что прежде всего надо сходить к моему покупателю, затем…
— Пока я не переоденусь, я никуда решительно не пойду и не буду ничего делать, до тех пор, пока вы не выдадите мне моих вещей и не укажете мне сухого помещения, где бы я мог переодеться!
— Да это настоящий бунт! Я обязался твоему дяде кормить и одевать
Бенно молчал, но по лицу его было видно, что он намерен стоять на своем. Господину Нидербергеру волей-неволей пришлось подняться на чердак и выдать мальчику его сундук. Хотя замок с него был уже сорван и вещи перерыты, но пока все еще было цело. Переодевшись здесь же и выпив кружку отвратительного жидкого кофе, он отправился с громадной корзиной полной всякого товара в аристократический квартал города.
Вернувшись в лавку, Бенно погрузился в невеселые думы.
— Ах, если бы Гармс знал обо всем этом, если бы он видел его теперь с этой тяжелой корзиной! Но нет, он ничего не напишет ему о своем житье здесь. К чему огорчать бедного старика! Но что, если он, Бенно, вдруг захворает в этом ужасном доме? — Господин Нидербергер даст ему умереть, как собаке, где-нибудь в углу полуразвалившегося сарая, без всякой помощи — в этом нет сомнения.
Вдруг чья-то рука слегка коснулась его плеча. Бенно обернулся.
— Сеньор Рамиро! — воскликнул он, и слово это вырвалось из его груди каким-то радостным вздохом облегчения. Вся кровь прилила у него к сердцу, и он молча глядел в лицо перуанца.
— Ну, как вам живется? — спросил наездник.
— Ах, не спрашивайте! — отозвался бедный юноша.
— Да, вы правы, что тут спрашивать: и так видно. А скажите, заметили вы в конце этой улицы церковь?
— Да!
— Ну, прекрасно! Когда смеркнется, я буду ожидать вас там, в этой церкви. Я хочу вытащить вас из этой грязной ямы: если вы там пробудете еще одни сутки, то непременно заболеете лихорадкой!
— Мне и самому так кажется: голова у меня болит, точно хочет треснуть!
— Вот видите! Так когда стемнеет…
Все это происходило в отсутствие господина Нидербергера. В этот момент вошли еще двое покупателей, и сам хозяин лавчонки вышел из смежной комнаты.
Бенно вручил сеньору Рамиро несколько штук купленных им сигар, и тот вышел. Что ему теперь делать? Как быть? Во всяком случае, хуже, чем здесь, у господина Нидербергера, ему нигде быть не могло!
Бенно машинально исполнял всю возложенную на него работу, не требовавшую, кстати говоря, никакого ума, и думал только о предстоявшем ему решительном шаге. Это был вопрос, быть может, всей его будущей жизни. Надо было все взвесить, все обдумать. Тяжело было на душе у бедного юноши: при нем не было никого, с кем посоветоваться, никого, кому доверить свои думы и сомнения!
Но когда стемнело и хозяин отлучился из лавки, Бенно схватил свою соломенную шляпу и вышел на улицу, вполне сознавая всю важность этого шага и заранее готовый принять все могущие быть последствия. Пусть сундук и все его пожитки пропадут! Что за беда! Лишь бы самому уйти из этого ада!
Чем дальше он отходил от лавки, тем поспешнее становились его шаги, тем легче у него становилось на сердце. В одном он был уверен, а именно, что сеньор Рамиро был его искренним доброжелателем, и что ему он мог безусловно довериться во всем.
Вот и церковь. От тени колоннады отделилась стройная мужская фигура и с распростертыми объятиями пошла навстречу мальчику.
— Ах, Бенно! Наконец-то я вас убедил! — воскликнул сеньор Рамиро, — пора было покончить с этим. Вы так плохо выглядите, как будто больны, и едва держитесь на ногах, точно вы не имели приличной постели и порядочного обеда!
— Постелью мне служила лужа под проливным дождем, на обед дали кусок заплесневевшего сала и месиво муки и воды! Я не дотронулся ни до чего!
Сеньор Рамиро усмехнулся.
— После вы расскажете мне, а теперь пойдемте, а то сегодня вечером здесь небезопасно!
— Почему?
— После, после! Теперь нам надо поскорее укрыться в надежном месте, Бенно!
— Укрыться, от кого? От преследований господина Нидербергера?
Рамиро рассмеялся.
— О, Боже! Если бы только такая опасность — этот жалкий старикашка с козлиной бородкой и желчным лицом, нам не стоило бы тревожиться! Я боюсь «Каноэйросов». Вы, вероятно, еще не слыхали о них, Бенно?
— Нет, никогда! Что это за люди?
— Это негры, рабы, конечно! У себя на родине их предки были идолопоклонниками и приносили своим божествам человеческие жертвы. И некоторые из этих обычаев удержались среди негров даже по настоящее время, в том числе и обычай ударяться друг с другом лбами и затем, как ошалелым, бегать по городу с кинжалами и убивать тех, кто им подвернется под руку. Это делается вместо прежних человеческих жертвоприношений.
— Но ведь это ужасно! И сегодня опять такой день, когда они предаются этим безобразиям? Как же это допускает полиция?
— Полиция? О, здешние полицейские прячутся, когда завидят Каноэйросов!
— Вдруг раздался громкий радостный лай. С террасы ярко освещенного дома, уставленной маленькими столиками, за которыми сидели перед стаканами вина молодые люди с перьями на шляпах и кинжалами, сорвалась крупная борзая и кинулась прямо к Бенно. Это был Плутон, за ним следом поднялись навстречу приближающимся Педрильо и Михаил.
— Здесь мы квартируем! — сказал Рамиро, указывая на ярко освещенную веранду. — Теперь позвольте вас познакомить с нашими будущими спутниками, — продолжал он, поднимаясь с Бенно по ступеням веранды. — Все эти господа перуанцы, следовательно, мои земляки. Все они спешат со всех концов света вернуться на родину, чтобы встать в ряды ее борцов, как и подобает всем доблестным сынам отечества в трудную минуту, когда оно ведет войну с Испанией. Все мы направляемся отсюда напрямик, через дебри и пустыни, с несколькими хорошо осведомленными туземцами. Можно с уверенностью сказать, что так мы скорее достигнем своей цели, чем если бы стали неделями ожидать судна, отходящего в Лиму, чтобы предпринять затем затруднительное плавание вокруг мыса Горн.