Сокровище тамплиеров
Шрифт:
— Понимаю...
Старому рыцарю пришлось приложить все усилия, чтобы ни голос, ни лицо его не выдали страха, грозившего перерасти в панику. Сен-Клер медленно сосчитал до десяти и только тогда, совершенно спокойно, спросил:
— В качестве кого вы хотите меня там видеть, мой сеньор?
Ричард нахмурился. Очевидно, его и без того невеликое терпение подходило к концу.
— В качестве кого? Конечно, в качестве главного военного наставника моих войск. Кого же ещё?
— Главного военного наставника?
Неожиданное заявление совсем выбило Сен-Клера из седла.
— А почему бы и нет? Или вы считаете, что не годитесь на эту должность?
— Нет, не то чтобы не гожусь, — ответил Анри, уязвлённый тоном, каким был задан вопрос, — но, если хотите знать моё мнение, не очень-то для неё подхожу. Я немолод, мой сеньор, и слишком давно отошёл от дел. Спустя год мне исполнится пятьдесят, и я уже много лет не размахивал мечом. По правде говоря, с тех пор, как умерла моя жена, я даже не садился в седло. А ведь у вас под началом наверняка есть люди помоложе, которые больше пригодны для такого ответственного дела.
— Кончайте болтать вздор про старость! Моему отцу пятьдесят шесть, а он всего несколько месяцев назад сидел в седле и сражался в Нормандии не на жизнь, а на смерть. И кроме того, я ведь не призываю вас махать мечом. Мне нужен ваш опыт, ваше знание людей и военного дела, а самое главное — ваша преданность. Вам я могу полностью доверять, а вокруг меня слишком мало людей, о которых я мог бы сказать такое.
— Но...
— Никаких «но», старина. Неужто вы ничего не поняли из того, что я только что рассказал? Множество людей и здесь, и в моём будущем королевстве считают, что я должен приблизить к себе Уильяма Маршалла. Да, Маршалл лучший воин нашего времени, если не считать меня самого. Но Уильям Маршалл — человек моего отца. Он был им всю жизнь, он предан Генриху душой и телом и никогда не сможет стать моим человеком. Маршалл разделяет мысли и предубеждения моего отца, он недолюбливает меня, не доверяет мне — так было всегда, — поскольку видит во мне хоть и законного, но нежеланного наследника своего господина. И это его возмущает. Я не допущу, чтобы мои планы зависели от него, потому что доверяю ему не больше, чем он мне. Вам понятно?
— Да, мой сеньор, и всё же... Могу я попросить об одолжении? Позвольте мне подумать над вашим предложением.
— Думайте сколько угодно, Анри, но не пытайтесь пренебречь моими желаниями. У меня уже всё взвешено, решено, и вы сильно рискуете, если собираетесь нарушить вассальный долг, отказав своему сеньору.
Ричард помолчал, но, так и не дождавшись ответа Сен-Клера, нахмурил брови, обернулся к дверям и спросил:
— Кстати, старина, а где же ваш юный сын Андре? По-прежнему шляется ночами по девкам? Надеюсь, что так, иначе я не спущу ему пренебрежение долгом. Ему следовало бы поприветствовать своего сеньора...
Герцог осёкся, поражённый выражением лица мессира Анри.
— В чём дело, Анри? Что-то не так, я вижу это по вашим глазам. Где мальчуган?
В этот момент дверь отворилась, и робко потупившийся слуга направился к камину, очевидно, собираясь подбросить дров. Анри поднял руку и, возвысив голос, остановил слугу, а когда тот замер на месте, жестом отослал его прочь. Слуга торопливо удалился, бесшумно закрыв за собой дверь.
Сен-Клер встал, снял тяжёлый плащ, аккуратно сложил, повесил на спинку кресла и подошёл к очагу, где принялся тщательно укладывать поленья поверх горящих углей, явно медля с ответом, чтобы собраться с мыслями. Он совсем забыл, каким проницательным порой бывает Ричард Плантагенет. Укладывая поленья и вороша сапогом угли, Сен-Клер мысленно бранил себя, что не проявил должной осторожности.
Однако Ричард не собирался позволить собеседнику оставить свой вопрос без ответа.
— Итак, Анри, я жду. Где юный Андре?
Сен-Клер выпрямился, вздохнул и повернулся лицом к герцогу.
— Я не могу ответить на ваш вопрос, мой сеньор, потому что и сам этого не знаю.
— То есть как? Вы не знаете, где он проводит нынешнюю ночь, или вообще не ведаете, где он?
— Последнее, мой сеньор. Я не ведаю, где он.
Ричард резко приподнялся в кресле, удивлённо распахнув глаза.
— Не ведаете, где...
Герцог бросил недоверчивый взгляд на хранившего молчание рыцаря де Сабле.
— Робер, речь идёт о единственном сыне этого человека, причём Анри каждый божий день проводил с мальчиком больше времени, чем мой старый лев провёл со мной и всеми моими братьями за всю жизнь. И теперь он не знает, где тот находится?
Ричард снова повернулся к Сен-Клеру. От добродушия герцога не осталось и следа.
— И когда вы видели его в последний раз?
Сен-Клер пожал плечами.
— Прошло более двух месяцев с тех пор, как он последний раз провёл ночь под этой крышей.
— Тогда под чьей крышей он спит сегодня? Предупреждаю — от меня не укрылось, что вы пытались уклониться от ответа. Имейте это в виду, когда будете отвечать снова. У него есть любовница?
— Нет, мой сеньор, насколько мне известно, нет.
— Когда вы в последний раз с ним связывались? Не советую лукавить, Анри.
Сен-Клер глубоко вдохнул, понимая, что деваться некуда.
— Два дня назад. Связывался, но не видел его. Я передал ему через третье лицо еду и одежду.
— Еду и одежду? Он беглец?
— Да, мой лорд.
— Но от кого он скрывается и почему?
Не в силах смотреть герцогу в глаза, Сен-Клер отвернулся к огню и сокрушённо пробормотал:
— Он убил священника.
— Священника? Бог свидетель, тут не обойтись без вина! Налейте нам вина, а потом сядьте и поведайте всю историю. Судя по всему, она стоит того, чтобы её послушать. И прошу, старина, принимая во внимание, кто мы такие, уберите свою скорбную мину. Надо ещё поискать клирика, который осмелится посмотреть на нас с вызовом, с тех пор как мой отец разобрался с англичанином Беккетом. Так что давайте, старина, наливайте вина: нам не терпится вас послушать.
Как ни удручён был Сен-Клер, явное пренебрежение его сеньора к клиру приободрило старого рыцаря, ибо он знал, что власть и влияние Ричарда велики и при желании он может пустить их в ход. Анри подошёл к столу, наполнил до краёв три кубка, а де Сабле встал и передвинул своё кресло, поставив рядом с креслом Ричарда. Хозяин дома подал кубки гостям, тоже придвинул своё кресло поближе, взял кубок и медленно сел. Пригубив вино, он обдумывал, как лучше будет повести рассказ. Тем временем терпение Ричарда, как известно, скудное даже в лучшие времена, быстро истощилось, и молчание нарушил именно он: