Сокровище троллей
Шрифт:
Сколько пролилось слез, когда года три-четыре назад из политических соображений король Нуртор отдал Горную Колыбель Грайану…
— Заберу талисман, — сказал Хашарнес. — Тебя оставлю здесь.
Барикай побледнел, но кивнул. Он понял: его свобода была платой за исцеление ловчего.
— Ты… позволишь мне оставить его у себя до утра? — робко спросил он.
Хашарнес нахмурился, но кивнул.
Барикай вздохнул. Он все еще лекарь — до утра…
— Постарайся уснуть, — сказал он больному и перевел взгляд на наррабанца. — Раз ты все равно намерен тут сидеть до утра, пригляди за трубочкой.
— Присмотрю, — заверил его Кхасти.
Барикай поднялся и пошел с свою комнату. Наррабанец проводил его до порога, убедился, что из комнаты нет другого выхода, и вернулся к хозяину.
Барикай сел за стол. Нет, он не собирался спать в самую грустную ночь своей жизни. В ночь, когда он перестанет быть лекарем.
Как же он прирос душой к этому чудесному ремеслу! Каким счастьем было отводить от людей болезни или даже смерть! Да-да, он мерился силами со смертью — и побеждал! Какой чародей может похвалиться такой властью?
К утру все это кончится. И что он будет делать дальше? Он поклялся в храме, что не будет воровать, а другим умением не владеет…
— Что, Астионарри, — спросил он грустно, — мы прощаемся с тобой?
«Я с тобой прощаюсь. — Голос великого целителя был непривычно добрым. — Но ты-то со мной — почему?»
— Но завтра…
«Завтра у тебя заберут ненужную побрякушку. Ту, которую ты сегодня забросил в угол. Захочешь со мной поговорить — открой книгу. Я буду там. Мой опыт, мои знания, моя душа…»
— Книга? — горько вздохнул Барикай. — Зачем мне книга? Тебя заберут — и я перестану быть лекарем.
«Перестанешь? С какой стати? Помнишь наемника, которого ранили разбойники? Я твоими руками остановил ему кровь и перевязал рану. А потом ты меня спросил: почему, мол, я прижал руку выше раны — а кровь перестала идти? И я рассказал тебе о кровяных жилах в человеческом теле. А ну быстро: какая из них самая широкая?»
— Большая сердечная, — ответил Барикай не задумываясь.
«А где у тебя Жила Жизни?»
Рука Барикая скользнула к шее.
«Ну, кто сейчас дал ответ — я или ты?.. Явишер ни о чем меня не спросил. Ни разу! Я ничего ему не дал, потому что ему было скучно слушать о болячках и переломах. Куда приятнее для слуха благодарные речи исцеленных людей и звон монет. Когда он лишился талисмана, он стал никем. Пустым местом. Потому и бросил в погоню ловчих. Но тебе-то зачем кусок бирюзы в железной оправе?»
— Так ты… ты думаешь, я — лекарь?
«Болван, а как, по-твоему, можно стать лекарем? Находишь себе учителя, лечишь вместе с ним людей и стараешься запомнить как можно больше… Разве эти годы ты делал что-то другое? И разве тебе достался плохой учитель?»
— Астионарри… я…
«И разве ты не превзошел своего учителя, глупец, не верящий в себя? Ты сегодня велел мне заткнуться — и исцелил больного, которого я приговорил! Всё, твое учение закончено. Я могу дать тебе только два совета».
— Я слушаю, учитель.
«Сейчас ты никто. Бродячий торговец снадобьями. Тебя взяли лекарем в захолустную крепостцу, но вышвырнут на проезжую дорогу, как только им подвернется целитель, размахивающий пергаментом с ручательством
— А второй совет, учитель?
«Где хочешь, там и достань деньги, но купи ту книгу о строении человеческого тела, которую листал на прилавке в Тайверане. Ее писал достойный уважения целитель. Я могу разделить с ним честь быть твоим наставником».
Хиторш и кучер Джайчи устроились на конюшне, они там пили и болтали. Поэтому Дождик в одиночестве сидел на деревянном топчане в пустой пристройке для прислуги.
Надо было обдумать все, что он узнал за сегодняшний день. Лучше бы поговорить об этом, но бабка Гульда пораньше убрела спать на сеновал, а больше ведь не с кем…
Оказалось — есть с кем…
Дверь приоткрылась, в щелочку заглянул блестящий глаз.
— Заходи, заходи! — приветливо окликнул Дождик малышку Айки. — Хиторша нет!
И с сожалением подумал: «Вот ей бы все рассказать, она славная!»
Тут же выяснилось, что рассказывать пришлось бы не так уж много. Айки, от смущения багровая, как осенняя вишня, покаялась, что вчера подслушивала через кухонное окно. Дождик охотно простил девчушку.
Айки охотно успокоилась, повеселела и начала расспрашивать: как, мол, Дождик с бабкой Гульдой ходили на Безымянку и что там нашли? Она, Айки, со вчерашнего дня извелась. И пусть Дождик не боится: она никому-никому!..
Парнишка начал рассказ про Безымянку, про воду без отражения, про чью-то боль, стынущую в реке. Про деревню, утонувшую в прибрежных камнях…
— А! — воскликнула Айки. — Я знаю, это Старые Топоры! То есть раньше они были просто Топоры. Когда деревня погибла, наши деды и бабки перебрались на берег озера Кряква. И новую деревню назвали тоже Топоры. Меня тогда на свете не было.
— А старшие не рассказывали, почему такое приключилось?
— Я как-то у отца спросила, так он мне дал по затылку и велел не теребить пряжу Серой Старухи.
Дождик разочарованно кивнул — и принялся рассказывать про встречу с Тагизарной.
Айки распахнула глазища на пол-лица. Сказка, живая сказка… а Дождика так жалко, хоть плачь, и уж так помочь ему хочется…
— Что же ты будешь делать? — выдохнула она, прижав к груди маленькие кулачки.
— Пойду в замок Спрута. Попробую добыть эту самую Шлепу.
— Спрута злить опасно, — предупредила девушка. — У меня там тетушка повару помогает, так говорит, что высокородного господина Унтоуса слуги ой как боятся!