Сокровище
Шрифт:
Я поворачиваюсь к деду, чувствуя, как бешено начинает колотиться мое сердце.
– Как случилось с Кровопускательницей и Каргой?
– Не совсем, – отвечает Алистер, но в подробности не вдается, будто хочет, чтобы Джикан рассказал эту историю на свой манер.
Джикан берет у Иден мерный стакан и благодарно кивает.
– Поначалу им, ей и этому волшебнику времени, казалось, что все в порядке, поскольку в первые годы жизни двойняшки росли и развивались хорошо. Правда, одна из них была немного меньше, немного слабее и болезненнее другой, но ведь известно, что с двойняшками такое бывает. Однако
– Пока их благополучию не пришел конец, – договариваю я, стараясь не обращать внимания на очередной гастрономический прокол, который он, кажется, вот-вот совершит.
– Вот именно. И даже хуже… – Он делает паузу и высыпает в кастрюльку со смесью арахисового масла, апельсинового сока и яйца шоколадную крошку и кокосовую стружку. – Благополучие болезненной девочки было привязано к благополучию ее сестры. Чем сильнее и здоровее становилась более крепкая сестра, тем больше чахла та, которая была слабее. Но частично чары волшебника времени сработали – пока их души были сопряжены, ни одна из них не могла умереть.
– А более крепкая из-за этого чувствовала вину? – потрясенно произносит Хезер, ломая руки. Видно, что она слушает рассказ затаив дыхание.
Джикан поворачивается к ней. На его лице написан интерес.
– Ты обыкновенный человек, – говорит он.
Она выгибает одну темную бровь.
– А что, это плохо?
– Я еще не решил. – Он задумчиво склоняет голову набок и несколько томительных секунд молчит, пока кухня наполняется неприятным, приторно сладким запахом.
Затем, пожав плечами, он отвечает на ее первый вопрос:
– Отношения между сестрами или братьями – это сложно.
Как будто это все объясняет.
Я смотрю на Хадсона, потом на Джексона и думаю, что, пожалуй, он прав.
– А что было потом? – спрашиваю я, заинтригованная рассказом, желая поскорее услышать, чем все закончилось, чтобы задать вопрос, ради которого я пришла сюда.
– А сама как думаешь? Более крепкой из девочек не понадобилось много времени, чтобы понять, что всякий раз, когда ее сестра страдает, сама она становится сильнее.
Хезер резко втягивает ртом воздух, и не она одна. Все наши переглядываются, и на их лицах читаются отвращение и ужас.
Мы все думаем об одном и том же, но вслух это произносит Флинт:
– И чтобы стать еще сильнее, она начала причинять своей сестре боль.
Джикан смеряет Флинта взглядом, будто видит его сейчас в первый раз.
– Похоже, в тебе есть нечто большее, чем твоя королевская хандра, дракон.
На лице Флинта отражается недоумение, как будто он не может понять, при чем тут хандра – да еще королевская. Но затем он, видимо, решает принять это как комплимент – и расплывается в своей широкой улыбке, являющей собой такую же неотъемлемую часть его, как и его дракон.
– Спасибо.
Джикан хмыкает, затем накрывает кастрюлю с лапшой крышкой, хотя эта лапша варилась всего минуты две, и сливает воду в раковину. Могу себе представить, какая у него получилась недоваренная дрянь.
– И что она сделала? – спрашиваю я, когда большая кастрюля, из которой слита вода, снова оказывается на плите. – Убила свою
– Как она могла убить ее? Я же сказал вам, что волшебник времени прибег к темной магии и сотворил чары, которые сделали его дочерей бессмертными, неразрывно сопрягли их души. – Он снимает с кастрюли крышку, и я вижу, что лапша сварена безупречно – видимо, Богу Времени необязательно соблюдать время варки, – и выливает в нее гадкую бурду из маленькой кастрюльки, после чего начинает медленно потряхивать ее. Настолько медленно, что до меня доходит – Джикан тянет время.
– Алистер, Кассия вернулась? – спрашивает он ни с того ни с сего.
Мой дед качает головой, и я вижу в его глазах сочувствие.
– Еще нет.
Они многозначительно переглядываются, и я понимаю, что Джикан ждет мою бабушку. Он не хочет рассказывать остальную часть истории – пока Кровопускательница не вернется. Но какое отношение она может иметь к этим сестрам-двойняшкам из Мира Теней? При чем тут она?
– Раз она не могла убить свою сестру, она просто раз за разом мучила ее, чтобы становиться сильнее, да? – потрясенно спрашивает Хезер. – Это ужасно.
Меня пробирает дрожь, и я перевожу взгляд на Хадсона. Он по-прежнему стоит, прислонившись к краю барной стойки, и с кем-то переписывается, как будто у него нет никаких забот. Однако его зубы сжаты так крепко, что я начинаю опасаться, как бы он не сломал клык. Поначалу мне кажется, что он вообще не замечает, что я смотрю на него, но затем он переступает с ноги на ногу, и до меня доходит, что он специально не глядит на меня, хотя и чувствует на себе мой взгляд.
Мне не нравится, что он не смотрит на меня, что он не желает разделить это со мной. Потому что я знаю, сейчас он думает о том же, о чем и я, – о том, как Сайрус мучил его каждый месяц на протяжении почти двухсот лет, отправляя его в Сошествие в каменную гробницу, потому что тоже хотел стать сильнее. Это не то же, что происходило между двумя сестрами, но разница невелика.
Ублюдок. Возможно, вечное заточение в пещере Кровопускательницы – все-таки недостаточное наказание для него. Как недостаточным оно было бы и для этой стервы, мучающей свою сестру.
Однако Джикана разгневало не ее поведение, а то, что сделала ее мать. Содрогнувшись, я спрашиваю:
– И что же предприняла королева? И как это могло оказаться хуже, чем то, что вытворяла ее злобная дочь?
Джикан испускает долгий вздох и берет печенье «Орео». Проходит несколько секунд, пока он крошит его в руках, глядя на свою гадкую «десертную лапшу». Затем он высыпает все в кастрюлю и вытирает руки кухонным полотенцем.
– Кто-нибудь желает угоститься? – спрашивает он наконец, хватая тарелки, и Флинт с Иден одновременно кричат «да».
Остальные отказываются – причем некоторые делают это решительно, во весь голос, – но Джикан так погружен в свои думы о Королеве Теней, что ничего не замечает. В конце концов он выкладывает свою стряпню на четыре тарелки и предлагает две из них драконам, а третью Алистеру… который берет ее, даже не скривившись.
Но теперь, когда еда готова, Джикан, видимо, решает продолжить свой рассказ, поскольку он перестает бросать взгляды на дверь кухни, ожидая возвращения моей бабушки. И прекращает тянуть резину.