Сокровище
Шрифт:
– Ты влюбился в Королеву Теней? – Это была бы жесть, если учесть, что впоследствии он создал для нее тюрьму.
– С чего ты это взяла? – удивляется он, и его брови взлетают вверх. Затем, открыв пакет лапши, он добавляет: – Она влюбилась в смертного. – Как будто это все объясняет.
И, пожав плечами, он снова начинает готовить, если это можно назвать готовкой, пока мы с опаской наблюдаем за ним. Джикан – неплохой малый, но он непредсказуем, так что пытаться угадать его поведение – это та еще нервотрепка.
– Она влюбилась
– По-моему, тут нужны детали, – говорит Хадсон, растягивая слова, и, достав свой телефон, начинает невозмутимо скроллить. – Влюбившись, люди не имеют свойства сразу бросать вызов богам. До этого должно случиться что-то еще. Что с ней произошло? Почему она слетела с катушек?
– Она забеременела, что же еще? – Джикан брезгливо морщится. – Разве не от этого женщины всегда слетают с катушек?
– А тебе не кажется, что это сексизм? – спокойно изрекает Хадсон. Это доказывает, что он слушает нас, несмотря на то что его большие пальцы продолжают бегать по экрану телефона.
Бог Времени раздраженно щурится, кладя в маленькую кастрюльку столовую ложку арахисового масла с верхом. Но затем, видимо решив, что Хадсон прав, вздыхает.
– Ты прав. Я приношу свои извинения. Королева Теней слетела с катушек, потому что влюбилась в смертного волшебника времени – и забеременела от него.
Я напрягаюсь и, быстро переведя взгляд на Хадсона, одними губами произношу:
– Это был мэр Адари?
Хадсон поднимает бровь.
Нам никогда не приходило в голову, что Королева Теней и мэр Суил были союзниками, и теперь я вижу, как в мозгу Хадсона крутятся шестеренки. Если Суил пытался изменить линию времени, чтобы спасти свою дочь… Тогда, возможно, Королева Теней атаковала нас не только затем, чтобы освободиться из тюрьмы, но и потому, что тоже хотела изменить прошлое, чтобы спасти их общую дочь.
Джикан продолжает:
– Поскольку Королева Теней – рэйф, она бессмертна, но ее муж был смертным, поэтому она очень боялась, что…
– Что ее ребенок тоже будет смертен, – заканчивает Алистер – его голос звучит откуда-то сзади.
Поскольку он только что сидел в гостиной со своей «Мимозой», я не ожидала обнаружить его здесь. Но, видимо, он решил последовать за нами, поскольку сейчас он стоит, прислонившись к косяку и глядя в пространство. На его лице написана нежность – и печаль, – и я думаю, что он, возможно, вспоминает собственную дочь, ту, которую ему родила Кровопускательница. И от мысли о ней – и о том, как мои дедушка и бабушка горевали, потеряв ее, – я ощущаю стеснение в груди.
– И что она сделала? – спрашиваю я, прикусив губу и испытывая непрошеное сострадание к Королеве Теней, от которого стеснение в моей груди становится еще более ощутимым.
Каким бы ужасным ни был поступок, который она совершила (ведь в результате она навечно оказалась в тюрьме), я не могу не гадать, на что бы пошла я сама, чтобы спасти от смерти ребенка – ребенка, который когда-нибудь, вероятно, родится у нас с Хадсоном.
И внезапно мне начинает казаться, что я непременно должна получить у Джикана ключ от Норомара и освободить ее, независимо от того, поможет она Мекаю или нет.
К быстро тающему арахисовому маслу Джикан добавляет апельсиновый сок, затем разбивает в кастрюльку яйцо. Хезер делает вид, будто ее тошнит, но Джикан, к счастью, ничего не замечает и продолжает свой рассказ.
– Во время своей беременности Королева Теней помешалась на мысли о том, чтобы не дать своему ребенку умереть. Она попросила помощи у своего мужа, отца этого ребенка, но он отказывал ей снова и снова, поскольку магия такого рода не просто под запретом, но и крайне нестабильна.
Джикан замолкает, чтобы добавить в закипевшую воду большую щепоть соли и погрузить туда целую пачку лапши. Затем он берет еще одну щепотку соли и кидает ее через плечо.
– На удачу, – говорит он и быстро мешает смесь арахисового масла, апельсинового сока и яйца, после чего берет корицу и горчичный порошок.
– Так что же произошло? – нетерпеливо спрашивает Хезер. – Помог ей ее муж или нет?
– Ему не следовало этого делать. – Джикан с отвращением качает головой. – Но любовь размягчила его, сделала слабым. И когда его любимая рожала, ее отчаяние заставило его сдаться, и он пустил в ход запретную магию времени, чтобы их дочь могла жить вечно.
– Дай угадаю. – Хадсон наконец отрывает взгляд от смартфона и вскидывает бровь. – Что-то пошло не так.
– Да, вроде того. – Джикан пытается отпить еще глоток «Мимозы», но его бокал уже пуст. И поскольку мне известно, что он нам ничего не расскажет, пока не выпьет еще, я решаю сходить к холодильнику и взять графин с «Мимозой», который я заметила там. Но прежде чем я соскакиваю с барного стула, Джикан просто машет рукой, и его бокал снова оказывается полон.
Я хочу спросить его, почему он просил мою бабушку налить ему коктейль, если может наполнить свой бокал вот так, но Хадсон устремляет на меня странный взгляд, и я решаю не поднимать эту тему.
Джикан делает большой глоток коктейля, затем опять заходит в кладовую и выходит с пакетом сладкой кокосовой стружки, который кладет рядом с пачками печенья «Орео» и шоколадной крошки.
– Дайте мне мерный стакан, – говорит он, обращаясь к нам всем, прежде чем продолжить рассказ.
– В общем, эти злополучные чары не подарили ее ребенку вечную жизнь, как она надеялась, – потому что она была беременна не одним ребенком, а двумя. Когда она родила вторую из своих дочерей-двойняшек, чары сопрягли души этих девочек… – Он делает паузу и быстро бросает взгляд на Алистера, после чего продолжает: – Навсегда.