Солдаты далеких гор
Шрифт:
– Исключено, – отрезал Коган. – Я лично против. Мы далеко отошли от места падения самолета. Можно потратить час и сделать носилки. Два шеста, четыре куртки, и все. Скорость передвижения увеличится…
– Тихо! – вдруг произнес Сосновский и замер, держась за лямки вещмешка, который он собирался снять с плеч.
Вокруг было тихо. На полянке жужжали шмели да тихо шелестели листочки на осинке. Еловый лес поднимался дальше по склону, а справа, где-то внизу, журчала речушка. По ней оперативники шли около получаса. Все не чувствовали ног от ледяной воды и скользких камней, то и дело подворачивающихся в неподходящий момент. Самое время снять сапоги, просушить портянки, но Сосновский стоял, повернув голову налево. Его рука медленно
– Где? – тихо спросил Шелестов.
Сосновский подумал, потом уверенно указал назад на склон, откуда они только что пришли. Кто это? Животные, местные крестьяне, собирающие лечебные травы или хворост, или немцы, идущие по следу людей из самолета?
– Наследили, – проворчал Коган и стал поднимать пилота.
Буторин, закинув автомат за спину, помогал ему. Через несколько секунд группа двинулась дальше. Сосновский только махнул рукой, показывая, чтобы все уходили, а он прикроет, задержит преследователей, если это немцы. Шелестов поспешил вперед. Обогнал своих товарищей с раненым штурманом. Его очень беспокоило то, что немцы могли оказаться и спереди. Вычислить, предположить путь беглецов несложно. На месте падения самолета не составит труда понять, что в группе пассажиров есть раненый летчик. А может быть, этот раненый не единственный. И раз транспортный самолет забрался так далеко за линию фронта, значит, на нем летели люди с каким-то важным заданием. Ждать засады стоило.
Но это все же была не засада, это были преследователи. Группа человек в двадцать гитлеровцев появилась среди редкого леса на склоне. Сосновский хорошо видел их. Немцы двигались быстро, но осторожно. Они осматривались по сторонам, часто замирали на месте, приглядываясь к густым ветвям деревьев, к валунам, за которыми могли прятаться русские. Но самое главное, что помогало преследователям, это две овчарки, которые с хрипом рвались с поводков и вели группу по следу летчиков и тех, кто был в самолете.
«Идут двумя группами, – привычно оценил позиции врага Сосновский, встав за толстой елью, раскинувшей широкие массивные лапы до земли. – Одна группа с собаками, вторая следом, чуть поодаль. Правильно, если первая нас нагонит и начнется перестрелка, то вторая группа будет охватывать нас с фланга или попытается зайти в тыл. – Оглянувшись на своих товарищей, он прикинул расстояние. – Нет, пусть отойдут еще дальше». Выждав две минуты, Михаил спокойно откинул приклад автомата, прижал его к плечу и прицелился.
Сухой треск автоматной очереди заставил Буторина и Когана остановиться. Они оглянулись и, не увидев Сосновского, поняли, что произошло. Вторая очередь, и тут же в ответ целый хор очередей «шмайсеров». Сквозь треск очередей был слышен хриплый злобный лай собак. Шелестов прибежал и, крикнув «уводите летчика!», поспешил на помощь Сосновскому. А Сосновский первой же очередью свалил немца, который вел на поводке овчарку. Тот упал, и собака стала рваться с поводка, петля которого была накинута на его руку. Она металась и никак не могла сорваться. Второй фашист, раненный в бедро, пытался отползти за валун, но ему мешала собака, которая, злобно лая и скаля зубы, тоже рвалась с поводка. Пули свистели над головой, с гулким стуком били в ствол дерева. Это было неприятно ощущать, зная, что пули летят точно в тебя, но между ними и тобой дерево. Всего лишь дерево.
Сосновский присел и, прикрываясь лапником, бросился на несколько метров в сторону и залег за камнями. Он не успел открыть ответный огонь по немцам, которые пытались обойти его справа и двигались осторожно, перебежками, чтобы понять, сколько бойцов им противостоит. И тут раненый немец все же спустил собаку с поводка. Черная овчарка огромными прыжками понеслась вверх по склону к камням, за которыми прятался Сосновский. Немцы отреагировали мгновенно, поняв, что собака учуяла русского. «Хороший расчет, – со злостью подумал Михаил. – Теперь они знают, где я, теперь они отвлекут меня на собаку, а сами подберутся совсем близко. А на расстояние броска гранаты их подпускать нельзя. У них наверняка есть гранаты, а у меня нет».
Автоматная очередь слева заставила Сосновского вздрогнуть от неожиданности. Собака на всем бегу с визгом грохнулась на бок и стала сучить лапами, пытаясь подняться. Зачем? Сосновский досадливо покачал головой. Немцы сразу перенесли огонь влево, туда, где прятался кто-то из группы, придя на помощь Сосновскому. Надо использовать этот момент, усмехнулся Михаил и, приподнявшись над камнями, дал три короткие прицельные очереди. Один немец опрокинулся на спину, когда пуля угодила ему точно в лоб, второй свалился на бок и в нелепой позе замер между камнями. Третий юркнул за камни и пополз в сторону. Немцы сразу залегли, разделились на две группы, ведя прицельный огонь теперь по двум позициям русских.
Сосновский осмотрелся и пополз влево. Там были нагромождения камней. Оттуда можно долго не давать немцам подняться. Хотя «долго» зависело от количества патронов. А у Сосновского к его «шмайсеру» было четыре магазина в подсумке на ремне и еще восемь в вещмешке за спиной. С таким арсеналом не больно повоюешь, но при определенном мастерстве кое-что сделать можно, лишь бы ребята поспешили подальше уйти с раненым. И кто этот, кто сейчас стреляет слева экономно, но часто? Отвлекает!
И тут среди немцев вдруг стал раздаваться властный голос. Сосновский не разбирал на таком расстоянии слов, но явно это был командир, который что-то приказывал. Михаил сразу же осмотрелся, прикидывая, как он будет менять позицию, чтобы не дать немцам пристреляться. Хорошо бы иметь штуки три запасных, тогда можно маневрировать. На камни обрушился шквал свинца. Сосновский на пару секунд выставил над камнями ствол автомата и дал очередь в сторону немцев. Он тут же упал и быстро пополз вправо. Быстрее, еще быстрее. Заняв новую позицию, он осмотрел поле боя в щель между двумя валунами. Так и есть, немцы решительно бросились в атаку. Одна часть прикрывала огнем, вторая перебежками шла вперед, занимала позицию и прикрывала других, чья очередь была идти вперед.
«А ведь мы с напарником человек восемь уложили», – подумал с удовольствием Сосновский. Он прицелился и дал очередь. Один из немцев схватился за руку и упал. Слева снова бил очередями кто-то из группы, кого Сосновский не видел. И кажется, у напарника дела обстояли хуже. Очереди звучали очень часто. Значит, немцы наседали, подошли очень близко. Рискуя получить пулю, Сосновский приподнялся и дал две длинные очереди в немцев, которые атаковали его товарища. Упав, он откатился в сторону, снова высунулся и дал еще две очереди, но теперь уже в тех, кто атаковал его. Тут же несколько пуль ударились в камни возле его головы и с визгом улетели в сторону. Сосновский снова пригнулся, и тут что-то стукнуло совсем рядом, подпрыгнуло.
Повернув голову, Михаил похолодел. Подскакивая на камнях, к его ногам свалилась немецкая граната на длинной ручке. Он знал, что у немецких «колотушек», как эти противопехотные гранаты наши солдаты называли на фронте, запал горит дольше, чем у советских. До шести секунд. Но если гранату бросал опытный солдат, то он мог и придержать ее. Все эти мысли пронеслись в голове за доли секунды. Сосновский зарычал и бросился перекатом за камни, надеясь, что там есть ниша, которая укроет его от осколков. Грохот взрыва раздался рядом почти одновременно с моментом падения. Сосновский стукнулся головой о камень, по ушам ударила взрывная волна. Его бросило в сторону, и на какое-то время сознание помутилось. Михаил ворочался между камнями, не находя точки опоры. Он пытался подняться. Надо подняться, потому что немцы совсем рядом. Они стреляют… нет, это уже не они. Неужели ребята вернулись? Но надо спасать пилота.