Солнце клана Скорта
Шрифт:
Джузеппе не скрыл ничего. Он разбудил дона Сальваторе и, не дав ему времени прийти в себя, протянул медальоны со словами:
— Дон Сальваторе, я принес вам медальоны святого. Не стану скрывать от вас, кто преступник, Господь его уже знает. Это мой племянник Элия. Если он переживет взбучку, которую я ему задал, ему не останется ничего другого, как примириться с Господом прежде, чем жители Монтепуччио набросятся на него. Я ни о чем не прошу вас. Никакой поблажки. Никакой милости. Я пришел вернуть вам медальоны. Чтобы завтра, двадцатого июля, праздник в Монтепуччио состоялся как всегда, как бывало здесь с незапамятных времен.
Потом, не ожидая ответа кюре, который молча застыл, раздираемый
Джузеппе был прав, когда подумал о том, что жизнь его племянника в опасности. Непонятно откуда, но в ту же ночь по деревне пополз слух, что безбожник-вор — Элия Мануцио. И сразу же мужчины собрались, клянясь так наказать осквернителя святыни, что он запомнит это навсегда. Стали искать его.
Увидев идущую к нему в слезах сестру, Доменико первым делом схватился за пистолет, твердо решив воспользоваться им, если ему преградят путь. Он пошел в дом Кармелы, отыскал своего полупьяного племянника. Растолкав его и не дав ему времени даже умыться, он взвалил его на своего мула и отвез в маленький каменный сарайчик, что стоял посреди его оливковых полей. Бросил на циновку. Дал немного попить. И закрыл на всю ночь.
Наутро престольный праздник прошел, как всегда, торжественно. Казалось, никто не вспоминает о вчерашней драме. Доменико, как обычно, принял в нем участие. Во время шествия он нес изваяние святого Микеле и каждому, у кого было желание слушать его, говорил, что его выродок-племянник — презренное ничтожество, и если бы он не боялся пролить родную кровь, то убил бы его даже голыми руками. Никто ни на секунду не заподозрил, что он единственный, кто знает, где скрывается Элия.
На следующий день мужчины возобновили поиски преступника. Месса и шествие уже состоялись, главное было спасено, теперь оставалось наказать вора, да так наказать, чтобы всем было неповадно. Десять дней искали Элию. По всей деревне. Доменико каждую ночь ходил в его убежище. Он не говорил с ним. Или каких-нибудь два-три слова. Давал ему попить. Поесть. И уходил. Через десять дней поиски прекратили, и деревня успокоилась. Но о возвращении Элии в Монтепуччио не могло быть и речи. Доменико подыскал ему место у одного старого своего друга из Сан-Джокондо. У того было четверо сыновей, и все они тяжело работали в поле. Договорились, что Элия останется там на год и только после этого вернется в Монтепуччио.
Когда осла нагрузили всем необходимым, Элия повернулся к дяде и сказал:
— Спасибо, zio [20] .
Глаза его были полны раскаянием. Дядя сначала ничего не ответил ему. Он смотрел, как над холмами поднимается солнце. Как его розоватый свет окрашивает их гребни. Потом обратился к племяннику, и его слова Элия запомнил навсегда. В свете рождающегося дня Доменико сказал ему то, что считал своей продуманной мудростью:
— Ты ничто, Элия. Как и я тоже. Только наша семья — вот что идет в счет. Без семьи ты стал бы мертвецом, а Земля продолжала бы вертеться, даже не заметив твоего исчезновения. Мы рождаемся. Мы умираем. И в этом промежутке есть только одно, что идет в счет. Ты и я, взятые в отдельности, — ничто. Но Скорта, все Скорта, — это уже нечто. Вот почему я тебе помог. Только поэтому. И отныне ты должник. Ты в долгу перед всеми, кто носит такое же, как и ты, имя. Когда-нибудь, может быть, через двадцать лет, ты отдашь этот долг. Оказав помощь кому-нибудь из наших. Вот поэтому я спас тебя, Элия. Когда ты станешь кем-то лучшим, чем ты есть сейчас, мы будем нуждаться в тебе, как нуждаемся в каждом из наших сыновей. Не забывай этого. Ты — ничто.
20
Дядя (ит.).
Исчезновение брата повергло Донато в меланхолию, он затаился, как волчонок. Ни с кем не разговаривал. Не играл. Целыми днями неподвижно сидел на корсо и, когда Кармела спрашивала его, что он делает там, неизменно отвечал одно и то же:
— Я жду Элию.
Это внезапное одиночество, которое было ему навязано, перевернуло в глазах ребенка мир. Если Элии нет больше с ним, мир стал скверный и скучный.
Как-то утром, сидя с чашкой молока в руке, Донато очень серьезно посмотрел на мать и спросил:
— Мама…
— Что? — отозвалась она.
— А если я украду медальоны святого Микеле, я тоже буду там, где Элия?
Вопрос привел Кармелу в ужас. Она застыла с открытым ртом. Потом поспешила к Джузеппе и все рассказала ему. И еще добавила:
— Пеппе, ты должен заняться Донато, иначе и он совершит какое-нибудь преступление. Или по крайней мере уморит себя голодом. Он ничего не хочет есть. Он говорит только о своем брате. Возьми его с собой, сделай так, чтобы он улыбался. В его возрасте не должен быть такой мертвый взгляд. Этот мальчик полон печалью мира.
Джузеппе согласился. В тот же вечер он пришел за племянником и увел его на пристань, где они сели в лодку. Когда Донато спросил, куда они поплывут, Пеппе ответил, что для него пришла пора кое-что понять в жизни.
Скорта занимались контрабандой. Издавна. Началось это во время войны. Продовольственные талоны серьезно тормозили торговлю. То, что количество сигарет, которые можно было продать, строго лимитировалось, выводило Кармелу из равновесия. Начала она с английских солдат, которые охотно обменивали несколько блоков сигарет на ветчину. Надо было лишь найти среди них некурящих. Потом Джузеппе установил связи с Албанией. По ночам причаливали лодки, полные сигарет, украденных с государственных складов или других табачных магазинов региона. Контрабандные сигареты стоили дешевле и позволяли держать черную кассу, которую скрывали от налоговых органов.
Джузеппе решил вовлечь Донато в контрабанду, для мальчика это было впервые. Не спеша взмахивая веслами, они плыли к небольшой бухте Цьяна. Там их уже ждала маленькая моторная лодка. Мужчина, с которым поздоровался Джузеппе, по-итальянски говорил плохо. Они перегрузили в свою лодку десять коробок сигарет. Потом, спокойной ночью, которая уже окутала водную гладь, вернулись в Монтепуччио. Не сказав друг другу ни единого слова.
Когда они причалили к пристани, произошло нечто неожиданное. Донато не захотел выйти из лодки. Он сидел, скрестив руки, и вид у него был решительный.
— Что такое, Донато? — удивленно спросил Джузеппе.
Мальчик долго смотрел на него, потом серьезным голосом спросил:
— Ты часто делаешь это, zio?
— Да, — ответил Джузеппе.
— И всегда ночью?
— Да, всегда ночью.
— Значит, так ты зарабатываешь деньги?
— Да.
Какое-то время мальчик молчал. Потом твердым голосом, который не оставлял никаких сомнений, заявил:
— Я тоже хочу делать это.
Эта ночная поездка была для него счастьем. Плеск волн, темень, тишина… В этом было что-то таинственное и священное, что перевернуло ему душу. Скользящая по течению лодка. Ночь. Тайна как ремесло. Это показалось ему баснословной свободой и отвагой.