Солнце любви
Шрифт:
Петр упал на стул.
– Садист, покажи мне «мертвую голову»!
Игорь испугался, прошептал:
– Гениально подмечено: преступление — это болезнь.
– Покажи мне орудие убийства.
– Ты покажи!
– Не притворяйся! Если б ты всерьез верил, что я убийца, стал бы ты молчать на допросе.
– После гибели Подземельного? Ты понимаешь, о чем говоришь? Они бы немедленно взяли Павла! (Философ в душе не мог не согласиться!) Я приехал сказать.
– Сказал?
– Нет их никого, они на какой-то
– Да ты б струсил раскрыться перед убийцей.
– Перед тобой? Как видишь, я не трус!
Сказано с вызовом, но Петр почувствовал, что задел некую болезненную область.
– А письмецо в Завидеево?
– Да, подстраховался. И предупреждаю: его вскроют, если со мной что-то случится.
Философ впервые испытывал столь острое и чистое, без примесей, чувство ненависти.
– Я тебя ненавижу, — вдруг сказал Игорь; и Петр Романович вновь приказал себе: «Не уподобляться убийце, продолжать борьбу и победить — даже не ради себя, ради погибшего брата!»
– Игорь, — заговорил примирительно, — между нами недоразумение.
– Преступление, — поправил архитектор с нервной усмешкой.
– Нет, объясни, сделай милость: неужели Павел считал меня виновным? На каком основании?
– Он слышал твой разговор по телефону с Маргаритой.
– Когда? В четверг?
– В день убийства.
– Это невозможно.
– Да ну? Правда проступает сквозь слой самой мрачной, самой изощренной лжи. Павел приехал с дачи — дома никого не было — поставил розы в вазу — раздался скрежет замка. Он никого не желал видеть и спрятался в той комнате за занавеской.
Игорь помолчал, Петр Романович подумал: «Я, наверное, никогда не смогу войти туда, там «музей» императора Павла.»
– Он услышал шаги, и наступила пауза, и зазвонил телефон, и старший брат сказал: «Ты не свободна, вчерашний вечер не повторится».
– Я сказал, — подтвердил Петр Романович в жутком напряжении.
– «Вы любите друг друга, Павел с ума сойдет, я не могу вам мешать.» и так далее. Говорил?
– Я не говорил «Павел» — «он», я сказал.
– Суть не в имени, контекст понятен. Вы с его невестой согрешили накануне и по телефону условились встретиться на Тверском бульваре. Было такое?
– Господи помилуй, что за ужас!
– Ужас, — повторил Игорь глухо. — Когда ты удалился, он пошел на Тверской.
– Суть в имени, — пояснил философ в отчаянии. — В имени, которое я не назвал.
– О чем ты?..
– Это имя — Валерий. Я разговаривал с женой Ангелевича. Как ты выразился: мы согрешили накануне.
– Не может быть! Врешь!
– Хочешь позвонить ей и убедиться?
– Вы сговорились!
– С посторонней, по твоему мнению, женщиной? С женой соседа, которую я не видел девять лет? Да тебе Ангелевич подтвердит: они после этого расстались.
Собеседники замолчали, невидяще глядя в угасающий свет за окном; контуры истины проступали постепенно сквозь мрачно-изощренный слой лжи, но как далеко еще до рассвета.
– Во имя высшей справедливости, — выговорил Игорь, сжав руками голову, — невозможно поверить, что брат твой принес себя в жертву по недоразумению.
Петр не смог ответить.
– Он сказал, что ты спас ему жизнь.
– Не стоит. Так, порыв, — выговорил невнятно.
– Нет, правда?.. Петр, я тебя прошу.
Петру ярко и живо вспомнился давний эпизод и отвлек от отчаяния.
– Когда Павел еще учился в школе, вошли в моду наркотики.
– Ну да, у нас в классе некоторые. Разве и Павел?
– Да.
– Я не знал.
– А я знал и сумел отрезвить его раз и навсегда.
– Как? Он не рассказывал.
– И я не стану, это наша с ним тайна.
– Петр, это необыкновенно, — вдруг перескочил Игорь с обличающего пафоса на восторженный. — И если все это правда, то православный принцип «положить душу за други своя.»
– Ты ж намекал: Каин и Авель.
– Я на распутьи. Я в сомнении. Абсолютное зло и абсолютная любовь — категории, которые на земле в идеале невозможны.
«Идеалист! — со злой усмешкой подумал Петр Романович. — Что-то скрывает и врет.» — и сказал:
– Согласен. Вернемся от идеализма к конкретике.
22
– Я уговаривал Павла уехать со мной в Завидеево. Он заинтересовался, но отъезд отложил.
– Брат пришел ко мне, но я его не узнал.
– И не впустил?
– Напился с Иваном Ильичом. в общем, ничего не понял.
– Подземельный тебя шантажировал?
Петр Романович мысленно взвесил на нравственных весах тот многозначительный разговор.
– Нет. Все-таки нет.
– Но если он нас подслушивал и узнал о твоей роли.
– Выходит, он знал больше. — Философ выдержал паузу. — Например, знал как врач.
– Как врач? — повторил Игорь напряженно.
– «Не обижай старика, — вдруг заявил Подземельный как-то двусмысленно, — может, еще пригожусь. Кое-кому очень пригодился», — и подмигнул. Интересно, правда? Ваша подруга заразила убийцу, который впоследствии лечился у соседа. Как тебе такой вариант?
– Намек Ивана Ильича расплывчатый, твой вывод слишком категоричен: тот больной не обязательно убийца.
– Но дальше медик упомянул о врачебной тайне, которую просто так, рази красного словца, вряд ли начал бы колыхать.
– Всецело доверять Подземельному я бы не стал.
– Что ж, тебе лучше знать.
– Почему?
– Вы ведь с ним дружили.
– С чего ты взял?
– Шафером на свадьбу выбирают человека близкого.
Игорь нервно покусал губы.
– Ты разговаривал с Тоней?