Солнце моё, взгляни на меня...

Белов Александр Иванович

– Чернобогово семя!. Что же делать?

– Я пошлю в Рогово подтверждение, что у девочки есть родственники. Её запишут в списки семейных. Я думаю.

Наш разговор прервал звук заунывного гудка, тоскливый, как судьба пленного. Пора возвращаться в барак.

– Очень признателен вам. Надеюсь, что всё получится. Мне пора.

– Да хранит вас Макошь.

Я кивнул и пошёл в свой барак. Привычно шаркал башмаками по пыльной тропинке, а в голове бушевал ураган. "В задницу Макошь и иже с ней! Пока дойдёт подтверждение, пока суд да дело - гребаные ускоглазые успеют лагеря прошерстить. Кто может поклясться что в их заказах нет строчки "Девочка тринадцати лет, светловолосая"? ". Правильно, никто. Надо бежать. Срочно. Доберусь до Рогово, а там разыщу Дарьку. Рванём в Словенский союз. Как бежать? Ёшки-матрёшки! Придумаю что-нибудь. Бежать надо в любом случае.". Всю ночь я ворочался, слушая кашель, стоны и бормотания зэков. Обдумывал возможности. Так и не смог однозначно выбрать и решил действовать по обстановке. Полдня до обеда я с трудом подавлял в себе волнение. Время тянулось издевательски медленно. Ближе к обеду поднялся ветер, кругозор со стороны юга потемнел. Боги благосклонны ко мне! Дождевые тучи идут. Это может помочь. Пришёл грузовоз за обедом. Я чуть ли не в одиночку закинул в кузов бачки, даже повар удивился. Надеюсь тебе ещё и не так придётся удивляться, морда уголовная. Пришлось проявить усилие воли, чтобы не подталкивать медлительных вертухаев в кузов. Чо, блин? Спать

любите? Ну-ну... Это мне тоже на руку. Пока ехали к первой стройке - начало накрапывать. На второй полило по-настоящему, а на пути к третьей начался настоящий ливень. Всё-таки служитель был прав, Макошь ко мне благоволит, зря я её посылал. Ничего, вот выберемся в Союз - там закажу в ближайшем капище большое жертвоприношение. А пока...

Третья стройка был не в городе. Раньше это была лесопилка на берегу реки. Раньше сюда пригоняли плотами древесину с западных районов и здесь расхреначивали на доски, фанеру и опилки. За четыре месяца боёв её основательно порушили, так что теперь "узкоглазые" из портков выпрыгивают - лишь бы побыстрей начать работу. Здесь работает больше всего заключённых. Поэтому мы задержались тут дольше, чем на других стройках. Еду как всегда раздавали прямо с машины. Зэки месили глину под ливнем, но не роптали, видя двух мордоворотов (по маньчжурским меркам), сидевших на лавках вдоль бортов с самострелами на коленях и недобро смотревших прямо на серую толпу, захотевшую жрать. Всё время, пока повар разливал по мискам "маньчжурский супец", я лихорадочно думал - что делать? Скоро поедем в лагерь и окно возможности для побега закроется до завтра. Опять же под покровом ливня можно успеть уйти подальше. Сегодня ливень смоет следы, а завтра они на свежей грязи будут видны даже ограниченно годному маньчжурскому тыловику, а уж розыскные собаки пойдут по нему с завязанными носами. Что же делать? Неужели моя ставка на случайность окажется ошибкой и я не смогу помочь Даре? Ёшки-матрёшки! Сама мысль о том, что девочка может оказаться в лапах какого-нибудь жирного маньчжурского чиновника или в увеселительном заведении для богатых извращенцев, сводила с ума. Ладно - война. Но вот эту мерзость я "ускоглазым" не прощу. Даже если... Не "если" - "когда" я найду Дарю, всё равно сотни, а может и тысячи людей, моих соотечественников и соотечественниц, взрослых и детей окажутся на положении даже не рабов - вещей, игрушек. Поиграют с ними хозяева, сломают и выбросят. А я, дурак, ещё вешаться на подштаниках собирался. В благородство хотел играть. Какое, в задницу, благородство?! Не-е-ет, "узкоглазые"! Хрен вам во всё рыло! Теперь я буду как змея изворачиваться - лишь бы побольше вас со свету сжить. Кто сказал, что война кончилась? Да неужели? Нихрена она не кончилась! А на войне, как говорят в Римской империи, все средства хороши.

Раздача закончилась. Повар, ругаясь под нос, убрался в передний угол кузова. Сейчас будет сэкономленный хлеб жрать, скотина жирная. Хрен с ним, надо что-то делать. Я оттаскивал бачки вглубь кузова, а сам зыркал на улицу. Вдруг сквозь пелену дождя увидел полуразрушенную будку и кучу строительного мусора возле неё. Вот оно! Я схватился за живот, согнулся и скорчил страдальческую рожу. Один из вертухаев/ заметил моё преображение и что-то подозрительно спросил на своём сюсюкающем наречии. Я скорчился ещё жалостливее и униженным голосом стал проситься в уборную. Вертухай, конечно, нифига не понял, но мой вид ему подсказал, что что-то со мной не так. Сопоставив мои скорбные ужимки и держание за живот он додумался, что дело может окончиться вонью от обгадившегося прямо в штаны зэка. Но вылезать из-под парусины под дождь ему тоже не хотелось. Пришлось изобразить на лице испуг и схватиться уже не за живот, а за зад. Вертухай мотнул самострелом и указал на развалины будки. Я счастливо закивал, слез прямо в жидкую глину, которую размесили сотни зековских ног, неуклюже помчался к развалинам. Охранник зорко наблюдал за мной, вскинув самострел. Убежать прямо сейчас невозможно - охрана лесопилки подстрелит или затравит собаками. Но я и не хочу бежать прямо отсюда. Мне нужно оружие.

Раньше не задумывался - что можно найти в мусоре? Оказывается много чего. Ржавые гвозди, обломки стекла, острые щепки. Оружейная лавка просто! Подобрал обрывок тряпицы, острый, клиновидный обломок оконного стекла почти в пядь длиной. Обмотал его тряпкой и сунул за пазуху. Неплохой нож, вернее клинок. Гвозди коротковаты, щепки ненадёжны. А вот стеклом можно понаделать дел. Я видел в собраниях древностей ножи из вулканического стекла. Впечатлило.

Возвращался к машине с неподдельным счастьем на лице. Вертухай расслабился и уселся на место. Когда я забрался по откинутому заднему борту в кузов, вертухай отвесил мне дружеский, можно сказать, пинок под многострадальный зад, чем вызвал смех напарника и подобострастное хихиканье повара. Смейтесь, смейтесь... Охранники закрыли борт, один из них что-то крикнул наружу. Грузовоз завёлся и поехал от лесопилки, шлёпая колёсами в глиняных колеях. Так. Часть дела сделана. Какое-никакое оружие у меня теперь есть. А всего-то и надо было - каплю везения и правильную погоду. Теперь, ёшки-матрёшки, ждём.

Грузовоз выбрался на крепкую дорогу и пошёл ровнее. Пора. Я снова скорчил рожу. Вертухай, поймав страдальческий взгляд, нахмурился. Я продолжил морщиться и хвататься за живот. Охранники о чём-то поговорили, посмеялись и тот же самый вертухай стал знаками показывать, чтобы я делал своё вонючее дело свесив задницу с борта. Изобретатель, блин. Я прошёл к борту, развернулся и пристроился над дорогой. Пришлось приспустить штаны для достоверности происходящего. Вертухаи ржали в голос.

Сделав вид что вдруг теряю равновесие, я хватаюсь за кафтан "изобретателя" и тяну его за борт. Сейчас главное - в воздухе перевернуть его так, чтобы именно его тушкой затормозить о дорогу. Получается. Охранник хэкает, я тоже. Хотя мне досталось меньше, но у меня ещё рёбра недолеченные. Всё-таки на страхе должно прокатить. Судорожно вытаскиваю из-за пазухи осколок, завёрнутый с тупой стороны в тряпицу, и всаживаю его в горло вертухая. Его горячая кровь брызжет мне прямо в лицо, но я не обращаю на это внимания, ещё несколько раз тыкаю стекляшкой в шею и в результате она там и обламывается. Охранник хрипит, булькает горлом, слабо извивается. Отстранённо замечаю, что грузовоз начинает тормозить. Пока второй вертухай не разглядел из-за дождя - что произошло с его товарищем, я сдёргиваю с шеи уже дохлого маньчжура самострел, скользкий от воды и крови. Дёргаю ручку затвора, накрываю собой труп так, чтобы не было видно разорванную шею. Не забываю поддёрнуть сползающие штаны. Самострел кладу на дорогу рядом с собой, стволом в сторону остановившегося грузовоза. Сквозь прикрытые веки наблюдаю за бегущим к нам напарником охранника. Страшная, должно быть, картина открывается ему. Два лежащих друг на друге тела, лужа крови. Ему остаётся добежать пару саженей, когда я перекатываюсь на спину и поднимаю оружие. Маньчжур пытается остановиться, скользит. Самострел пляшет в его руках, он открывает рот, силясь крикнуть. Нет, дружок. Кричать поздно. Я вдавливаю спуск. Очередь глушит, на груди и животе охранника расцветают алые цветы попаданий. Он как бежал - так и упал плашмя, лицом вниз. Я перекатываюсь на живот. Возле грузовоза маячит фигура водителя. Он ещё не понял что происходит. Наверное думает, что охранник стреляет по мне. Да и хрен с ним. Ему в дожде не видно - кто тут и что, а я его вижу, пусть и не чётко. Эх, где наша не пропадала? Встаю и внаглую, с оружием в руках иду к машине. Со стороны должно казаться, что это возвращается один из вертухаев,

который поскользнулся. На грани достаточной видимости поднимаю самострел к плечу и начинаю выцеливать водителя. Вот он. Даю очередь, водила верещит. Добиваю его еще двумя короткими очередями. Подхожу. Водитель слабо шевелится, из-под него текут смешанные с водой струйки крови. Готов. Обшариваю его карманы, нахожу две обоймы. Меняю обойму в своём самостреле. Эй, а где заслуженный работник общественного питания? А вон он, голубчик - охренело выглядывает из кузова:

– Т.. Токарев? Ты чего наделал-то? Да нас же теперь...

– Позволь, я тебя перебью.

Стреляю ему прямо в жирную морду. Он был лишним свидетелем. Я и не думал отпускать эту уголовщину, а тем более брать с собой. Чтобы он меня тут же и сдал за помилование? Нахрен такое счастье. Время, до этого тянущееся как резиновое, резко пошло с обычной скоростью. Меня начало колотить, ноги стали ватными. Я дал себе целых две минуты на пережидание тряски рук. Потом оттаскивал трупы охранников и повара в кусты. Тяжёлые, особенно гребаный повар. Обшарил трупы, собрал с них патроны, оружие. С одного стащил сапоги. Ему они уже без надобности, а мне пригодятся. К сожалению кафтаны обоих вертухаев были безнадёжно испорчены. Обойдусь. Оглядел место битвы. Кровь уже почти смыло с дороги. Это хорошо. Я забрался в кэб грузовоза, поглядел на панель приборов. Ага. Всё понятно. Это вот плашка пуска. Так. Завёл. Схема передач. Ну, а вот теперь, Макошь, миленькая - выручай. Потом отблагодарю. Рванул с пробуксовкой в сторону, противоположную лагерю. Скоро развилка. Если повернуть на запад, вдоль реки, то там должна быть просёлочная дорога. Там раньше лесовозы ходили. Мне один из местных пленных рассказывал. Главное - проскочить мост. Он хлипкий и надеюсь, что охраны там не будет. Стеклоочистители едва справляются с потоками дождя. Давно такого не было. Скоро дороги превратятся в реки грязи и уже хрен проедешь. До этого времени надо успеть проехать как можно дальше. Но жизнь вносит свои правки. В очередном перелеске грузовоз ухает передком в глубокую лужу и намертво в ней заседает. Вот же задница! Ладно, без нервов. Глушу двигатель. Становится тихо, только шумит дождь снаружи. Проверяю своё сиротское снаряжение. Три самострела. Десять обойм, из них одна пустая, ещё одна почти пустая. Нахрен мне три самострела? Они же тяжёлые! Два оставлю тут. Обоймы заберу. Кстати!.. Откидываю подушку сиденья. Та-дам!

!.Водители - запасливый народ. В ящике под сиденьем лежит сухая и довольно чистая ремонтная одежда. Это - раз. Под одеждой уютно устроился пакет сухого пайка. Это - два. Ещё ниже прячется металлическая фляжка. Это - три. Открутил пробку. М!. Спиртное?! Пойдёт для сугреву.

Теперь переодеться в сухое, немного согреться перед забегом под дождём. Чем дальше уйду, тем меньше вероятность того, что меня выследят. Глотнул из фляжки пару раз. Ничего так. Наверное рисовая водка, они такую уважают. Есть не стал, а то в сон потянет. Ёшки-матрёшки, как же не хочется выходить из кэба! Я свернул из своего зэковского армяка подобие заплечного мешка. Замотал в него сухпай, четыре полных обоймы и две пустых. Одна обойма в самостреле и три в карманах. Из водительского инструмента взял большую отвёртку, сунул в карман. На всякий случай. Ну... Открыл дверцу. Бр-р-р!.. Первый - пошёл! Спрыгнул в жидкую грязь, сразу увязнув по щиколотки. Хорошо, что снял с трупа сапоги. Побрёл, чавкая грязью, вдоль дороги. Вышел на травянистую обочину, там идти стало легче. Шёл до вечера, не останавливаясь. Промок насквозь, продрог, но упрямо шёл вперёд. Когда начало темнеть, вышел на поляну.

Макошь от меня ещё не отвернулась. Стог прошлогоднего, тёмного сена показался мне даром богини. Я осторожно обошёл его кругом, держа самострел на изготовку. Никого. Вырыл в стогу нору, залез туда. Сырая одежда холодила тело. Я трясся как заправский одержимый. Надо было бы раздеться, но тогда в случае чего я становился беззащитен. Вдобавок меня мучил страх. Что если на мой след уже напали? Что если я опоздаю? Что если не найду сестру? К утру всё-таки согрелся и немного поспал. За ночь дождь кончился, в воздухе осталась туманная взвесь. Похолодало. Середина вересеня как-никак. Надо добывать тёплую одежду. Вряд ли каждый вечер будет попадаться уютный стожок. Я распечатал свёрток с пайком. Сохранёнки, сухари, сахар. Открыл одну банку, съел содержимое, стараясь не спешить. Остальное убрал в самодельный вещмешок, проверил самострел и побрёл, поёживаясь и стараясь согреться движением. Опять шёл целый день. Было время подумать. Правильно ли я поступил, что сбежал? Конечно! Я должен выручить Дарю. Если я вдруг не успею и её увезут в Маньчжурию? Тем хуже для Маньчжурии. Сдохну, а Дарину - найду! А если... Нет, даже представить страшно. Но если она там умрёт или её там искалечат? Пойду по трупам! По маньчжурским. И виновным глотки лично перегрызу! Ёшки-матрёшки, даже затрясло от ярости. А ведь ещё смерть тёти Светы. И мама с папой. Пусть мы не очень ладили последнее время, но они же Мама и Папа. И бабушка с дедушкой.. Не знаю - что с ними. Живы или нет? Но выясню, рано или поздно. Они хоть взрослые люди. А сестрёнка... Придётся заменить ей и мать, и отца. Ладно, в сторону чувства. Вечер скоро.

На ночь пришлось углубиться в лес. Чаща показалась мне достаточно глухой для ночлега, но надо как-то согреться и обсушиться. Лес пропитан сыростью и костёр не разведёшь - если только тяжёлым топливом дрова поливать. Но у меня топлива ни капли нет. В сумерках нашёл большую ель, с густыми нижними ветками. Пришлось потрудиться, чтобы с помощью валежин прижать концы ветвей к земле. Получился этакий недошалаш. Забрался туда, нагрёб в кучу сравнительно сухих опавших иголок, сделал подобие гнезда. Размотал свой "вещмешок", поел, сложил пожитки к стволу, а сам накинул водительский кафтан вместо одеяла. Пусть он тоже мокрый, но хоть как-то остановит утечку тепла. М-да... Болезни суставов в старости мне обеспечены. Если, конечно, я доживу до этой самой старости. Снились кошмары. Не помню - что именно, но было очень страшно. Так страшно, что я проснулся с самострелом в одервеневших руках, целившимся во тьму. Палец судорожно жал на спуск снова и снова. Ох, задница Чернобога! Хорошо ещё, что поставил на предохранитель. Долго лежал с закрытыми глазами, слушая ночной лес. Диких зверей не боялся - война надёжно разогнала их отсюда. Если не ошибся с направлением, то до Рогова мне добираться ещё несколько дней. Но дальше идут населённые места, где наверняка есть маньчжуры. Это хреново. Погони я уже опасался меньше, ведь дожди достаточно хорошо скрыли мои следы. Даже если найдут грузовоз, то понять - куда я отправился, будет сложно.

Я шёл уже четвёртый день. Утром доел паёк. Бережливо глотнул из фляжки. Только сегодня додумался, что если меня поймают в маньчжурской робе, то расстреляют на месте. Надо срочно менять оперение, блин. Рассовал обоймы по карманам, повесил самострел на шею. Свой зэковский армяк и штаны оставил под деревом. На улице второй день уже не моросило, хотя ясной погоды пока ждать и не приходилось. Брёл по лесу, пока не вышел к поляне. Затаился в кустах и стал наблюдать. На поляне лежали укладки деловой древесины, почти в середине был погасший большой костёр, в котором раньше сжигали ветки. На краю поляны стоял сарайчик на колёсах. Это же делянка лесорубов! Судя по тому, что дымом не пахнет - делянка заброшена довольно давно. Признаков человека тоже не видно. Я осторожно, крадучись обошёл по краю леса всю поляну. Никого. Следы машин успели оплыть и порасти мелкой травкой. Похоже, что делянка брошена вскоре после начала войны. Это удача. И ещё какая! Раз за всё время сюда никто не пожаловал, то можно считать, что об этом месте все забыли. Я настороженно прошлёпал к сарайчику. На ступеньках лесенки лежал слой опавших листьев. Значит никто тут не ходил. Дверь подалась с лёгким скрипом. Когда глаза привыкли к сумраку, я стал осматриваться внутри.