Солнце отца
Шрифт:
Подумав об этом, Магни вспомнил, где находятся, и замер, изучая тьму за деревьями. Если на них нападут во время…
Сольвейг тоже замерла.
— Что-то видишь? — спросила она шепотом.
— Нет. — Магни вгляделся пристальнее, но увидел только темноту за пределами света их маленького факела. — Мне неспокойно.
— Если они следуют за нами, они следуют за светом. У нас будет время одеться и добежать до лагеря, если будет атака, но они не найдут нас здесь. — Она подняла факел и затушила его, ткнув в грязь. Темнота поглотила их. Магни почувствовал ее руки
Все еще одетый в бриджи, правда, спущенные до бедер, Магни потянулся к обнаженному телу Сольвейг и уложил ее на мех. В его фантазиях он видел ее полностью, когда овладевал ею впервые, видел, как удовольствие отражается на ее лице, но он мог сделать это и в полной темноте. Она заполняла все его чувства.
Его губы нашли ее губы в темноте, и в это раз она точно знала, что делать. Сольвейг открыла рот, их языки встретились. Она обхватила Магни руками и прижалась к нему, приподнявшись и встав на одно колено, а другой ногой прижавшись к его бедру. Сольвейг подвинулась еще — и прижалась к его плоти своей, и теперь только ткань его расстегнутых бриджей разделяла их.
Сольвейг оседлала его — и смешок, который он намеревался издать, превратился в сдавленный стон. Магни приподнял свои бедра и разорвал поцелуй, пытаясь создать между ними немного пространства.
— Ты слишком торопишься. Дело не только в соединении тел. Можно почувствовать гораздо больше, если не торопиться.
— Я хочу почувствовать.
— Ты почувствуешь, я обещаю. Позволь мне вести. Я знаю, что делать.
Она выдохнула.
— И как много?
Он понял, хоть и хотел бы не понять.
— Разве это разговор для такого момента, Сольвейг? Ты правда хочешь знать?
Она не ответила.
— Я мог бы быть только с тобой. С самого начала. Я не был ни с кем с тех пор, как ты дала мне надежду.
Еще один вздох; дыхание коснулось его лица.
— Это было несколько недель назад.
— Да. Но прошли годы с момента, как я сказал тебе, что чувствую, до момента, как ты дала мне надежду.
Надеясь вернуться к тому, на чем они остановились, Магни потянулся к Сольвейг и коснулся носом ее носа.
— Может, мы поговорим об этом позже?
Он почувствовал ее кивок и поцеловал ее снова, пока она не придумала еще чего-нибудь, что могло бы превратить момент любви в битву.
Пока он целовал ее, он раздумывал. Ясное дело, они не могли заняться любовью, как люди их народа, не здесь, не в лесах Франкии. Рано или поздно нервозность Сольвейг заставит ее бороться, так что лучше целовать ее, пока ощущение не заставят ее тело отвлечься. Так что он продолжал удерживать ее губы своими и наслаждаться ее вкусом, пока Сольвейг не успокоилась. Сегодня, в их первый раз, все должно быть красиво и неторопливо, хоть, может быть, и не так страстно.
Он мог бы показать ей, какие точки ее тела могут доставить удовольствие, касаться ее, пока она не будет готова его принять. Сольвейг была готова — мысленно, и все же одновременно нет. У Магни раньше были девственницы, и все они чувствовали
Когда Магни скользнул руками вверх по ее телу и обхватил ладонями ее грудь, все его разумные мысли исчезли. Его мечта исполнялась прямо сейчас. Сольвейг выдохнула ему в рот и выгнулась, и в этом движении не было страха. Он сжал пальцами ее сосок, и тот затвердел. Ее руки сжались сильнее, и бедро скользнуло по его боку. Боги!
А потом ее рука скользнула по его спине, в его бриджи и сжала его ягодицу. Эта прекрасная, возбуждающая женщина в его объятьях уж точно не была наивной.
А была ли она девственницей? Могло ли это все быть только инстинктом?
Она была взрослой женщиной и уже давно. Она ничего не обещала ему и даже сейчас не дала никакого обещания. Если она и была с мужчинами, это было ее право. Незамужняя женщина, родившая ребенка, могла стать поводом для сплетен, но обычно женщины были так же свободны в своих удовольствиях, как и мужчины. Но сама мысль об этом заставила кровь Магни закипеть. Если она не была девственницей, то позволила ему так думать. Она позволила ему думать — верить, что не принадлежала никому.
Он разорвал поцелуй, подняв голову и отпуская ее грудь, чтобы опереться на руку.
— Магни? — Лица Сольвейг видно не было, но голос срывался и звучал изумленно.
Нет. Он знал бы, если бы она с кем-то была. Как она знала о нем. Люди бы говорили. Весь их мир считал их предназначенными друг другу с колыбели.
Но он ожидал от нее смущения и сомнений. Почему? Она никогда не смущалась рядом с ним. И сегодня именно Сольвейг настояла на том, чтобы они остались вместе. Он не соблазнял ее, это она его соблазнила. Но было ли это потому что она доверяла ему или потому что она знала, что случится?
— Я не причиню тебе боли, — сказал он, как будто она ждала этого ответа, и так, будто по ее ответу он мог бы что-нибудь понять.
Ее рука скользнула выше и погладила его бороду.
— Я знаю, что будет больно. Все девочки об этом постоянно говорили. Но я не боюсь.
Конечно, она была девушкой. Как он мог малодушно думать, что она солгала, и ревновать, когда сам ни в чем себя не ограничивал.
— Я люблю тебя.
— И я тебя, — он слышал в ее голосе улыбку. — Ты потрогаешь меня снова, как только что трогал?
— Я буду трогать тебя везде, — сказал он, и вернулся и к поцелую, и к прикосновению.
Она отвечала на каждое его прикосновение так, будто с кончиков его пальцев срывались молнии. Он освободил себя из хватки ее бедер и подвинулся так, чтобы ее тело оказалось перед ним открытым для изучения. Магни не видел Сольвейг, но очень хорошо помнил, как выглядит ее прекрасное тело. Каждый дюйм — кроме того немногого, что скрывалось меж ее бедер. Она вздрогнула и выдохнула, легко застонав; ее грудь трепетала в его руках. Наконец Сольвейг оторвалась от его губ и втянула в себя воздух, еще и еще, пока не наполнились легкие.