Солнце отца
Шрифт:
И вот она начала исследовать их поцелуй, узнавать его. Ее руки забрались в его волосы. Нога просунулась меж его бедер. Язык нашел язык Магни и лизнул его краешек — и все в нем, начиная от сердца и живота и заканчивая плотью, сжалось и содрогнулось. Понимает ли она, что это такое твердое уперлось ей в бедра?
— Сольвейг, — выдохнул он, отворачиваясь, чтобы вдохнуть воздуха и, может быть, немного прийти в себя. Та часть разума Магни, которая должна была оставаться настороже, совсем забыла о своей миссии. — Скажи мне, чего ты хочешь.
Ее
— Скажи мне, — настойчиво повторил он, легко целуя уголок ее совершенного, сладкого рта.
— Я хочу все.
Ответ заставил Магни улыбнуться.
— Все? Весь мир? Прямо сейчас?
Она вернула улыбку.
— Покажи мне, Магни.
— Скажи мне снова.
Она приподнялась на цыпочки и потерлась щекой о его бороду.
— Я люблю тебя.
Он давно знал, что это так, даже дольше, чем она сама. Но эти слова все равно проникли в него.
— И я тебя люблю.
Рядом хрустнул сучок, и они оба обернулись на звук. Рука Сольвейг скользнула к рукоятке меча, а Магни разжал объятья, чтобы поднять с земли топор.
Хавард и Торстен прошли мимо, патрулируя местность. Они ограничились кивками в знак приветствия, но широкие ухмылки сказали, что часть зрелища эти двое не упустили.
Они прошли мимо, и Магни и Сольвейг все стояли рядом и наблюдали, пока патруль не скрылся из виду.
Река сверкала между деревьями длинными полосами красного света. День умирал. Магни не знал точно, чего именно хочет Сольвейг, здесь, в лесу, но они были слишком далеко от лагеря и слишком близко к реке, чтобы чувствовать себя в безопасности ночью.
— Нам нужно вернуться в лагерь. — Он взял ее за руку.
Она высвободилась.
— Нет! Я не хочу… Я не хочу проводить еще одну ночь с родителями и Хоконом. Я хочу узнать, Магни. Я хочу почувствовать. Я не хочу ждать.
И он не хотел. Он ждал всю свою жизнь и сейчас не хотел терять ни одной секунды, но желание не могло изменить реальность, и один из них должен был думать не только о желании.
— Здесь небезопасно. Не в темноте.
Сольвейг повернула голову и изучила темнеющий лес.
— Тогда ближе к лагерю. Но чтобы мы оставались одни. Я не хочу быть… с другими.
— Я тоже. — Он протянул руку; может, если она сама возьмет его за руку, то не отпустит так быстро. — Если ты на самом деле этого хочешь, мы найдем место.
Она вложила свою руку в его. Магни сжал пальцы вокруг ее ладони и повел ее обратно к лагерю.
— oOo~
Его отец не особенно удивился, хоть и проявил живой интерес, когда Магни собрал свою подстилку, но только предупредил их обоих не уходить далеко от костра.
Они взяли факел и вскоре отыскали место меж поваленных небольших деревьев, где земля была покрыта мхом. Лагерь был достаточно близко, чтобы видеть
Сольвейг стояла у деревьев, пока Магни расстилал шкуру на мху. Когда он протянул ей руку, она оглянулась через плечо, на лагерь.
Может, это неправильно — делать это здесь. Посреди леса, в чужой стране, когда враг может рыскать в темноте. Точно неправильно.
— Мы можем подождать, Сольвейг. Пока не вернемся домой.
Она повернулась к Магни лицом.
— У нас разные дома.
— Может быть один. Оставайся в Гетланде со мной, когда мы вернемся.
По тому, как изменилось выражение ее лица, Магни понял, что она не задумывалась о настолько далеком будущем, о том, как изменится их жизнь, когда они станут парой. Она видела только путь, который не знала, который ее пугал — и Магни сейчас воздвигал перед ней первое препятствие.
— Или я могу поехать с тобой в Карлсу. Но надо подождать.
— Нет. — Она вползла в их убежище под сенью деревьев и подобралась так близко, что едва не наступила Магни на ногу. — Нет.
Руки Сольвейг пробрались под его тунику к его животу. О, боги, как же это было хорошо. Его мышцы напряглись, а плоть стала еще тверже.
Она заметила. Взгляд Сольвейг скользнул ниже по его животу и вернулся обратно. Улыбка расцвела на ее лице.
— Мое прикосновение делает с тобой такое?
Магни кивнул. Он стал мужчиной во всех смыслах слова еще в четырнадцать лет. Он хранил свое сердце для Сольвейг, но когда однажды, еще в Карлсе, она призналась, что не будет ни с кем, пока не станет легендой, освободил свое тело для удовольствий. Женщины находили его привлекательным, и он был сыном ярла, так что в прошедшие пять лет от девушек не было отбоя — как и от женщин, которые готовы были его согреть или научить.
И теперь он был как никогда рад этому, потому что знал, что может показать Сольвейг то, чего она хочет. Ей будет хорошо с ним, потому что он знает, что делать.
Более того, он теперь понимал и пределы своего тела. В его груди колотилось бешено сердце. Предаваться плотским утехам с любимой — это было для него так же ново, как и для нее. Его тело отзывалось на ее прикосновения, и это не был трепет или физическое наслаждение. Это была любовь. Будто в его душу ударяла молния.
Он потянул тунику вверх и, сняв, отбросил на шкуру у ног.
Руки Сольвейг скользнули выше, гладя мышцы его груди. Пока она исследовала его тело, он сосредоточился на том, чтобы освободить от одежды ее.
Он расшнуровал ее нагрудник, и она оставила свое бережное изучение, чтобы помочь ему освободить ее от одежды. И когда Сольвейг разделась полностью, то отвела его руки, чтобы теперь он смог раздеться. Сольвейг снимала каждую часть одежды легко, так, будто готовилась отойти ко сну, несмотря на то, что сейчас они скорее всего остались бы в одежде.