Солнце отца

Фанетти Сьюзен

— Ты ранен?

— Не больше, чем раньше. — Он провел рукой по открытой ране на щеке. От его ухмылки она раскрылась. — Но у меня наконец-то останется шрам.

Она рассмеялась, и как только начала, уже не могла остановиться. Вскоре к ней присоединился Магни, и они стояли на холме над великой рекой франков и смеялись, пока не заболели животы.

Леиф подошел к ним, его лицо было похоже на маску, такую же окровавленную, как у его сына.

— Хватит. Мы еще не закончили. — Он кивнул в сторону реки.

Сольвейг и Магни опомнились и повернулись

посмотреть. На том берегу стояли строем воины.

Она огляделась вокруг и постаралась понять, скольких они потеряли в этой битве. Но потери, если и были, были совсем малы.

Ее отец, мать и брат были залиты кровью, но, по-видимому, целы и невредимы, и сейчас шли к ним. Обращаясь к Леифу, ее отец сказал:

— Они готовы. Переправимся и сразимся?

Леиф кивнул, а затем резко оборвал себя.

— Подожди. — Он повернул голову, оглядывая их компанию. Налетчики уже добивали раненых солдат и обирали трупы. — СТРОЙ! — крикнул он вдруг.

Сольвейг не поняла, но повиновалась, как и все они, и вскоре налетчики выстроились в две шеренги поперек поросшего травой холма над рекой. Чуть ниже этого небольшого возвышения их ждали четыре больших корабля со свернутыми парусами.

Казалось, поняв, что имел в виду Леиф, отец Сольвейг стукнул топорами друг о друга. Ее мать подняла свой щит и ударила по нему клинком с Оком Бога. Хокон тоже застучал мечом по своему щиту, и этот ритм прокатился по рядам.

Сольвейг, Магни и Леиф присоединились к остальным, и вскоре сотни раскатов грома наполнили воздух. На другом берегу реки шеренга воинов начала колебаться.

Ее отец, и мать, и Леиф, все вместе сделали шаг вперед. Остальные последовали за ними. И вот уже сотни налетчиков выступили как один, направляясь к реке, к своим огромным кораблям, неся с собой гром Тора с каждым шагом.

К тому времени, когда налетчики добрались до воды, холм на дальнем берегу был пуст. Воины бежали.

— оОо~

Сольвейг и Магни стояли на высоком холме вместе со своими родителями и ее братом. Никто не произнес ни слова. Голоса смолкли, когда перед налетчиками открылся вид.

Париж.

Ее разум не соглашался с ее глазами. То, что она увидела, никак не могло быть реальным.

Сколько людей жило в таком большом месте? Тысячи и тысячи, конечно. Карлса была приютом почти для двух тысяч душ, и она казалась ничем в сравнении с Парижем. Гетланд был в четыре раза больше Карлсы, и он казался ничеи в сравнении с Парижем.

Десятки тысяч? Сотни тысяч? Могло ли оказаться так много людей в одном месте?

Это был не город. Это был целый мир.

Мир ее дома был мал, она это знала. Карлса процветала, потому что поколения налетчиков каждый год привозили домой огромные богатства из далеких земель, но она было очень далеко на севере, с зимами, которые длились большую часть года, и ветрами, которые дули с убийственной суровостью в самые мрачные дни. Только самые преданные люди называли это место своим домом.

Гетланд, расположенный гораздо

южнее и ближе к этим далеким землям, был самым большим миром, который она знала. Для нее он всегда был огромным. Даже Меркурия в Англии, с ее многочисленными городами и замками, показалась ей меньше во время той единственной поездки, потому что в Меркурии людям было не так тесно, как в Гетланде.

Но это… сам город казался больше, чем все владения Карлсы, вплоть до ее границ. Это не могло быть правдой, но смятенный разум Сольвейг никак не мог отделаться от этой мысли. Этот город был больше, чем весь ее мир.

Предатель, Омори, сказал правду, хотя и не полностью. Город был хорошо защищен, окруженный не одной стеной и даже не двумя, а тремя, одна внутри другой, каждая из которых во много раз превышала рост человека, и была выше предыдущей.

Даже река была надежно защищена — через воду был перекинут огромный каменный мост. Не было бы никакой возможности сжечь его дотла, а пройти под ним означало бы нечто большее, чем дождь стрел. Она слышала истории о валунах и — что еще хуже — кипящем масле, выливаемом со стен на налетчиков внизу. Конечно, франки, настолько боящиеся потерять свои земли, что построили три стены, умели всем этим пользоваться.

Но в центре, на острове прямо посреди реки, находился дом их бога — и наверняка замок и король. Защищенный мощным мостом и третьей каменной стеной, которая казалась высотой в несколько миль.

Если были они шли по реке и прошли бы под этим мостом, им пришлось бы иметь дело только с одной стеной. Самой высокой — слишком высокой, чтобы взобраться на нее. Но там были ворота, а ворота можно было сломать, независимо от того, насколько хорошо они были укреплены. Сольвейг не видела другого возможного пути: они должны были доплыть до этого острова и пробить эти огромные врата.

— Нас мало, — пробормотал Магни рядом с ней. — С нами нет и пятисот воинов.

— Не каждый человек в Париже — солдат, — возразила Сольвейг. Она хотела сражаться, она нуждалась в битве. Это был Париж. Париж. Ее судьба. Она знала это.

Она совершит набег на Париж вместе с Магни. Они завоюют этот великий город, и тогда она сможет вернуться домой и выйти за него замуж. После того, как они возьмут Париж, и она покажет, чего стоит.

— Мы знаем франкских солдат. Они нам не ровня, — голос Хокона был похож на рычание.

В последнее время они с братом редко сходились во мнениях. Вот уже много лет он держался отстраненно и постоянно препирался с ней. Но он, казалось, хотел взять Париж так же сильно, как и она.

— Я думаю, что Магни прав, — сказала ее мать. — Даже если только часть жителей этого места — воины, их будет гораздо больше, чем нас.

— Нам нужно войско, — согласился Леиф. — Возможно, Магни был прав, когда говорил о том, чтобы к нам присоединились Гуннар и Толлак.

— Мы не можем снова повернуть назад! — запротестовал Хокон, выразив эмоции, которые испытывала сама Сольвейг.