Солнце сквозь снег
Шрифт:
На мгновение Люсия замерла, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Она была потрясена этим всплеском страсти и нежности. Этого она ожидала от Гая меньше всего — что он захочет с ней помириться после того, что выслушал вчера ночью. Его прикосновения казались ей омерзительными. Хотя она прожила с ним шестнадцать лет, он казался ей чужим, посторонним мужчиной, который пытается чуть ли не силой овладеть ею. Она вся без остатка, душой и телом, принадлежала Чарльзу Грину.
— Перестань ко мне прикасаться, я не хочу… Не хочу! — в отчаянии закричала она.
Гай смертельно побледнел, и страсть в его глазах погасла. Он был уверен, что Люсия раскается, бросится ему на шею, станет благодарить за великодушие, за то, что он дал ей шанс вернуться к прежней жизни. А вместо этого… Боже, какая неблагодарность! Какая вопиющая неблагодарность! Его тщеславие было уязвлено сверх всякой меры.
— Прекрасно, — сказал он сдавленным от эмоций голосом. — Раз так, больше нам не о чем говорить.
Люсия истерически расхохоталась.
— Ты же пытался уговорить меня вернуться не потому, что любишь меня. Ты никого не любишь, кроме себя! Ты сделал это даже не ради детей, потому тебе и на них наплевать. Ты просто боишься того, что скажут люди — твои партнеры по бизнесу, приятели, их жены — или как в свете отнесутся к тому, что я от тебя ушла. Ты хочешь заполучить меня обратно как привычную вещь, украденную из твоего дома. Тебе не нужны, ни моя дружба, ни моя любовь, так ведь, Гай?
— Я достаточно уже наслушался подобной чепухи вчера!
Люсия поплотнее запахнула халат, глаза ее сверкали.
— Ладно, докажи, что ты хороший отец! Я останусь с тобой — ради дочерей, но только если ты больше никогда не будешь приходить ко мне в спальню! Только на этом условии! Я согласна на компромисс. Ты отказываешься от близости со мной, а я отказываюсь от Чарльза! Мы квиты! Я готова вернуться, но не на твоих условиях — на равных!
Минуту царило молчание. Люсия не отрываясь смотрела на мужа, ожидая его ответа, чувствуя, что вся ее жизнь зависит от того, что он сейчас скажет. Если он согласится на ее условие — прощай Чарльз, если же нет — ей придется распрощаться с детьми. Как бы ни обернулось дело, в любом случае сердце ее будет разбито.
Наконец Гай откашлялся и заговорил:
— Я нахожу непревзойденной наглостью с твоей стороны выставлять мне какие-либо условия в подобной ситуации, моя дражайшая Люси. И если ты считаешь, что нужна мне только в качестве украшения интерьера, то ты чертовски ошибаешься.
Трагический момент миновал. Она поняла, что все кончено.
— Так я и думала. Тебе дела нет ни до детей, ни до моих чувств. Ты как был тупым самодовольным собственником, так им и остался.
Гай направился к двери.
— Больше мне нечего тебе сказать, кроме того, что сегодня же ты уедешь из моего дома, а я свяжусь с тобой через адвокатов.
Глава 4
1
Миссис Флоренс Грин принадлежала к тем женщинам, которые ни за что не станут завтракать в постели, если только не больны. В свои шестьдесят четыре она оставалась по-прежнему энергичной и деятельной, у нее было множество различных интересов в жизни, и именно это, как она часто говорила Чарльзу, позволяло ей чувствовать себя молодой. Это и еще ее единственный, безоглядно обожаемый сын.
Когда-то Флоренс точно так же относилась к его отцу Эдуарду. Она была еще довольно молодой женщиной, когда майор Грин скончался от ран во время Первой мировой войны. Он был прекрасным человеком и мужем, с которым у нее всегда сохранялись самые нежные отношения. Потеря подкосила ее, она так и не оправилась до конца от этого удара. Но Эдуард продолжал жить для нее в их сыне. Чарльз унаследовал все лучшее от отца. Внешностью он, правда, пошел больше в материнскую линию, но душевный склад у него был отцовский — то же непобедимое чувство юмора, миролюбивый нрав и незаурядный ум.
Когда Чарльз уезжал за границу, он всегда писал оттуда матери, когда был в Лондоне, не забывал уделять ей время и часто водил куда-нибудь развеяться или приглашал на свои домашние вечеринки. Флоренс знала, что сын гордится ею. Она отлично сохранилась: стройная, как в юности, фигура, тонкая талия, белоснежно-седые волосы всегда аккуратно уложены. А глаза у нее были как у Чарльза — яркие, карие, веселые.
Тем утром она закончила свой туалет и спустилась в столовую.
Кейт, служанка, внесла и поставила на столик у стены поднос с завтраком, накрытый салфеткой, и серебряный антикварный кофейник.
Через пять минут появился Чарльз. Флоренс с удивлением отметила, что сегодня мальчик какой-то задумчивый и печальный. Он показался ей бледнее обычного, что ее слегка встревожило. Конечно, в Лондоне стоит ужасная жара, а он много работает… Нет, определенно что-то случилось: он даже не подошел к ней, чтобы поцеловать в щеку, как у них было заведено, а сразу направился к подносу.
— Сегодня на завтрак почки, дорогой, — весело сообщила Флоренс. — Как ты любишь.
— Нет, спасибо, что-то я не хочу есть, — сказал Чарльз и сел за стол с одной только чашкой кофе.
Миссис Грин приподняла бровь.
— Печень пошаливает, милый? — спросила она с легкой улыбкой. — Ты вчера поздно вернулся. Может, рассольчику?
Он сосредоточенно мешал ложечкой кофе в чашке.
— Нет, все в порядке. Просто аппетит пропал.
Мать не стала больше ни о чем спрашивать. Она знала — лучше подождать, пока он все расскажет сам.
Наконец Чарльз поднял взгляд от чашки кофе.
— Мне надо тебе кое-что сказать… Даже не знаю, с чего начать. Я так боюсь тебя расстроить…
Сердце у миссис Грин застучало быстрее. На минуту ее охватила паника. Еще до того, как он произнес эти слова, она каким-то шестым чувством угадала, что здесь замешана женщина… Скоро что-то произойдет, скоро будет положен конец их мирной счастливой жизни, которой они наслаждались двадцать три года.
— Что случилось, Чарльз? — спросила она тихо.
— Я давно уже собирался тебе все рассказать, мама, — начал он. — Но раньше не мог, потому что дело касается не только меня. Собственно, еще и рассказывать было нечего, я не хотел раньше времени тебя волновать. Однако теперь обстоятельства изменились, и пора во всем признаться. Только прошу, не надо расстраиваться. Это для меня главное.